Счет по-венециански - Леон Донна (книги онлайн полностью .txt) 📗
Безрадостный ход его мыслей прервало появление Кьяры. Она хлопнула входной дверью и с охапкой книг протопала в свою комнату. Брунетти проследил за ней взглядом. Через пару минут она вышла из комнаты уже без книжек.
— Здравствуй, солнышко, — крикнул ей Гвидо из кухни, — хочешь чего-нибудь поесть? — «Конечно, хочет, разве когда-то бывает иначе?» — добавил он про себя.
— Ciao, papa, — прокричала она в ответ, и направилась в сторону кухни, пытаясь вылезти на ходу из рукавов плаща, Единственное, что ей удалось в результате, это вывернуть один из рукавов наизнанку так, что рука окончательно застряла. Он молча наблюдал. Дочка высвободила вторую руку и стала яростно тянуть за рукав. Он отвернулся, а повернувшись обратно, обнаружил, что плащ уже валяется на полу и Кьяра наклоняется, чтобы поднять его.
Наконец она зашла на кухню и подставила ему щечку, которую он с нежностью поцеловал.
Она подошла к холодильнику, открыла его и, нагнувшись, стала внимательно изучать содержимое и достала лежавший у дальней стенки бумажный сверток с сыром. Она выпрямилась, взяла из ящика нож и отрезала себе огромный кусок.
— Хлеба хочешь? — спросил он, доставая с верхней полки пакет с булочками. Она кивнула, и они заключили сделку; он получает толстый кусок сыру и за это дает ей две булочки.
— Па, а сколько платят полицейским в час?
— Точно не знаю, детка. Они получают жалованье, но иногда в их рабочей неделе оказывается больше часов, чем у обычных офисных служащих.
— Это когда преступлений много или когда надо за кем-то следить?
— Да.
Он кивнул в сторону сыра, и она отрезала и молча протянула ему еще один кусок.
— А еще когда они разговаривают со свидетелями или подозреваемых допрашивают и всякое такое, правильно? — продолжила она, явно не собираясь оставлять эту тему.
— Да, — подтвердил Гвидо, недоумевая, к чему она клонит.
Кьяра тем временем прикончила вторую булочку и запустила руку в пакет за третьей.
— Если ты съешь весь хлеб, мама тебя убьет. — Эта угроза повторялась в их доме так часто, что звучала уже почти ласково.
— И все-таки, сколько, как ты думаешь, будет получаться в час? — спросила она, не обращая на него никакого внимания и разрезая булочку пополам.
Он решил назвать хоть какую-то сумму, учитывая, что сколько ни скажи, столько дочка и попросит.
— Думаю, не больше двадцати тысяч лир в час, — проговорил он и тут же спросил: — А что?
Он знал, что именно этого вопроса ожидала Кьяра.
— Ну, просто я поняла, что тебе будет интересно узнать побольше об отце Франчески, — вот и расспросила кое-кого. А еще я подумала: раз уж я выполняю работу полицейских, значит, мне должны оплатить мое время.
Изредка наблюдая в собственных детях подобные замашки, он жалел, что Венеция имеет тысячелетнюю коммерческую историю.
Он ничего ей не ответил, так что Кьяре пришлось перестать жевать и взглянуть на него:
— Так что ты думаешь по этому поводу?
Он помолчал немного и ответил:
— Я думаю, все будет зависеть от того, какую информацию тебе удалось добыть. Не станем же мы платить тебе зарплату независимо от того, что ты выяснила, как настоящему полицейскому. Ты у нас нечто вроде внештатного сотрудника, и, значит, тебе положено платить исходя из ценности данных.
Минуту-другую она обдумывала его слова и, уяснив ход его рассуждений, кивнула:
— Идет. Значит, я рассказываю тебе все, что выяснила, а ты говоришь мне, сколько это будет стоить.
Брунетти не мог не восхититься ловкостью, с которой она обошла основной вопрос — собирается ли он вообще платить ей за информацию, и повела разговор так, словно сделка вроде как уже заключена и осталось только оговорить детали. Что ж, ладно.
— Ну, рассказывай.
Кьяра приняла самый что ни на есть деловой вид, отправила в рот последний кусочек третьей булки, вытерла руки о кухонное полотенце и уселась за стол, сцепив пальцы.
— Мне пришлось поговорить с четырьмя разными людьми, прежде чем я узнала что-то стоящее, — начала она таким серьезным тоном, будто давала показание в суде или выступала по телевизору.
— И что же это за люди?
— Во-первых, девочка из школы, где Франческа учится сейчас; во-вторых, учительница из моей школы; потом одна девочка тоже из моей школы и еще одна, с которой мы вместе учились с пятого по восьмой.
— И ты все это успела за один день?
— Ну конечно же! Мне, естественно, пришлось отпроситься после обеда, чтобы сходить встретиться с Лучаной, а потом еще успеть в школу к Франческе. А с учительницей и девочкой из нашей школы я поговорила до того, как ушла.
— Так ты отпросилась? — спросил Брунетти из чистого любопытства.
— Конечно! Все дети так делают. Для этого надо всего лишь принести записку от родителей о том, что ты болеешь, или что тебе нужно куда-то сходить, и никаких вопросов.
— И часто ты так делаешь, Кьяра?
— Ну что ты, папа, только когда очень нужно.
— Кто же написал тебе записку?
— Сегодня была мамина очередь. И потом, ее подпись подделать куда легче, чем твою. — За разговором она собрала со стола все листочки с домашней работой, сложила их аккуратной стопочкой, положила на краешек стола и глянула на него. Ей явно не терпелось перейти к делу.
Он выдвинул стул и уселся напротив нее.
— И что же тебе рассказали все эти люди, Кьяра?
— Первое, что я выяснила: оказывается, Франческа рассказывала байку про похищение и той, другой девочке, из новой школы. Плюс я, кажется, помню, как она рассказывала это в нашей компании, но это было лет пять назад.
— Сколько же всего лет ты ходила с ней в одну школу?
— Мы вместе учились в начальных классах. Но потом ее семья переехала, и она стала ходить в среднюю школу «Вивальди». Я иногда ее встречаю, но мы же с ней никогда не были подружками.
— А та, другая девочка, которой Франческа рассказывала свою историю, была ее подружкой?
Он увидел, что Кьяра сжала губы, услышав этот вопрос, и предложил:
— Ладно, лучше расскажи-ка мне все в том порядке, в каком сама хочешь.
Она улыбнулась.
— В общем, эта девочка, которая из моей школы, ходила с ней в другую школу, и она говорит, что, по словам Франчески, ей родители велят с незнакомыми на улице не разговаривать и никуда с ними не ходить. Нам она примерно то же самое говорила, когда мы с ней учились.
Она взглянула на него в ожидании одобрения, и он улыбнулся, хотя примерно то же самое слышал за обедом.
— Я это и так знала, поэтому решила, что лучше поговорить с кем-нибудь из школы, в которой она сейчас учится. Вот поэтому мне и пришлось отпрашиваться: иначе как бы я ее одноклассниц застала? — Он кивнул. — И вот та одноклассница мне сказала, что у Франчески был парень. Нет, пап, правда. Они были любовниками и все такое.
— А она сказала, кто он такой, этот парень?
— Нет, она сказала, что Франческа никогда не называла его имени. Говорила только, что он старше, что ему двадцать с чем-то. Франческа говорила, что хотела с ним бежать, а он отказался, сказал, что надо подождать, пока она вырастет.
— А девочка сказала тебе, почему Франческа хотела бежать?
— Ну, не так чтобы подробно. У нее было такое ощущение, что это из-за матери, что Франческа с ней часто ругалась и оттого хотела убежать.
— А с отцом какие были отношения?
— Ой, отца она очень любила, говорила, что он всегда с ней очень добр, вот только видела она его не часто, потому что он вечно был слишком занят.
— У Франчески вроде есть брат.
— Да, Клаудио. Но он далеко, учится в школе в Швейцарии. Я потому и решила поговорить с учительницей. Она вела что-то у этого Клаудио до того, как он укатил в Швейцарию; я надеялась, что удастся выудить из нее какую-нибудь информацию об этом парне.
— Ну и как, удалось?
— Ясное дело. Я сказала, что я лучшая подруга Франчески и что, мол, Франческа волнуется, как Клаудио воспримет смерть отца — ведь он в Швейцарии один, и всякое такое. Сказала, что я его тоже знаю; даже заставила ее поверить, что я в него влюблена. — На этом месте она остановилась и тряхнула головой. — Противно, конечно: понимаешь, все, буквально все говорят, что этот Клаудио — полное ничтожество. Но она мне поверила.
