Тот, кто знает - Маринина Александра Борисовна (читаемые книги читать .txt) 📗
Двадцать пятого мая, в день рождения Иринки, Наташа нашла приготовленный Бэллой Львовной подарок и вручила от имени соседки виновнице торжества одновременно со своим подарком. Двадцать шестого июня она не забыла позвонить Соломону Израилевичу, дяде Моне, и поздравить его. Наташа звонила в Нью-Йорк каждую неделю и с удовлетворением слушала бодрый и веселый голос Бэллы Львовны, уверявшей, что ей здесь очень хорошо, просто отлично, Марик работает целыми днями, но невестка Танечка уделяет ей много внимания и очень о ней заботится. Внуки, конечно, дома не сидят, у них каникулы, они резвятся в обществе своих сверстников, куда-то все время уезжают большими компаниями, по-русски говорят плохо и с заметным акцентом, но все понимают. Они чудесные дети, и Марик с Танечкой по праву ими гордятся.
В начале августа, недели за две до возвращения, голос Бэллы Львовны, как показалось Наташе, немного погрустнел и словно бы потускнел. Наверное, ей не хотелось расставаться с сыном и его семьей. А спустя еще несколько дней раздался звонок от Марика. Бэлла Львовна скоропостижно скончалась в одной из нью-йоркских больниц, куда ее доставили врачи «Скорой помощи». Она уже дней десять плохо себя чувствовала, но специально скрывала это от Наташи, чтобы не пугать и не расстраивать.
– Я похороню маму здесь, – сказал Марик. – Я знаю, что она хотела бы лежать рядом с моим отцом, но будет лучше, если она останется здесь. Рано или поздно это случится со всеми нами, и здесь мы будем вместе. У моих детей будут свои дети, потом внуки, наши могилы будут ухоженными. А в Москве – сама понимаешь…
«Это я виновата, – думала Наташа, глядя на телефонную трубку, которую только что положила после разговора с Мариком. – Это я уговорила ее поехать. Не надо было, не надо было, ведь Бэллочка не хотела этой поездки, она ее боялась, как чувствовала… Сколько раз мне рассказывали истории о том, как старики не переносят перемену обстановки, как начинают болеть и быстро угасают! А я поддалась всеобщему убеждению, что чужие примеры – про чужих людей, а с нами ничего подобного случиться не может. Почему не может? Почему с другими это может случиться, а с нами – нет? Потому что мы – особенные, мы не такие, как все? Кто дал нам право так думать и на это надеяться? Я не должна была ее уговаривать. Это я во всем виновата».
Ей было трудно свыкнуться с мыслью о том, что Бэллочки больше нет. Ну как же так? Она же всегда была рядом, в соседней комнате, она занималась с Наташей русским языком и литературой, когда та была школьницей, она терпеливо выслушивала ее и давала советы, она помогала растить сначала Иринку, потом Наташиных сыновей Сашу и Алешу. Она учила Наташу быть мудрой и терпимой. Она дала деньги Вадиму, чтобы тому было где жить после развода. И не потому, что любила Наташиного мужа и стремилась облегчить его жизнь, а единственно потому, что любила Наташу и хотела, чтобы та имела возможность развестись, когда поняла бессмысленность и тягостность своего брака. Бэллочка называла ее «золотая моя». И отныне Наташа больше никогда не услышит этих двух слов.
Надо позвонить Ире, сказать о Бэллочке. Наташа сняла трубку, набрала номер, но, услышав Иринкин голос, вдруг почувствовала, что не может. Не может сказать, что Бэллочка умерла. Ее охватило странное ощущение, что, как только она произнесет эти слова вслух, Бэллочка и в самом деле умрет. А пока она этого не сказала, старая соседка жива. По крайней мере в сознании Иринки.
– Натулечка! – звенел в трубке знакомый голосок. – А я как раз собиралась тебе звонить.
– Зачем? – тупо спросила Наташа, борясь с собой.
Сказать или не говорить? Да или нет?
– Я тут по Интернету лазила, смотрела, кто что пишет о твоих съемках. И нашла замечательную вещицу! Представляешь, в одной газете написано, что знаменитая Воронова снимает новый сериал, который, по предварительным оценкам, может стать таким же рейтинговым, как «Соседи», хотя сегодня трудно себе представить, что можно снять что-то более интересное и эмоционально насыщенное. Натуля, они признали-таки, что «Соседи» – хорошее кино!
– Да, – равнодушно ответила Наташа, – спасибо. Приятно слышать.
– А ты чего звонишь? Случилось что-нибудь?
– Да нет, что должно было случиться? – смалодушничала она. Не может она сказать этого вслух. Пока не может.
– Мы же с тобой сегодня виделись на съемках, – настороженно сказала Иринка.
– Ну да. Я только хотела тебе сказать, чтобы ты завтра обязательно пришла. Завтра мы снимаем сцену на вокзале, я хочу, чтобы ты посмотрела, как будет работать Снеткова.
– Я знаю, у меня же график есть. Мы с тобой сегодня говорили об этом, ты разве забыла?
– Забыла, извини. Закрутилась. Ладно, Ириша, до завтра.
Поздно вечером Наташа рыдала на плече у вернувшегося после затянувшихся переговоров Андрея. Алешка нахмурился, услышав, что бабы Бэллы больше нет, и ушел к себе. Судя по тому, что, против обыкновения, из его комнаты не раздались звуки включенного телевизора, он переживал потерю в тишине и одиночестве. Только примерно через час он вышел, чтобы сделать себе чай, и, увидев на кухне Наташу с сигаретой в руках, спросил:
– Сашка знает?
– Пока нет. До одиннадцати его не было дома, а позже я звонить не стала, чтобы Люсю не разбудить.
Юноша молча кивнул, словно получил ответы на все животрепещущие вопросы, налил в кружку чай и снова скрылся в своей комнате.
Прошло несколько дней, прежде чем Наташа нашла в себе силы войти в комнату Бэллы Львовны. Нужно взять записную книжку, которая по-прежнему лежала на столе, и обзвонить ее друзей с горестной вестью. Открыв пухлую потрепанную книжечку, Наташа начала методично двигаться по алфавиту, от страницы к странице, от буквы к букве, с печалью отмечая, что многие телефоны зачеркнуты, а рядом с ненужными теперь цифрами стоят даты, обозначающие дни поминовения. Вот и номер дяди Мони, которого Наташа совсем недавно поздравляла с днем рождения.
– Боже мой, боже мой, – заохал Соломон Израилевич, – бедная Бэллочка! Какое несчастье! Подумать только, она как будто чувствовала, что не вернется оттуда.
– Да, Бэлла Львовна не очень хотела ехать, – согласилась Наташа.
– Я не о том. Она ведь завещание написала. Буквально за неделю до отъезда оформила.
– Завещание? – Наташа не поверила своим ушам. – Зачем? Она ничего мне не говорила. Вы точно знаете, Соломон Израилевич? Может быть, Бэлла Львовна пошутила?
– Да какие же шутки, Наташенька? Бэллочка приезжала к моей внучке в контору, у меня внучка – нотариус. Я сам Бэллочку к ней и привел, все на моих глазах было.
– Бред какой-то, – растерянно проговорила Наташа. – Зачем ей нужно было завещание? Она же не собиралась… Она так хорошо себя чувствовала, о плохом никогда не говорила.
– Не говорила – не значит, что не думала. Ты же знаешь нашу Бэллочку, она все плохое при себе держала, чтобы окружающих не расстраивать.
– А что она вам говорила, дядя Моня? Почему решила написать завещание? И главное – почему мне ничего не сказала?
– Она для тебя отдельно от завещания оставила письмо. Наверное, там все сказано. Приезжай, прочтешь сама.
На следующий день сразу после съемок Наташа помчалась к старому адвокату. Завещание! Да что там завещать-то? Можно подумать, у Бэллочки были несметные богатства и куча жадных родственников, которые будут с пеной у рта отстаивать свое право на долю в наследстве. Неприватизированная комната в коммунальной квартире в прежние времена отошла бы государству, а по новым правилам права на нее переходят соседям, в коммуналки в последние годы никого не подселяют. Остаются книги, мебель, одежда и наличные, Вадим как раз недавно полностью выплатил свой долг. Большая часть мебели и одежда старые, их даже продать невозможно, только выбросить или отдать кому-то в виде благотворительной помощи. Правда, есть и хорошие антикварные вещи, если их подреставрировать, то они еще могут представлять значительную ценность, но кто будет этим заниматься? Книги и наличные должны достаться Марику – единственному наследнику. Он должен сам решить, будет ли продавать богатую библиотеку, отдаст кому-то или увезет с собой. С наличными тоже все ясно, они принадлежат ему и его семье. Так зачем же завещание?
