Личный досмотр - Адамов Аркадий Григорьевич (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
— Не поздно я?
— Что ты! — махнула рукой Надя и лукаво добавила: — И позже приходил.
— Об этом и хочу поговорить.
— Поговорим в другой раз, Андрюшенька, — сказала Надя, запирая дверь. — Гость у меня сейчас.
— Ну так и я в другой раз приду. Андрей сделал движение к выходу, но Надя обняла его за плечи.
— Нет уж. Раз пришел, то поужинай с нами.
— Сыт я.
— Все равно. Не отпущу.
И она начала проворно расстегивать на нем пальто. Андрею ничего не оставалось, как подчиниться. При этом он уже внимательно огляделся по сторонам.
Небольшая передняя была заставлена какой-то рухлядью. Колченогие стулья, старый буфет с выбитыми дверцами, облупленный шкаф, какие-то ящики, сундуки. В углу скромно притулилась вешалка. Андрей узнал Надину шубку. На соседнем крючке висело длинное черное пальто с бобровым воротником шалью. «Наверное, гостя», — подумал Андрей, вешая рядом свою шинель.
Приглаживая на ходу волосы, он двинулся вслед за Надей в комнату.
Там за накрытым столом расположился Засохо. Без пиджака и галстука, в расстегнутой у ворота сорочке, он жадно, с шумом обсасывал косточки мясного рагу, дымившегося перед ним в глубокой миске.
Когда Андрей вошел, Засохо поднял голову, и секунду они молча, с удивлением смотрели друг на Друга.
Андрею было неприятно: Засохо не внушал ему симпатии, больше того, он был преступником, большим или малым, это не имело значения. Первым желанием Андрея было уйти, уйти и не видеть этой наглой рожи. Он даже сделал невольное движение к двери, но Надя потянула его за рукав и вырываться было уже совсем глупо. И тут же мелькнула вдруг мысль: «Зачем ему нужна валюта? Вот бы попробовать узнать?»
А Засохо между тем обрадованно воскликнул:
— О, кого я вижу! Свидетель моего позора! А ведь я тебя сразу узнал. Ей-богу. Только вида не подавал. Зачем? Верно я говорю?
— Верно.
Засохо вылез из-за стола, подошел к Андрею и, чуть не упираясь в него животом, добродушно пророкотал:
— Нет, ты мировой парень, ей-богу. И здоров вымахал!
Он с силой похлопал Андрея по плечу, потом взял под руку и увлек к столу.
— По этому поводу выпьем!
Тут только Андрей заметил полупустую бутылку водки на столе и рядом начатую бутылку вина.
— Садись, Андрюша, садись, — радостно засуетилась Надя. — Артур Филиппович предлагает выпить. — Да я, знаете, только что…
— И слышать ничего не хочу! — с пьяным упорством воскликнул Засохо. — Выпьем, тебе говорят!
Андрею пришлось подчиниться.
От новой рюмки Засохо неожиданно пришел в воинственное настроение. Он со злостью стукнул кулаком по столу.
— А этот маленький, курносый, если еще раз на дороге станет… Вот тогда! Доберусь!.. Такую мину подведу, будь здоров!..
Засохо рванул ворот рубахи, красное лицо его еще больше покраснело, щеки и нос, казалось, вот-вот лопнут под напором крови, она залила его округлившиеся в ярости глаза под стеклами очков. Страшен был этот человек в своем бешеном приступе.
— Задушу!.. Своими руками щенка этого!..
— Да будет вам, Артур Филиппович, — болезненно поморщилась Надя. — Ну что вы, в самом деле, кричите?
Ей впервые стал вдруг неприятен этот человек.
Андрей пришел ей на помощь и предложил:
— Выпьем?
— Верно! — обрадовался Засохо. Злость сразу ушла из него.
Они выпили, и Андрей самым миролюбивым и безразличным тоном спросил у Засохо:
— А к чему, например, вам доллары? Ведь все равно ничего на них не купишь.
— Какие еще доллары? — недовольно спросил Засохо.
— Как так «какие»? Да те самые…
Но тут вдруг Андрей заметил, что Засохо делает ему какие-то знаки. Он невольно взглянул на Надю. Та застыла в напряженном ожидании. «Он от нее это скрыл почему-то», — мелькнуло в голове у Андрея. Это означало, что Засохо все равно не ответит на его вопрос, настаивать было бесполезно.
— Вообще… иногда приобретают… — неопределенно закончил он.
Вскоре Андрей стал прощаться. Его не удерживали.
Уже в самых дверях Андрей сказал Наде:
— До свидания. Поговорим в следующий раз. Надя, поняв это по-своему, с досадой спросила:
— Этот пьяный боров помешал, да? Носит его, черта…
Андрей понял ход ее мыслей.
— Вы ничего такого не думайте, Надя. Я просто не хочу…
— А я ничего такого и не думаю. В это время в переднюю ввалился Засохо и, обняв Андрея за плечи, сипло, с усилием проговорил:
— Ты ей не очень, понял?.. Ты же парень с этой… с головой, понял?
— Понял, — еле сдерживая отвращение, ответил Андрей и торопливо кивнул Наде: — Ну пока.
Во дворе он остановился, полной грудью вдохнул холодный, сырой воздух и досадливо поморщился. И с Надей не поговорил и пил с этим мерзавцем зря, так и не удалось узнать, зачем ему нужны были доллары.
А Надя, по-видимому, связана чем-то с ним. Да-а, такое знакомство не украшает и не бывает случайным.
Андрей вздохнул и медленно побрел к воротам. Ничего не поделаешь, надо было возвращаться домой.
В это время Люся сидела над кроваткой уже заснувшего Вовки и, комкая в руке мокрый от слез платок, думала о своей судьбе.
Какая она несчастная! Боже мой, если бы она могла только все это предвидеть! Ведь Андрей искалечил ей жизнь! Дать себя упихнуть в такую дыру. И, главное, примириться с этим! Каким надо быть ограниченным, серым человеком! Ему приказали — и он уже руки по швам!
Люся перебирала в памяти своих подруг по институту. Да, да, некоторые из них так счастливо устроили свою судьбу. Они уже за границей. Люся перестала им даже писать. Только расстраиваться! А вот она… И мама еще пишет, что надо потерпеть, надо подождать. Чего ждать? Пока она, Люся, состарится, что ли? Ну нет! Она ждать не намерена. Если Андрей не сумел ей составить счастья, она будет добиваться его сама. И тем хуже для Андрея! О, она знает, что ей делать.
Люся, подняв голову, пристально посмотрела в дальний угол комнаты и с такой силой сжала в руке платок, что под кожей резко обозначились побелевшие суставы тоненьких пальцев.
ГЛАВA 3
ЛЮСИНЫ ЗНАКОМСТВА
По утрам Михаил Григорьевич Филин никогда не спешил на работу, как другие. И отнюдь не потому, что разрешал себе опаздывать, — этого он не позволял никому и ни при каких обстоятельствах. Михаил Григорьевич не спешил, ибо все утренние дела его были рассчитаны по минутам и выполнял он их с точностью хорошо отрегулированного механизма.
Вообще не было в таможне более точного и пунктуального человека, чем Михаил Григорьевич, и он сам втайне немало гордился этим. Правда, кое-кто из сотрудников за глаза говорил, что нет, мол, в Бресте большего формалиста и въедливого педанта, чем Филин, и эти разговоры, конечно, доходили до него. Но Михаил Григорьевич был убежден, что говорят это люди из зависти и еще потому, что сами разболтанны, что им в тягость любой порядок и дисциплина. А порядок, и притом неукоснительный, «железный» порядок, являлся, по мнению Михаила Григорьевича, основой основ в любом деле. И эта сторона его характера некоторым даже нравилась. Михаил Григорьевич любил производить впечатление высокопринципиального и волевого человека.
Все то, что говорилось и писалось в последние годы о чуткости к людям, о недопустимости администрирования, о необходимости разъяснять, а не приказывать, — все это Михаил Григорьевич считал глубокой ошибкой, ненужным либерализмом. Втайне он надеялся, что в конце концов все вернется «на свои места», как было в те годы, когда он начинал свою «карьеру». Михаил Григорьевич был уверен, что, не случись крупного поворота в жизни страны после XX съезда партии, он бы достиг куда большего, чем теперь, и уж по крайней мере был бы начальником таможни в Бресте, а скорей всего на ответственной работе в Москве, в Главном управлении.
Поэтому под внешней сдержанностью и спокойствием копилось у Филина глубокое недовольство ходом событий и желчное, злорадное ожидание провалов и неудач «новой политики». Лишь в редких случаях и всегда неожиданно для него самого прорывалось наружу это недовольство и злорадство, и тогда Михаил Григорьевич бледнел, по привычке ожидая самого худшего, а когда убеждался, что никто не обращает на него внимания, то и в этом склонен был усматривать еще одно доказательство «их слабости».