Глухая стена - Манкелль Хеннинг (библиотека книг .TXT) 📗
— Ты не знаешь, о чем он собирается спрашивать?
— Нет. Но я знаю, что случилось.
— Ты только не кипятись.
Валландер удивленно посмотрел на него:
— У меня что, есть привычка высказываться не по делу?
— Срываешься иной раз.
Мартинссон прав, крыть нечем.
— Я это учту. Пошли.
Они устроились в небольшой комнате для совещаний. Тернгрен поставил на стол диктофон. Мартинссон сел в сторонке.
— Вчера вечером я говорил с матерью Эвы Перссон, — начал Тернгрен. — Они решили привлечь вас к суду.
— За что?
— За жестокое обращение. Что вы на это скажете?
— Ни о каком жестоком обращении не было и речи.
— У них на сей счет другое мнение. К тому же есть моя фотография.
— Хотите знать, что произошло?
— С удовольствием послушаю вашу версию.
— Это не версия. Это правда.
— Слова против слов.
Валландер со злостью осознал всю безнадежность своей затеи. Но на попятную идти поздно. И он рассказал, как было дело. Эва Перссон неожиданно набросилась с кулаками на свою мать. Он попробовал унять девчонку, да где там, как с цепи сорвалась. Тогда он и дал ей затрещину.
— И мать, и дочь утверждают, что было иначе.
— Но произошло все именно так.
— Девочка била родную мать? Трудно поверить.
— Эва Перссон созналась в убийстве. Ситуация была стрессовая. В таких обстоятельствах случаются весьма неожиданные вещи.
— Вчера Эва Перссон сказала мне, что ее принудили сознаться.
Валландер и Мартинссон воззрились друг на друга.
— Принудили?
— Так она сказала.
— И кто же ее принудил?
— Те, кто вел допрос.
Мартинссон не выдержал.
— Это уж чересчур, черт побери! — возмутился он. — Принудительными методами мы на допросах не пользуемся.
— Так сказала Эва Перссон. Она отказалась от всех своих показаний. И утверждает, что невиновна.
Валландер пристально смотрел на Мартинссона. Тот молчал. Сам комиссар вдруг совершенно успокоился:
— Дознание еще отнюдь не закончено. Эва Перссон связана с преступлением. И ее отказ от показаний ничего в деле не меняет.
— То есть, по-вашему, она лжет?
— Этот вопрос я оставлю без ответа.
— Почему?
— Потому что дело не закрыто и я не вправе разглашать тайны следствия.
— Но вы утверждаете, что она лжет?
— Я этого не говорил. Я только рассказал, как все было.
Валландер уже видел перед собой газетные заголовки. Однако не сомневался, что действует правильно. Сколько бы Эва Перссон и ее мамаша ни хитрили, это их не спасет. Даже если вечерняя газета напечатает в их поддержку тенденциозные сентиментальные репортажи.
— Девочка очень юная, — сказал Тёрнгрен. — Она заявляет, что в эти трагические события ее втянула старшая подруга. Вам не кажется, что это наиболее вероятно? Что Эва Перссон говорит правду?
Валландер быстро прикинул, не стоит ли сообщить правду о Соне Хёкберг. Случившееся с нею пока не предано огласке. Нет, нельзя. Тем не менее это давало ему преимущество.
— Что значит «наиболее вероятно»? — спросил он.
— Что все действительно было так, как говорит Эва Перссон. Что в эту историю ее втянула старшая подруга.
— Убийство Лундберга расследуете не вы и не ваша газета. Расследованием занимаемся мы. Разумеется, никто не может помешать вам делать собственные выводы и выносить суждения. Однако реальность, возможно, окажется совсем не похожей на ваши представления. Хотя вы, понятно, не отведете ей в газете так много места.
Валландер хлопнул ладонями по столу в знак того, что интервью закончено.
— Спасибо, что уделили мне время, — сказал Тёрнгрен и убрал диктофон.
— Мартинссон вас проводит. — Валландер встал.
Не подав газетчику руки, он вышел из комнаты. Сходил за почтой и все это время пытался проанализировать свой разговор с Тёрнгреном. Не упустил ли он чего? Может, что-то надо было сформулировать иначе? С почтой под мышкой он заглянул в кафетерий, налил себе кофе и направился в кабинет. Разговор с Тёрнгреном, пожалуй, прошел хорошо. Хотя, конечно, неизвестно, как интервью будет выглядеть в газете. Потом ему вспомнился врач, с которым он встречался накануне. Разыскав в ящике свои заметки, Валландер позвонил в Лунд, в судмедэкспертизу. К счастью, нужный человек был на месте, и он коротко информировал его о визите Энандера. Прозектор выслушал сообщение и все записал, пообещав связаться с Валландером, если новая информация каким-то образом отразится на уже проведенной судебно-медицинской экспертизе. На этом они закончили разговор.
В восемь Валландер встал: пора на совещание. Все уже собрались, в том числе Лиза Хольгерссон и прокурор Леннарт Викторссон. При виде прокурора Валландер ощутил всплеск адреналина. Многие наверняка бы пали духом, оказавшись на развороте вечерней газеты. И комиссар тоже испытал приступ слабости, вчера, когда ушел домой. Сейчас он был в боевом настроении, сел на обычное место и немедля взял слово:
— Как всем известно, вчера вечерняя газета напечатала фото Эвы Перссон, сделанное сразу после того, как я дал ей затрещину. И что бы там ни говорили сама Эва и ее мать, я вмешался, когда девчонка принялась бить свою мамашу по лицу. Чтобы привести Эву в чувство, я ее стукнул. И не особенно сильно. Но она потеряла равновесие и упала со стула. Так я и сказал журналисту, который тогда пробрался в управление и сделал этот снимок. Я встретился с ним нынче утром. В присутствии Мартинссона.
Он умолк, обвел глазами собравшихся. Лиза Хольгерссон как будто бы недовольна. Должно быть, сама хотела высказаться по этому поводу.
— Мне сообщили, что касательно данного инцидента будет назначено внутреннее расследование. Я согласен, — продолжал комиссар. — А теперь, думаю, надо обсудить более срочные дела: убийство Лундберга и случившееся с Соней Хёкберг.
Едва он замолчал, слово перехватила Лиза Хольгерссон. Выражение ее лица Валландеру не понравилось. Он не мог отделаться от ощущения, что она его предала.
— В нынешних обстоятельствах ты, естественно, не сможешь впредь допрашивать Эву Перссон, — сказала она.
Валландер кивнул:
— Даже мне это понятно.
Вообще-то я должен был сказать кое-что другое, подумал он. Что первоочередная обязанность шефа полиции — поддерживать своих сотрудников. Не вслепую, не любой ценой. Но когда полицейский говорит одно, а подозреваемый — другое. Ей же, видимо, удобнее опираться на ложь, а не на неудобную правду.
Викторссон поднял руку, нарушив ход его мыслей.
— Я, разумеется, буду тщательно следить за внутренним расследованием. Что же до Эвы Перссон, то, возможно, нам стоит отнестись к ее новым показаниям со всей серьезностью. Не исключено, что все было именно так, как она говорит, и преступление задумала и осуществила Соня Хёкберг, в одиночку.
Валландер не поверил своим ушам. Обвел взглядом стол, ища поддержки у коллег. Ханссон в клетчатой фланелевой рубашке сидел с отсутствующим видом, думая о своем. Мартинссон потирал подбородок, Анн-Бритт съежилась на стуле. Глаз никто не поднимал. И все-таки он решил, что они на его стороне.
— Эва Перссон лжет, — сказал он. — Правдивы ее первоначальные показания. И мы сумеем это доказать. Если постараемся.
Викторссон открыл было рот, хотел что-то добавить. Но Валландер не дал ему вмешаться. Он не был уверен, что всем известно то, о чем накануне вечером ему сообщила Анн-Бритт, и потому сказал:
— Соню Хёкберг убили. Судмедэксперты обнаружили на затылке трупа повреждения, свидетельствующие о сильном ударе. Возможно, этот удар и стал причиной смерти. Во всяком случае, она потеряла сознание, совсем или почти. А затем ее бросили под напряжение. Словом, не подлежит сомнению, что Соня Хёкберг была убита.
Он не ошибся: практически для всех это явилось полной неожиданностью.
— Хочу подчеркнуть, что речь идет о предварительном заключении, — продолжал Валландер. — Возможно, экспертиза выявит еще больше. Но и это уже много.
Собравшиеся молчали. Он чувствовал, что командование перешло к нему. Фото в газете раздражало его и придавало энергии. Но хуже всего, что Лиза Хольгерссон откровенно ему не доверяла.
