Черный список - Маринина Александра Борисовна (книги бесплатно читать без txt) 📗
– Чем порадуешь? – спросил я, искоса поглядывая на Лилю. Она была целиком поглощена изучением Татьяниного творения, но я подозревал, что ушки у нее настроены на нашу волну. Сергей перехватил мой взгляд и едва заметно кивнул.
– Лиля, нам с дядей Сережей нужно поговорить. Сиди здесь, никуда не уходи, а мы походим по аллее.
– Хорошо, папа, – пробормотала она, не отрывая глаз от раскрытой книги.
Мы поднялись и начали прохаживаться взад и вперед по тенистой, наполненной утренней прохладой аллее. Сергей поведал мне, что, когда бригада закончила работать в номере Казальской, ту попросили посмотреть, все ли вещи на месте. Оказалось, что пропала шкатулка с драгоценностями. Самое забавное, что несколько очень дорогих украшений лежали на самом виду, на туалетном столике, но преступник (или преступники?) их обошел своим вниманием, а позарился на запертую на ключик шкатулку. В этом была своя логика: если цацки на много тысяч долларов валяются без присмотра на столе, то не исключено, что это – хорошая подделка, а вот то, что находится в запертой шкатулке, наверняка стоит того, чтобы оказаться запертым на ключ и лежать не на виду, а в шкафу, среди женского белья. Таким образом, две первоначальные версии плавно переросли в три: убийство, целью которого была Казальская; убийство, целью которого была Люся Довжук; убийство с целью ограбления. Час от часу легче не делалось.
– Кто осматривал вещи Доренко после ее убийства? – спросил я. Мне не давала покоя мысль о том, куда же ходила Ольга перед пресс-конференцией и откуда она принесла уродливый пакет, фиолетовый с желтыми ручками.
– Яковчик и я. А что?
– Ты не помнишь, была ли среди ее вещей пластиковая сумка, фиолетовая, желтые ручки, внутри что-то, по габаритам похожее на книгу. Книга, коробка конфет или печенья, небольшой сверток.
– Не помню. Кажется, не было.
– Где сейчас ее вещи?
– В номере Казальской. Довжук, когда переезжала, сложила все вещи убитой и перенесла вместе со своими. Хотите, чтобы я еще раз посмотрел?
– Хочу. Вернее, это ты сам должен хотеть, – тут же поправился я. Нельзя говорить «хочу»: это означало бы, что я согласился взять на себя функцию помощника-руководителя. А я еще не согласился. И не соглашусь ни за что. – Я тебе просто советую. Я знал Ольгу несколько лет и могу сказать тебе совершенно точно: для того, чтобы она опоздала на деловое мероприятие, нужны очень веские причины. Очень. Покопайся здесь. Может быть, ее шантажировали, и она ходила на переговоры с шантажистом. Может быть, ее даже шантажировали какими-нибудь пикантными фотографиями, и она ходила их выкупать. Ушла с деньгами в сумочке, а вернулась с пачкой фотоснимков, которые по габаритам в сумочку не поместились, поэтому пришлось купить пакет в первом попавшемся магазине. Может быть, она завела роман с кем-нибудь вне гостиницы, бегала к нему на свидание, а возлюбленный возьми и сделай ей подарок. Отказаться – обидеть, выбросить по дороге – жалко, а в сумку не влезает. Короче, Сережа, я советую тебе порыться в позавчерашнем дне. Тут что-то не так.
– Значит, вы уверены, что оба убийства между собой не связаны?
– Ни в чем я не уверен. В случае с Довжук есть три объяснения, в случае с Ольгой – только одно. Пока. Если убийства связаны, то убийцу надо искать среди женщин, которые могут получить пятьдесят тысяч долларов за лучшую женскую роль. Их всего было сколько?
– Шесть, – вздохнул Лисицын. – И с исчезновением тех, кто возглавляет список, шансы остальных увеличиваются. Премию-то все равно надо вручать.
– И кто у нас там остался?
– Остались четверо.
Он достал из кармана блокнот и заглянул в него.
– Первая – Регина Голетиани, литовка, замужем за грузином, семья очень обеспеченная, за пятьдесят тысяч долларов мараться вряд ли станет.
– А слава? Серега, для артиста слава дороже денег, потому что первая премия на фестивале обеспечивает кассовость будущих фильмов с его участием, а это – тоже деньги, прибыли, причем зачастую огромные. Кто следующий?
– Екатерина Иванникова, двадцать один год, заканчивает ВГИК. Знаете, такой ангелочек, глазки большие, зелененькие, волосы белокурые, голосок нежненький. Я таких больше всего боюсь.
– Почему?
– Потому что при нашей поганой жизни ангелом быть невозможно. Неоткуда взяться ангельскому нутру, условия не способствуют. Поэтому женщина, которая производит впечатление ангелочка, вызывает у меня ужас. Она мало того, что притворщица, так еще, скорее всего, и стерва первостатейная.
Я с любопытством глянул на Сергея. Надо же, в его-то годы – и уже такой печальный, но полезный опыт. Интересно было бы посмотреть на ту красавицу, которая так обошлась с симпатягой Лисицыным. О Кате Иванниковой я слышал от Риты, разумеется, только плохое, но это не было показателем. Еще не родился человек, о котором моя экс-супруга отзывалась бы хорошо. Среди того, что говорила Ритка, были и факты, свидетельствующие об абсолютной безнравственности молоденькой старлетки, о ее готовности «обслужить» в любой форме кого угодно, где угодно и когда угодно, лишь бы получить роль. Не знаю, в какой мере можно было верить этим рассказам, ну, с учетом особенностей характера Маргариты Мезенцевой, конечно, не на сто процентов, но вот на семьдесят или на двадцать – сказать трудно. В каком-то смысле Катя была полной противоположностью Алле Казальской: если Аллу ненавидели в основном женщины, которым она нагло и без всяких пристойных объяснений отказывала в работе, то Катю, как ни странно, ненавидели в основном мужики. Женщины относились к ее откровенному блядству совершенно равнодушно, считая ее дешевкой, не способной разрушить мало-мальски крепкие отношения. А вот мужчины таких сучек всегда ненавидят, потому что доступное, быстрое, дешевое и острое удовольствие является для них наркотиком, против которого они бессильны. Сама мысль о том, что можно в любую минуту поставить это белокурое создание на колени и заставить открыть рот, будоражит, греет самолюбие, воздействует на уровне подсознания на глубинное инстинктивное стремление любого мужика быть хозяином и повелевать женщиной. И попадая в зависимость от такой вот поблядушки, мы ненавидим ее за то, что не можем от нее отказаться. Мы ее презираем, порой она нам бывает просто отвратительна. Часто возникает желание убить ее и никогда больше не видеть. А отказаться не можем. Вот такие мы дураки.
