Такова любовь - Макбейн Эд (читать книги бесплатно .TXT) 📗

– Записал?

– Да, – подтвердил Мейер. – Валяй дальше!

"Вторая полка: пузырек Эзидрекса [2], тюбик вазелина, флакон репелента от насекомых, коробка спичек, лосьон для загара, пузырек секонала, зубная щетка, мужская бритва, шесть новых лезвий для бритья, два – старых, черный блокнот для записи адресов с золотым тиснением на обложке, пузырек димедрола"...

– Знаешь, о чем я подумал? – прервал Кареллу Мейер.

– Да... О чем же?

– Будь я писателем, как Селинджер, список всей этой чертовщины в аптечке сочли бы литературным достижением высшего класса.

– Просто безобразие, что ты всего лишь Мейер Мейер, – сострил Карелла.

«Третья полка: пузырек нитола, три стержня для механического карандаша, флакон фиоринала...»

Глава 10

– Кто сказал, что они приняли снотворное? – поинтересовался у детективов лейтенант Сэм Гроссман.

– Ты же сам сказал, что, вероятно, так оно и было, – возразил Карелла. – Ты же говорил, что самоубийцы такого типа иногда принимают снотворное, чтобы смерть была хорошей и приятной. Разве ты этого не говорил?

– Ну, хорошо. Я действительно говорил что-то в этом роде, – нетерпеливо проронил Гроссман. – Но разве я тебя просил присылать мне четырнадцать дерьмовых пузырьков снотворного?

– Нет, но...

– Стив, у меня и так дел по горло, а ты еще посылаешь мне все эти пилюли. Что ты предлагаешь мне с ними делать?

– Я просто хотел узнать...

– Стив, что говорят результаты вскрытия? В них упоминалось что-то о снотворном?

– Нет, но "я думал...

– Тогда, пожалуйста, скажи, что я должен, по-твоему, делать со всеми этими четырнадцатью пузырьками? Что ты хочешь от меня услышать? Могут ли они тебя усыпить? Да, могут. Убьет ли тебя слишком большая доза какого-нибудь из них или всех? Да, конечно, если принять некоторые из них в большом количестве, возможен летальный исход. Устраивает? Ну, что еще?

– Не знаю, что еще и сказать, – робко ответил Карелла.

– Ты хватаешься за соломинку, но ведь этому делу еще нет и недели.

– Ты прав, я хватаюсь за соломинку. Послушай, Сэм, это ты первый сказал, что это убийство, помнишь?

– Кто? Я? Не хочешь ли сказать, что ты считал это самоубийством?

– Не знаю, что я считал, но почему бы и нет? Как доказать, что это не самоубийство?

– Ну, ладно, Стив, не злись.

– А я и не злюсь!

– Ну хорошо, ты хочешь чуда? Колдовства? Абра-ка-дабра, а, да! Понятно... Минуточку. Хрустальный шар проясняется...

– Иди к черту, Сэм!

– Мне же не с чем сравнить эти твои проклятые пилюли, – заорал в трубку Гроссман. – И кого, черт возьми, будут волновать какие-то еще снотворные, если уже установлен явный случай отравления окисью углерода? Ты знаешь, сколько сейчас в морге трупов ожидают вскрытия? Нет?

– Но кого-то этот вопрос ведь должен волновать? – закричал в ответ Карелла.

– Это не по моей части! – все орал Гроссман. – И •вообще ты не прав. Никого он не должен волновать! Бог ты мой. На это потребовалось бы несколько недель! Ну и ради бога? Чтобы доказать, что им подсыпали снотворное?

– Тогда стало бы ясно, что их убили!

– Ерунда! Ничего не стало бы ясно. Они сами могли пойти в аптеку, купить пилюли и принять их. Только и всего. Не зли меня, Стив!

– А ты меня! – орал Карелла. – Кто-то там в больнице свалял дурака, и ты это знаешь!

– Ничего подобного! Отвяжись от меня! Хочешь скандала? Звони в эту чертову больницу! Ты и мне позвонил, чтобы поругаться?

– Я позвонил потому, что послал тебе четырнадцать пузырьков таблеток и думал, ты сможешь мне помочь. Очевидно, я ошибся. Поэтому прощай и спи спокойно!

– Послушай, Стив...

– Послушай, Сэм...

– Да, к черту все это! К черту! Разве можно разговаривать с упрямым быком?! Я так, наверное, никогда и не научусь! Чудеса! Тебе нужны чудеса, черт побери!

Оба замолчали. Наконец Гроссман спросил:

– Так что же ты хочешь, чтобы я сделал с этими пузырьками?

Опять наступила пауза, а затем послышался хохот Гроссмана. На другом конце провода Карелла тоже не смог подавить улыбку.

– Послушай моего совета, Стив. Не звони в больницу. Они свое дело сделали.

Карелла вздохнул.

– Стив?

– Да, слушаю.

– Забудь и об этих пилюлях тоже. Почти все они фабричного производства. На некоторые не надо и рецепта. Даже если бы в морге взяли эти пробы и что-либо выявили, ты бы все равно имел дело с доступными любому в этом городе таблетками. Забудь о них! Послушай меня, забудь!

– Ладно! – сказал Карелла. – Прости, что взорвался.

– Трудный случай?

– Очень. – Карелла помолчал. – Я уже должен сдать дело.

– Доложи, что это самоубийство.

– Я доложу о нарушении порядка.

– Ты этого не сделаешь, – просто сказал Гроссман.

– А почему бы нет, – возразил Карелла. – Я ведь тупоголовый. Тупоголовый итальянец – так меня обычно звала мама. – Он помолчал. – Ну, ладно, Сэм, помоги мне с этими таблетками, дай ответ.

– О господи, Стив. Нет у меня никакого ответа.

– Вот видишь, и у тебя тоже. Так что мы квиты, – вздохнул Карелла. – Ты ведь думаешь, что это убийство? Ты и теперь так считаешь?

Гроссман долго молчал, потом ответил:

– Кто его знает? Кинь его в папку нераскрытых дел! Вернись к нему через несколько месяцев, через год.

– А ты бы так поступил? – поинтересовался Карелла.

– Я? Я – тупой, – возразил Гроссман. – Моя мама обычно звала меня тупоголовым евреем.

Опять наступило молчание и Сэм произнес:

– Да, я и сейчас считаю, что это убийство.

– Я тоже, – откликнулся Карелла.

В тот вечер, прежде чем уйти с работы в пять сорок, он обзвонил все остальные страховые компании по списку, пытаясь выяснить, не был ли застрахован и Томми Барлоу. Он получил отрицательный ответ от каждой. Когда он шел к машине, припаркованной через дорогу (солнцезащитный козырек опущен, к нему прикреплен написанный от руки плакатик, возвещавший о том, что эта подержанная машина принадлежит полицейскому, – пожалуйста, дежурный инспектор, не штрафуйте), он вдруг подумал о том, что Томми Барлоу мог быть застрахован какой-нибудь загородной компанией. И опять подумал, а не идут ли они по ложному пути.

Он завел машину и поехал домой в сторону Риверхеда, по дороге перебрал в памяти факты этого дела. Он ехал очень медленно, с открытыми окнами, потому что был апрель, а иногда, особенно в апреле, Карелла чувствовал себя семнадцатилетним. "Бог ты мой, – думал он. – Умереть в апреле? Интересно, сколько самоубийств приходится на этот месяц?

Если еще раз вернуться к этому делу, – подумал он. – С первого взгляда оно похоже на самое обыкновенное самоубийство. Если, к примеру, забыть о том, что убийства вообще существуют. На минуту представить себе, что эти двое людей готовы лишить себя жизни. И если предположить, что у них действительно нет никакого выхода из создавшегося положения.

Начать с того, что им предстояло решиться на самоубийство, а это очень странное решение, поскольку они уже составили планы на... Нет, нет, подожди минутку, – предупредил он себя. – Попытайся найти убедительную причину самоубийства. Идет? Попытайся найти причину, которую Томми и Ирэн сами определили как безысходность, а не те сомнительные. В этом деле и так уже много тумана, и сомнения душат меня... Господи, как хочется глотнуть свежего воздуха! И эта бедная девочка! Зачем она прыгнула! Господи, как жаль, что я ничего не смог изменить! Как жаль, что я не смог протянуть к ней руку, сжать ее в своих объятиях и сказать: «Милая, послушай, не прыгай, милая, твоя жизнь не должна пропасть».

Он остановился перед красным сигналом светофора, долго и внимательно вглядываясь в него, весь в мыслях о молодой девушке, стоявшей на карнизе двенадцатого этажа. И в ушах его опять зазвенел ее душераздирающий крик, почудился удар ее тела о тротуар.