Последняя загадка - Иванов Андрей Спартакович (книги бесплатно TXT) 📗

Попов-Белоцерковский перевел дыхание. Зал с интересом слушал рассуждения мастера об искусстве.

– Итак, что же такое «новый театр»? – продолжил Попов-Белоцерковский. – Это прежде всего новое видение, новые слова и новые ощущения. Пьеса «Пьеса» поставлена по мотивам поэмы Брюсова «О, закрой свои бледные ноги!». Почему мы взяли именно это произведение, отвергнув десятки других? Потому что оно идеально отвечает концепции «нового театра». Сейчас у вас будет возможность в этом убедиться.

Закончив речь, Попов-Белоцерковский направился за кулисы. Публика проводила режиссера аплодисментами. Когда они смолкли, раздался негромкий колокольный звон. Зазвучала фонограмма спектакля.

Занавес поднялся. Зрители увидели на сцене стоявший на возвышении гроб, в котором лежал человек. За гробом, выстроившись в шеренгу, стояли одетые в черное артисты. Колокольный звон становился громче и громче, пока не оборвался на одном из ударов. Сцена погрузилась в тишину, продолжавшуюся несколько минут. Сначала зал наблюдал за происходившим затаив дыхание. Однако постепенно зрители стали перешептываться и переглядываться. В зале начали кашлять. На сцене по-прежнему ничего не происходило. Перешептывание и кашель публики нарастали. Но вдруг зал снова замер.

Человек, лежавший в гробу, встал и взглянул на зрителей. В таком положении он находился с полминуты, пока вновь не раздался колокольный звон. Тогда артист всплеснул руками и заговорил.

– О, закрой свои бледные ноги! – услышали зрители.

Сразу после этих слов заиграла громкая веселая музыка, и все находившиеся на сцене артисты пустились в пляс. Это продолжалось минут шесть или семь, пока не опустился занавес. В зале зажегся свет. Публика не сразу поняла, что действие спектакля закончилось. Наконец в зале раздались сначала робкие, а затем энергичные аплодисменты. Громче всех аплодировали поклонницы Попова-Белоцерковского.

– Браво! – кричали они. – Бис!

Занавес вновь поднялся, режиссер и артисты вышли на поклон.

Часть публики была разочарована тем, что спектакль оказался таким коротким, но многих в зале это обрадовало.

– Краткость – сестра таланта, – удовлетворенно произнес Мухомор.

Мысль о том, что впереди банкет, приятно согревала подполковника.

– Я бы поставил две скульптуры на сцене, – сказал Потифоров Баранову, – справа и слева от гроба.

– Не уверен, что этот спектакль можно показывать посетителям «Титаника», – заметил заместитель директора казино. – Слишком сложно.

– Публику надо воспитывать, – отреагировал Потифоров.

Журналист Епифанов опоздал к началу представления, он появился в зале, когда артисты вышли на поклон. Заметив знакомую журналистку Надежду Ермолаеву, Епифанов сел рядом с ней. Надежда Ермолаева, женщина лет тридцати пяти, обладала бойким характером и неистощимой энергией. Высокая худая особа с острым лицом, который украшал нос с горбинкой, она писала о светской жизни Петербурга, часто бывала в модных клубах и посещала театральные премьеры.

– Что здесь было, Надя? – спросил коллегу Епифанов.

– Спектакль только что закончился.

– Значит, я опоздал?

– Ты пришел вовремя, сейчас будет фуршет.

Публика высыпала из зала в фойе, где уже рядами стояли столы с выпивкой и закуской. Зрители с энтузиазмом приступили к уничтожению предложенных угощений. Особенно усердствовали студенты Театральной академии. Не отставали от студентов и журналисты. Епифанов ухаживал за Ермолаевой, накладывая в ее тарелку бутерброды и салаты.

– Надя, о чем был спектакль? – спросил он.

– Зачем тебе это знать?

– Хочу сделать материал.

Ермолаева пожала плечами:

– Думаю, на твой вопрос не сможет ответить ни кто, включая артистов.

В центре внимания был Попов-Белоцерковский. Он стоял возле одного из столов в окружении поклонниц, выслушивая комплименты зрителей, время от времени пожимавших ему руку.

Негромко звучала музыка, шелестели разговоры, произносились тосты. Вечер шел своим чередом. Вдруг в фойе вбежала взъерошенная помощница режиссера Вика. Увидев Попова-Белоцерков-ского, Вика бросилась к нему.

– Леонид Аркадьевич, пропали все подарки спонсоров! – закричала девушка.

– Как пропали? – отреагировал режиссер.

– Они лежали в гримерке, я ее лично заперла, а сейчас, когда вошла туда, увидела один только кактус.

Попов-Белоцерковский задумался.

– У кого-нибудь еще был ключ от гримерки? – спросил режиссер.

– Был у Заславского.

– А где Заславский?

Только сейчас Попов-Белоцерковский, Вика и другие участники театра «Театр» заметили, что рядом нет их продюсера. Поиски его в зале и за кулисами ни к чему не привели. Вахтерша, сидевшая на служебном входе Дворца молодежи, рассказала, что видела, как полчаса назад солидный мужчина в очках руководил погрузкой в микроавтобус каких-то коробок, после чего сам сел в машину рядом с водителем и уехал.

22

На следующий день буржуйка, изготовленная свояком бомжа Петровича, была доставлена в Двенадцатое отделение. Оперативники отнесли ее в кабинет Соловца, где было больше всего свободного места. Встав вокруг печки, милиционеры начали обсуждать ее достоинства и недостатки. Затем они продемонстрировали буржуйку Мухомору, заглянувшему в кабинет майора.

– Хорошая штука, – произнес подполковник. – У меня у бабки в деревне такая стояла. Она рассказывала, что осталась с войны.

– Думаю, нам буржуйка не понадобится, – сказал Соловец.

– Это почему?

– Синоптики обещают потепление.

– Они его уже вторую неделю обещают, – заметил Ларин.

– Когда наконец у нас топить начнут? – вздохнул Дукалис.

– Боюсь, не скоро, – сказал Волков. – Я вчера звонил на станцию, авария еще не ликвидирована.

– Черт-те что, – покачал головой Мухомор. – Вот что, отнесите печку ко мне в кабинет и затопите. Я сейчас еду в Управление, когда вернусь, начнем оперативное совещание. Хоть единственный раз посовещаемся в тепле.

Оперативники приступили к выполнению задания. Печка была доставлена в кабинет Петренко.

– Чем будем топить? – обратился к коллегам Дукалис.

Оперативники задумались.

– Может, книгами? – предложил Волков.

– Какими? – спросил Ларин.

– В нашем кабинете в шкафу полно всякого хлама.

– Скажи еще, квартальными отчетами из шкафа Мухомора, – отреагировал Соловец.

– В супермаркете на Большом дрова для мангалов продаются, – сказал Волков.

– Точно! – воскликнул Дукалис.

– Сколько стоят? – спросил Соловец.

– Не знаю.

– Сколько бы ни стоили, я не хочу за свои деньги кабинет начальства отапливать, – заявил Ларин.

– Андрей прав, – согласился Волков.

– Плохо дело, – сделал вывод Соловец.

– Зря мы газеты старые выбрасывали, – вздохнул Дукалис.

Милиционеры приуныли.

– Мужики! – вдруг воскликнул Ларин.

– Что?

– У нас же в коридоре мебель стоит, которая осталась после того, как Петренко стулья из Белоруссии получил!

Оперативники поняли мысль коллеги.

– Мебель для растопки использовать нельзя, – возразил Соловец.

– Почему, Георгич?

– Не для того ее нам выдавали.

– Она все равно на слом пойдет, ставить-то ее не куда.

– Андрюха прав, – поддержал коллегу Дукалис.

– Конечно, прав. Она в коридоре только место занимает, – сказал Волков.

Соловец наморщил лоб.

– Ладно, – согласился майор. – Если что, сами будете отвечать. Толян, иди в хозяйственную часть, попроси пилу и топор.

– Сейчас сделаем.

Через пятнадцать минут оперативники приступили к распилке мебели. Стулья и столы, стоявшие в коридоре, вскоре превратились в стопку дров, сложенных возле стены в кабинете Мухомора.

– Порядок, – сказал Волков.

– Хватит до конца зимы, – произнес Дукалис.

– А если отопление подключат, то и на следующую зиму останется, – заметил Ларин.

– Можно затапливать, – резюмировал Соловец.

– Растапливать печь – целое искусство, – сказал Дукалис.