Чарующие сны - Кивинов Андрей Владимирович (е книги TXT) 📗
Волков поднялся с дивана и исчез за дверью.
– Господи, сейчас еще и визг начнется, – недовольно произнес Кивинов.
– Что у тебя?
– Есть одна мысля, Георгич. Я тебе сейчас обскажу в двух словах, может, что присоветуешь?
Кивинов изложил свои мысли по поводу Воробьева и поделился последними догадками.
– Это, конечно, хорошо, но во-первых, между убийством Ковалевской и твоей версией пока нет никакой связи, а во-вторых, эта история кажется мне маловероятной. Нет, конечно, сейчас всякое бывает, но, по-моему, ты все усложняешь.
– Георгич, не хватает какой-то мелочи, которая прячется где-то рядом, но мне ее не ухватить. И чувствую, что она лежит на поверхности, но где – не знаю.
– Короче, чего тебе надо?
– Да ничего, пару дней и Петрова в придачу. Попробуем обернуться.
– Народа не хватает.
– Я понимаю, Георгич. Но дельце-то стоит того. Такого у нас еще не бывало.
– Хорошо, бери Петрова. Только держи меня в курсе, а то вляпаетесь куда-нибудь.
– Ну, Андрюха, ты меня и подставил. Я его за грудки, а он ни сном, ни духом. Никакой Риты-Маргариты знать-не-знаю, в Челябинск, да, летал, но никаких знакомств в самолете не заводил и, вообще, буду жаловаться.
Далее следовали менее благозвучные выражения, поэтому Кивинов поплотнее прижал трубку к уху, чтобы сидевшая у него женщина ничего не услышала.
– Миша, ну зачем же за грудки? Я же тебя попросил, так, аккуратненько его пощупать, но не в прямом смысле. Я надеюсь, ты не слишком далеко зашел в своем праведном гневе?
– В следующий раз сам поедешь щупать. Выдумываешь всякое.
– А зачем он в Челябинск летал?
– В командировку.
– Точно?
Все документы на руках. Нет, ты представь, у него дома жена, дочь, а я его на какую-то Риту из Сан-Гига напрягаю, с которой он в самолете познакомился. Я ж не знал, что у этого Альберта такая жена ревнивая. В общем, если б я вовремя не свинтил, то и мне бы досталось.
– Ладно, приезжай, в отделе договорим.
Кивинов повесил трубку, быстренько ответил на вопросы дамы, пришедшей по какому-то старому делу, выпроводил се и задумался.
«Опять пустышка. Что и требовалось ожидать. Таких совпадений не бывает. А что теперь? Все с нуля?»
Утром он отправил Петрова домой к Альберту, чтобы тот поболтал с соседями: а потом и с самим Альбертом, так, аккуратненько, без напряга. И как оказалось, все напрасно. Вариант с самолетом провалился. А может действительно все это ерунда? Воробья жалко. Стенку он, конечно, не получит, но лет пятнадцать него в кармане. Но слишком все очевидно.
Кивинов сел за стол и начал листать какой-то материал. Пролистав его до конца, он так ничего и не понял, поэтому принялся читать по новой, но вскоре захлопнул папку. Мысли все время возвращались к истории с Воробьевым. Кивинов врубил радио, чтобы немного отвлечься. Приемник был настроен на коммерческую волну, где крутили одни модные хиты и рекламу. Сейчас пел Меркьюри. Знакомая песенка, правда, немного тоскливая. Последние аккорды слились с голосом ведущего.
– «Show must go on». Да, несмотря ни на что, шоу должно продолжаться, об этом поведала группа «Куин» и Фред-ди Меркьюри.
Голос ведущего перебила реклама. Кивинов убавил звук. «А ведь точно, шоу должно продолжаться! Ага, ребятишки, это же, можно сказать, основной принцип развитого капитализма. Как же я не дотумкал?»
Кивинов быстренько собрал документы со стола, спрятал их в сейф, накинул куртку и вышел из кабинета.
ГЛАВА 10
Инга позвонилась в двери. Спустя минуту замки лязгнули, и старческий голос спросил:
– Кто?
– Медсестра. Уколы.
Двери распахнулись. Старушка отошла в сторону, пропуская Ингу.
– Ты новенькая, дочка?
– Да. Второй день. Вы Озерская?
– Да, голубушка.
– Где у вас можно руки вымыть?
– Пройди на кухню. Полотенце чистое. Я пойду в комнату.
Инга вымыла руки, взяла из прихожей сумочку и прошла в комнату.
– Как тебя звать, дочка?
– Инга.
– Славное имя. Ты тоже студентка?
– Да. Подрабатываю в поликлиннике.
– Что делать, время сейчас тяжелое. Хотя и в мою молодость не легче было.
– Вы одна живете?
– Одна. Сын погиб в конце войны, еще мальчишкой был. В бомбежку попал. Мужа под Киевом убили. Сестра есть, но в Кишиневе, а это сейчас вроде как заграница.
Инга достала шприц и приладила одноразовую иглу.
– Где у вас лекарства?
– Вон, на столе. Ты ко мне теперь постоянно приходить будешь?
– Да, наверное.
– Хорошо. Я сразу вижу людей, ты умница. Хочешь чаю?
– Спасибо, но я тороплюсь.
– Посидела бы со старухой, я бы тебе много интересного порассказала, куда тебе спешить? А, ну да, ты ж еще молодая, а в молодости спешить надо.
Инга взяла плоскую коробку с лекарствами, вытащила две ампулы и незаметно сунула их в карман халата. Затем, так же незаметно, вынула из кармана две других и воткнула их в коробку. Старушка продолжала болтать и не замечала ни этих манипуляций, ни легкой бледности, ни дрожащих пальчиков новой медсестры. Инга передвинула коробку поближе к хозяйке, открыто извлекла ампулу, отломала горлышко и ввела иглу. Сделав укол, она повторила ту же самую процедуру со второй ампулой.
Старушка опустила заштопанный рукав и вздохнула.
– Много мне еще осталось?
– Я не знаю, надо в карте посмотреть. Я же в регистратуре адреса получаю.
– Может все-таки попьешь чайку? Леночка, что до тебя колола, всегда оставалась. Сейчас не ходит, уволилась, верно.
– Извините, я действительно спешу.
Инга торопливо сложила инструменты в сумочку. Туда же она бросила использованные ампулы. Так велел Альберт.
Старушка продолжала щебетать, рассказывая что-то про казачью станицу, где она родилась и про царя, которого якобы видела еще живым. Но Инга не прислушивалась. Она быстро надела пальто, попрощалась и выскочила на лестницу. Только здесь она почувствовала, что сердце колотится, как сумасшедшее, а лоб охватило жаром. Она оперлась рукой о стену, чтобы не упасть, потом прижалась к ней щекой. Стенка была влажной и холодной, но жар никак не проходил. Хорошо, что сейчас ее никто не видит. Постояв так минут пять, Инга вышла из подъезда.
Кивинов сосредоточенно разбирался в каракулях медицинского журнала. Он давно заметил, что работники медицины наверно специально учатся коряво писать, потому что во всех врачебных документах, с которыми ему приходилось сталкиваться начиная от рецепта и кончая его медицинской карточкой, корявость почерка превышала все нормы. Он и сам не обладал каллиграфическим почерком, но его корявость, по придуманной им десятибалльной системе, равнялась пяти. У Соловца, к примеру, – трем, а у Петрова – семи. Пожалуй, во всем отделении один Волков был по этому показателю несомненным лидером.
Ну, а тут – поди, разбери. Кивинов захлопнул журнал, сказал медсестре, что через некоторое время вернет его и поднялся в кабинет заведующей.
– Помогите, пожалуйста. Давайте за последние три месяца. Вот в этой графе чьи фамилии?
– Это медсестры, которые ходят на процедуры. Они сюда себя сами записывают. В принципе, ведение этого журнала ничем не регламентировано, мы его завели для удобства. Учет рабочего времени да и путаницы поменьше.
– Понятно. Вот это Ковалевская? Я правильно прочитал?
– Да, это она.
– А по какому принципу медсестры выбирают адреса?
– Да ни по какому. Куда хотят, туда и ходят. Лишь бы общее число посещений было в норме.
– Отлично. Я прямо у вас журнальчик полистаю, если что не пойму, переспрошу.
– Пожалуйста.
– Да, кстати, а кто заполняет вот эту часть, с данными больных?
– Лечащий врач. Вот в этой колонке – количество процедур. Сестры только вписывают свою фамилию и дату. Сразу видно, сколько посещений уже было.
– Понятно.
Кивинов достал блокнот и стал делать отметки. Через полчаса усидчивой работы он захлопнул журнал, поблагодарил заведующую, спустился вниз в регистратуру, где отдал журнал, и вышел на улицу.
