Операция «Сострадание» - Незнанский Фридрих Евсеевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
Однако внезапную неприязнь подруг оказалось перенести легче, чем нежданно-негаданную приязнь, которую вдруг активно стал проявлять к Белле Роберт Арташесович, начальник отдела. Будучи стихийной противницей теории Дарвина, Белла не соглашалась верить в то, что человек произошел от обезьяны, предпочитая гипотезы сверхъестественного или инопланетного происхождения человечества; но вот что касается Роберта Арташесовича, здесь ничего не попишешь – его предком был очевидный орангутан. Вырви из учебника зоологии листок с изображением орангутана и поставь его рядом с фотографией Роберта Арташесовича – ни дать ни взять фамильная портретная галерея... Так вот, этот пылкий выходец из джунглей не давал Белле прохода, после того как ее носик приобрел нормальные размеры и форму. Он без надобности подзывал девушку к своему столу. Он подкарауливал ее после работы. Он донимал ее вопросом, что она делает в выходные. Он подпрыгивал, размахивал длинными волосатыми верхними конечностями и с громким уханьем бил себя в грудь... нет, конечно, этого он пока не делал, но страсть его приобретала такие термоядерные масштабы, что, честное слово, уже и до вышеописанного проявления чувств было недалеко.
И Белла не выдержала. Она снова побежала в клинику Великанова – с самой необычной просьбой, которую ему когда-либо предъявляли: вернуть ей обратно ее большой горбатый нос. Пусть другие будут красавицами, ей это не подходит! У нее из-за красивого носа вся жизнь наперекосяк.
Белле удивленно ответили, что таких операций они никогда не делали и делать не собираются. К качеству работы претензии есть? Нет? Ну тогда – до свидания. Живите как хотите.
На это рассерженная Белла ответила, что если хирурги не согласятся сделать все, как было, она предъявит миллион претензий к качеству их работы, сделает им небывалую антирекламу. Она знакома с основами рекламной деятельности, так что у нее получится, пусть не сомневаются. Она их по судам затаскает. Они у нее узнают, где раки зимуют!
И действительно начала исполнять угрозы: отправила свои фотки на сайт, где публикуют свидетельства неудачных пластических операций. И получила неожиданный для себя результат: публикация фотографий на странице сайта позволила ей взглянуть на то, что было, и то, что есть, как бы со стороны. И Белла поняла, что даже если весь мир ополчится против нее, она не будет возвращаться к прежнему носу...
– Ну и как же вы вышли из положения? – спросил Веня, деликатно поглядывая в лицо собеседницы. Хорошенький тонкий носик ничуть не напоминал ту уродливую горбатую часть лица, которая обращала на себя внимание на первой интернетной фотографии, делая Беллу такой трогательной и смешной. А эту очаровательную девушку, сидевшую напротив него за столиком кафе, никто не назовет смешной, даже когда она вот так, темпераментно жестикулируя, рассказывает о том, что с ней случилось. Мужчины за соседними столиками бросают взгляды на Беллу, и Веня, который очутился рядом с ней исключительно по долгу службы, чувствует, что растет в собственных глазах.
– А я и не вышла, – беспечно отвечает Белла. – Я ушла из фирмы. Полгода искала работу, зато через ярмарку вакансий получила место лучше прежнего. И зарплата больше, и, главное, меня там никто прежней не знает. Коллектив нормальный... Работаю больше года, и все в порядке. Ну а если опять придется искать новую работу – тоже не испугаюсь. Мне теперь не привыкать!
И гордо вздергивает красивый прямой носик.
Глава седьмая
За дело берется Турецкий
«Вот уйду на пенсию – так и знайте, ни за кого больше хлопотать не стану. Буду жить, как нормальный человек!» Эту фразу не единожды слышали от Михаила Олеговича Маврина в бытность его премьером подчиненные, знакомые и родные, но всерьез ее не принимали, полагая, что такое важное лицо даже на пенсии не сможет не пользоваться накопленными связями, вмешиваясь во все и вся. Однако получилось так, что Маврин сдержал свое обещание. Отбыв на заслуженный отдых, важный пенсионер честно стал вести образ жизни, приличествующий пожилому человеку, удалившемуся от дел. С удовольствием проводил время за городом. Много читал: книги, которые ранее прошли мимо него, особенно упирая на мемуары и документальную литературу. Снова, как в прежние, допремьерские, заполненные заботами годы, сблизился с женой, и их совместные поездки и долгие прогулки подарили им новый медовый месяц – спокойный медовый месяц на закате жизни... Сближения с дочерью не произошло по той причине, что Ксения всячески демонстрировала: она уже повзрослела и в папе не нуждается. А ему-то что, он не возражает! Как говорится, мне время тлеть, тебе цвести. Но все-таки немного обидно... Михаил Олегович наблюдал за дочерью издали, со стороны, удивляясь этому непонятному существу, которое сам же породил. Эх, гены, гены, как же причудливы бывают ваши комбинации! Люди рожают детей в надежде, что дети послужат их продолжением на этой земле, а дети не желают быть их продолжением, они хотят быть похожи на кого угодно, лишь бы не на родителей. Михаил Олегович не мог этого принять. Ему казалась какой-то безумной блажью и история Ксениной пластической операции, которая нужна была дочери, по его мнению, как рыбе зонтик, и – особенно – история Ксениного брака, состоявшегося в результате этой пластической операции. В его седой, с лысиной посередине голове не укладывалось, как это можно: сначала ножом кроить девушке губы, а потом целовать эти губы, зная наизусть их кровавую изнанку... Но если они, нынешние, на это способны, что же с ними поделаешь? Михаил Олегович готов был признать, что страшно старомоден, что отстал от жизни, только бы его любимая дочь была довольна. Если Ксению устраивает ее хирург – пусть с ним живет долго и счастливо.
Но долгой счастливой жизни не получилось. Хирурга убили. И только его смерть вынудила Маврина нарушить провозглашенный ранее принцип и ввязаться в нудные и долгие хлопоты, всячески напоминая знакомым и незнакомым людям, что он – не просто пенсионер, он – бывший председатель российского правительства! А что поделать? Дочь у него одна. И зять был один-единственный. Если бы Михаил Олегович пустил на самотек дело о его убийстве, он перестал бы себя уважать.
Владимир Михайлович Кудрявцев, главный прокурор страны, внутренне содрогнулся, узнав, что у него просит личного приема сам экс-премьер Михаил Олегович Маврин. Содрогнулся не потому, что они в прошлом враждовали, – наоборот, это именно Маврин порекомендовал в свое время первому лицу государства посадить в кресло главного законника страны провинциального прокурора. Однако, согласно законам человеческой психологии, напоминания о благодеяниях иногда переносятся тяжелее, чем выражения враждебности... Впрочем, Кудрявцев, разумеется, не мог отказать бывшему благодетелю в аудиенции. Таким не отказывают...
– Как же так, – с порога, едва поздоровавшись, громким голосом завел Маврин, – прошло уже с полмесяца, а дело об убийстве Великанова застыло на одном месте, ни туда ни сюда! Когда же убийство моего зятя будет раскрыто?
В ответ на кудрявцевское предложение присаживаться Маврин увесисто обрушился на стул, вызвав, как показалось, треск паркета и мебели по всему помещению. Пристально оглядев бывшего своего начальника, Владимир Михайлович не заметил признаков особенной печали по усопшему зятю. Михаил Олегович оставался все так же громогласен и настойчиво многоречив, все так же солнечно розовела его лысина, кое-как замаскированная длинными, наискось зачесанными, когда-то белокурыми, а сейчас желтовато-седыми прядями сохранившихся волос. Очень жалко выглядит эта вовсю просвечивающая лысина. Уж не пытался бы Маврин ее прикрывать, что ли, носил бы с достоинством... Но люди редко проявляют способность видеть себя со стороны. Что до Михаила Олеговича, его отродясь не заботило, как он выглядит в глазах окружающих. Окружающие обязаны были принимать его таким, каков он есть, и по мере сил подлаживаться под него.
