Слепой Агент [Последний долг, Золотой поезд] - Майоров Сергей (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Про наркотики мы забыли и теперь трепались о всякой ерунде. Он рассказал, как три года назад, на соревнованиях, повредил связки на ноге, был вынужден продолжить схватку, явно побеждал своего соперника, но его засудили, и вскоре после этого он оставил спорт. Разговор перекинулся на нашу работу. Мы дружно охаяли Гостинку и Горохова персонально. Несмотря на то что выпили мы немало, я всё-таки уловил напряжение в голосе собеседника, когда мы заговорили о непосредственном нашем начальнике.
— Ты на дискотеке был? — неожиданно спросил Бабко. Увидев моё недоумение, он поспешил разъяснить: — Мы же охраняем их несколько штук…
— Да, попадал пару раз.
— Про «золотой поезд» слышал?
— Кино такое было… Только я, по-моему, и не смотрел его.
— Я не про кино! — Бабко досадливо поморщился. — Ты что, вообще про это ничего не знаешь?
— Про что — это?
— Ладно, тогда проехали…
Он поспешно перевёл разговор на другую тему.
В какой-то момент я отвлёкся и сумел оценить ситуацию со стороны. Я решил, что Бабко действительно хотел поговорить со мной о чём-то для него важном, потом напился и замкнулся, боясь наболтать лишнего. Мобилизовав всю свою деликатность, я задал несколько осторожных вопросов о его жене и их взаимоотношениях. Видимо, получилось это у меня не слишком аккуратно, всё-таки алкоголь — плохой тут советчик.
Бабко посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом, помолчал и негромко сказал, положив руку мне на плечо:
— Федор, ты хороший парень… Ты мне сразу понравился! Но давай об этом потом, по трезвянке. Хорошо? Только без обид!
Он допил остаток водки, ковырнул вилкой в салате и раздражённо оттолкнул тарелку. Вздохнул, посмотрел на опустевшие стаканы из-под сока.
— На кофе у нас ничего не осталось?
Я развёл руками.
— Плохо. Извини, Федя, так не поступают, но я пошёл. Надо спешить.
Я чуть не проколол вилкой себе щеку. Сказать мне было нечего, и я только выдавил идиотское:
— Бросаешь меня, значит?
— Угу. Не маленький, сам домой доберёшься. Пока, до завтра.
Я пожал его руку, он спрыгнул с табурета и пошёл к выходу. Походка и движения его оказались чёткими, в отличие от меня, когда, спустя несколько минут, я двинулся тем же маршрутом.
На улице, недалеко от бара, шла потасовка. Дрались без обычных криков и ругани, тихо и квалифицированно. Стоявшие у тротуара иномарки с распахнутыми дверями и включёнными фарами подтверждали, что это не обычная уличная драка. Зрителей не было, наоборот, прохожие торопились перейти на другой тротуар и побыстрее миновать опасное место. Я последовал их благоразумному примеру.
Во мне ещё осталось что-то от прежнего опера. Сделав несколько шагов, я остановился и закурил. Щёлкнув зажигалкой, скосил глаза и рассмотрел номера машин. к878ТА и ш015ВВ. Они ничего мне не говорили, и я забыл о них.
Лучше бы мне никогда их не вспоминать.
Дома я поставил на плиту чайник и тут же позабыл о нём. Взял телефон, плюхнулся в кресло и набрал номер Натальи.
— Привет! Чего делаешь? — радостно спросил я, услышав её голос.
— Читаю, — немного помедлив, ответила она. — А ты по-прежнему пьёшь?
— Пьют алкоголики. Подумаешь, выпили с приятелем по сто грамм после работы.
— У тебя уже и приятели новые появились?
— А что мне, бегать от них? Как-никак работаем вместе.
— У меня такое ощущение, что ты сторожем на винный склад устроился. В милиции ты тоже пил, но хоть не так часто!
— Так там платили меньше.
— А здесь тебе зарплату бутылками выдают?
Я промолчал.
— Да, дальше. Какая у тебя перспектива? Не забыл ещё такого слова?
Мне хотелось закончить разговор миролюбиво.
— Послушай, Наташа, я ведь и раньше выпивал, и перспективы у меня и тогда никакой особой не было. Но тогда это все тебя так не волновало. Что же сейчас-то случилось? Здесь хоть платят прилично.
— За что? За то, что в воротах билеты раздаёшь?
— А что тут такого? Что я, по-твоему, всю жизнь должен в тюрьму кого-то сажать? Я не понимаю, чего ты добиться хочешь?
Она опять начала меня раздражать. Вместо того, чтобы поддержать в трудный период, лезет со своими бабскими капризами. Когда я был опером, её тоже многое в моей работе не устраивало, но тогда обходилось без скандалов и истерик, а критика её была, что называется, конструктивной. Я даже обсуждал с ней какие-то служебные дела и прислушивался к её мнению. А сейчас? То — плохо, это — бесперспективно. Наверное, сидеть безработным очень перспективно.
— Я просто понять тебя хочу!
Ну вот, опять красивые и бессмысленные слова. Как в мексиканской мелодраме.
— Федор, ты не чувствуешь, что сильно изменился?
— Нет, Наташенька, самому странно. Все вот чувствуют, а я, извини, ослеп.
Что-то пробормотав, она бросила трубку. Я испытал облегчение, услышав короткие гудки. Потом, когда все наладится, разберёмся, если захочется…
Такая мысль впервые пришла мне в голову, и я долго сидел, раздумывая, пока не понял, что на кухне отчаянно свистит чайник.
Утром я собирался на работу с тяжёлым сердцем. Я вспомнил вторжение в квартиру Бабко, а потом нашу с ним пьянку, и мне стало противно за себя.
С самого утра меня одолевало неприятное предчувствие. Что-то нехорошее должно было случиться.
Я встал вовремя и мог бриться не торопясь, но умудрился трижды порезать подбородок безопасным станком. Я грустно смотрел в зеркало, и мне хотелось сказать самому себе: «До чего же ты дошёл, бывший опер?»
Я вышел на улицу, и свежий, морозный воздух принёс мне решение. Хрустел под подошвами нелюбимый мной снег, а порывы ветра обжигали лицо. Я чувствовал, как спадает владевшее мной напряжение.
Бабко — наркоман. Я твёрдо был уверен, что он курит «травку», и достаточно часто. Косвенные улики порой убедительнее прямых, и кроме того, я доверял своей интуиции. А раз так, то я могу согласиться с Марголиным, что он не должен работать в фирме.
Странно, после визита в квартиру моё отношение к Бабко переменилось. Возникло нечто вроде симпатии. Или виной тому неловкость, испытанная мной, когда я рылся в его вещах и разглядывал фотографии?
Я решил сегодня же, использовав удобный момент, переговорить с Бабко и убедить его уволиться самому, не дожидаясь неприятных последствий. Я не сомневался, что у меня это получится. В своё время удавалось уговаривать и «колоть» и более крепких типов.
Я шагал к остановке, не обращая внимания на ветер, был уверен в успехе. И ошибался.
На инструктаже у Горохова Бабко сидел далеко от меня, как обычно, размеренно жевал резинку и временами прикрывал глаза с видом крайнего утомления. Витя в то утро, наоборот, был в ударе, говорил много и красноречиво и, в общем-то, ни о чём. Из услышанного запомнилось несколько свежих анекдотов.
Бабко одним из первых нацепил свою пятнистую безрукавку и бодро двинулся к нашей арке. Проходя мимо, он мазнул по мне безразличным взглядом, и я на мгновение замер, подумав о том, не является ли моё задание очередной, более глубокой проверкой? Поразмыслив, я отбросил сомнения и вернулся к своему плану. Он казался мне безупречным. Совесть моя будет чиста, и по работе никто не сможет предъявить претензий.
Мы выстроились под аркой, ожидая, пока Горохов уедет. Бабко стоял на другом конце шеренги и не делал никаких попыток приблизиться, так что я топтался рядом с отставным мичманом, мало прислушиваясь к его болтовне о вчерашнем хоккейном матче.
Примерно через час чёрная «девятка» Горохова с рёвом пролетела мимо нас, старый мичман отпустил в его адрес какую-то непонятную мне остроту, и мы стали расходиться. Двое остались под аркой, остальные быстро рассосались по всему рынку.
Бабко широким шагом двинулся в сторону ангаров с автозапчастями, я догнал его и окликнул:
— Вася!
— Ну?
— Поговорить надо.
— Что, сейчас?
— Не завтра же!
— Ну так говори.
— Давай отойдём куда-нибудь.
