По остывшим следам - Свечин Николай (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗

– Фаворитка царицы, – пояснил Лыкову Трусевич. – Большая шельма и истеричная дура на метафизическо-религиозной почве.

Столыпин поморщился – речь как-никак шла о представительнице правящей фамилии. Но не стал одергивать подчиненного, а продолжил:

– Государыня спросила у меня, имеются ли в Министерстве внутренних дел опытные сыщики. Я ответил утвердительно. Затем Александра Федоровна заявила, что требуется разыскать икону Казанской Божьей Матери. Якобы она не погибла, как решил казанский суд, а цела и где-то скрывается. Я попросил разъяснить, на что опирается такое мнение. Ну… мне ответили, что на высшие силы.

– Высшие силы? – переспросил Лыков, не веря своим ушам.

– Именно так, – бесстрастно ответил Столыпин, отводя взгляд.

– А могу ли я узнать точнее? – спросил Лыков.

– Можете. Когда сами предстанете перед государыней.

Сыщик почувствовал, что влип.

– Да, вам придется переговорить с Ее Величеством об этом, – пояснил премьер. – Завтра к девяти часам утра будьте на Эрмитажном причале. Поплывете вместе со мной в Петергоф.

Трусевич хотел что-то возразить, но Столыпин не дал ему сказать:

– Решение принято, чего теперь. Лучше пусть Алексей Николаевич сообщит, к каким выводам он пришел, изучив материалы суда. Могла священная икона уцелеть или это глупые россказни?

– Могла, ваше превосходительство, – рубанул с плеча сыщик.

– Да вы что?! – опешил премьер. – Ну-ка докажите.

Лыков выложил из принесенной папки лист бумаги:

– Вот. Здесь коротко, я дополню на словах.

Столыпин и Трусевич, заинтригованные донельзя, откинулись на спинки стульев и приготовились слушать. Тут принесли чай. Едва лакей удалился, Алексей Николаевич начал:

– Как известно, кража произошла в тысяча девятьсот четвертом году, в ночь на Петров день [1] украдены были две чудотворные иконы: Казанской Божьей Матери и Спасителя. Следствие обвинило в страшном святотатстве воров Чайкина и Комова, первый был признан главарем, а второй – его сообщником. Третий, ювелир Максимов, будто бы сам не крал, но купил снятые с похищенных образов золото и драгоценные камни. Так вот… – Лыков отхлебнул из стакана и продолжил: – Сами иконы отысканы не были. Полиция нашла золото и камни, да и то не все. А еще горсть золы в печке, вместе с бархатом, гвоздиками и петлями от оклада. Это дало основание обвинителю сказать следующее. – Лыков стал читать с листа: – «Как ни тяжело, как ни безотрадно, но надо признать, что иконы сожжены. Если бы преступник хотел воспользоваться иконой, он не стал бы срывать с нее бархат, которым она, за исключением лика, вся была зашита. Да и времени у преступников не было бы – они были задержаны, как говорится, по горячим следам. На вопрос о том, где святые иконы, подсудимые упорно молчат, как мне кажется, потому, что у них не хватает духу, несмотря на всю их дерзость, открыто, в присутствии всех сказать, что святые иконы ими сожжены». – Сыщик повернулся к начальству и ехидно заметил: – Это у Чайкина не хватило духу? Да у него той самой дерзости на семерых!

– Продолжайте, – серьезно сказал Столыпин. Видимо, его самого как истинно верующего человека вопрос о судьбе святых образов сильно интересовал.

– Так вот. Суд присяжных принял вывод государственного обвинителя на веру. Более того, никто вообще не искал иконы, все ловили похитителей. Надо отдать должное казанской полиции: они действительно быстро раскрыли кражу. Нашли жемчуг с окладов, обрезки золотой ризы, инструменты для переплавки. Обнаружили хорошо спрятанные тайники Чайкина. Но сами иконы странным образом оказались вне интереса сыщиков. Полиция доверилась заключению «сведущих людей», что зола в печи и есть все, что от них осталось, – заключил Лыков.

– Но ведь свидетели на суде заявили, что образы сожгли у них на глазах, – возразил Столыпин.

– Да, так утверждала Евгения Кучерова, девятилетняя дочь сожительницы Чайкина, – подтвердил Алексей Николаевич. – Но девочка была аттестована на суде как лгунья, испорченная не по годам. Она в самом деле говорила то одно, то другое. Показания Евгении по остальным эпизодам проигнорировали. А в гибель икон почему-то поверили. Присяжный поверенный Тельберг, защитник Чайкина, – единственный, кто подверг это сомнению. Но ничего не смог доказать и никого не убедил. Странное впечатление складывается, когда читаешь материалы суда. Все мелочи изложены, все детали, даже ненужные, препарированы. А главный вопрос закрыли одной фразой обвинителя. Почему так?

– То есть вы полагаете, что образ, священный для всей России, мог уцелеть? – с волнением в голосе спросил премьер-министр.

– Да. Чайкин хорошо понимал, что стоимость самой иконы много больше всех ее украшений. Определенные люди дали бы за нее миллион.

– Миллион?! – взвился Трусевич. – Откуда такая цифра?

– Я справлялся у антикваров, – ответил Лыков. – Тех, кто работает со старинными иконами. Кстати, они мне подтвердили: в обществе так и не согласились с решением суда. Слухи, что священный образ цел, не ослабевают. И государыня права, что обратилась к этому вопросу. Миллион за дониконианскую икону, чья великая сила прославлена и не подлежит сомнению? Для богатых староверов – запросто.

– Так. Чайкин не дурак, чтобы жечь миллион, – повторил тезис Лыкова Столыпин. – А еще есть аргументы?

– Есть. Сообщники найдены не все. Сторож Захаров говорил на следствии, что видел четверых грабителей. Но к нему не прислушались и решили, что воров было двое, те самые Чайкин и Комов. Почему? И не оттого ли иконы исчезли, что их унесли другие сообщники? Далее. Пропали и бриллианты на большую сумму. Прочие драгоценные камни с окладов удалось отыскать и золото с серебром тоже. А бриллианты – нет.

– Чайкин спрятал их лучше, чем серебро, – предположил Трусевич. – И мечтает бежать с каторги и разрыть тайник. Камни-то мелкие, спрятать их нетрудно.

– Может быть, и так, – не стал оспаривать это предположение Алексей Николаевич. – Но я выдвигаю другую версию. Бриллианты – самое ценное из того, что было похищено. За вычетом самих образов, конечно. На иконе Казанской Божьей Матери этих бриллиантов насчитывалось более пятисот! На сумму свыше семидесяти пяти тысяч рублей.

Сановники ахнули, а Лыков продолжил:

– В тысяча семьсот шестьдесят седьмом году императрица Екатерина Великая посетила Казань. Она была в Богородицком девичьем монастыре, молилась этой иконе и подарила на ее украшение корону из крупных бриллиантов. Так что не такие они и мелкие, Максимилиан Иванович. А когда их полтыщи…

– Так в чем состоит ваша версия? – перебил сыщика Столыпин.

– В том, что бриллианты остались, как и икона, в руках у сообщников. И Чайкин оттого и молчит о них. Там – его страховой фонд. Вору отдадут его долю в драгоценных камнях лишь в том случае, если он скроет сведения о подельниках.

– Для этого ему надо сначала сбежать с каторги, – мрачно заметил директор департамента.

– Трудно, но вполне возможно, – отрезал Лыков. – Были бы деньги и смелость. Смелости у Чайкина полно.

– А денег? – спросил Столыпин и сам же ответил: – Вы намекаете, что тоже с избытком, но они у сообщников. Верно я вас понял?

– Да, ваше превосходительство.

– Называйте меня Петр Аркадьевич. То есть, Алексей Николаевич, сообщники у Чайкина в руках? Они прямо-таки обязаны организовать ему побег, иначе тот их выдаст?

– Правильно, Петр Аркадьевич. Там взаимозависимость: ему тоже не хочется терять куш. Он будет молчать, но не вечно. Возможно, именно сейчас вору и готовят путь на волю, пока мы тут сидим и рассуждаем. Сбежит, и ищи-свищи. Тогда икона пропадет навеки.

Трусевич заерзал. Столыпин зыркнул зло и сказал:

– Я прикажу усилить охрану Чайкина. У вас все, Алексей Николаевич?

– Остался последний аргумент.

Премьер напрягся:

– Как полагается, самое убедительное оставили на конец?

– Навроде того, – кивнул Лыков.

– Говорите.