Тот, кто знает - Маринина Александра Борисовна (читаемые книги читать .txt) 📗
– А жаль, – шутливо откликнулась Ира.
– Почему же?
– Потому что я с удовольствием поучилась бы у вас. Вы так интересно и понятно рассказываете, я давно это заметила. Наверное, вы были очень хорошим лектором. А хорошего лектора всегда полезно и приятно послушать. Расскажите мне еще что-нибудь о той жизни, которую я не застала.
Свекор сел на своего конька и принялся рассказывать всякие истории из жизни семидесятых – начала восьмидесятых годов. Этого, собственно, Ира и добивалась. Может быть, хоть слово удастся услышать о том, что так волнует Наташку.
После ужина она купила в магазинчике телефонную карту и отправилась звонить в Москву. Телефон-автомат находился здесь же, в холле гостиницы. Оставался всего один вечер, а Ира купила подарки только Наташе и Бэлле Львовне, надо было срочно посоветоваться, что привезти Саше, Алеше и Вадиму.
– Натулечка, – радостно заворковала Ира, – я сейчас иду в деревню, пройдусь по магазинчикам. Скажи мне, что купить твоим мужчинам? Только не вздумай говорить, что ничего не нужно. Я же все равно должна привезти что-нибудь, просто на память. Так что ты мне скажешь?
– Купи им маечки какие-нибудь, говорят, в Турции хороший трикотаж и недорогой.
Голос у Наташи был отстраненным и усталым. Ира почуяла неладное.
– Натулечка, что случилось?
– Ничего.
– У тебя голос какой-то ненормальный. Кто-то заболел?
– Нет, все здоровы. Просто я только что разговаривала с Люсей. Никак в себя не приду.
– С Люсей? И что сказала эта сумасшедшая графоманка? Она тебя обидела? – забеспокоилась Ира.
– Лучше бы обидела. Она поставила меня в известность о своих планах. Она собирается продать квартиру в Челнах и приехать в Москву вместе с мамой и Катюшей.
– Как приехать? – задохнулась Ира. – Насовсем?
– Естественно. Ты же знаешь, несколько месяцев назад умер ее муж, теперь она не хочет больше жить в Челнах. Она хочет вернуться в Москву, где родилась и прожила сорок лет. Ее можно понять.
– Да что ты говоришь, Натулечка?! Неужели ты не понимаешь, что дело не в том, что умер муж, а в том, что твоя мама стала слишком старенькой?
– Ира, я не желаю это обсуждать, тем более по телефону. Лучше скажи, как у вас там? Море теплое?
– Теплее не бывает, как парное молоко. Завтра вечером я прилечу, послезавтра прибегу к тебе, принесу подарки и все-все расскажу. Целую тебя. Бэллочку и мальчиков поцелуй от меня.
Ира повесила трубку, но из кабины не вышла. Они всей семьей собирались, как и каждый вечер, идти в деревню, и теперь Игорь с родителями сидят в холле на мягких диванчиках и ждут, пока она позвонит. Вон они, в ее сторону не смотрят, о чем-то разговаривают. Дверь кабины притворяется плотно, и стекло хорошее, толстое, да и сидят они далеко, не услышат. Можно на две минуты выйти из роли, ничего страшного.
Она снова сунула карту в прорезь автомата и набрала номер Люси в Набережных Челнах, который знала наизусть.
– Я только что разговаривала с Наташей, – начала она без долгих предисловий. – Ты что, собираешься вернуться в Москву?
– Собираюсь. А в чем, собственно, дело?
– И где ты будешь жить?
– Там же, где жила раньше. Между прочим, в этой квартире до сих пор прописана моя мать, ты не забыла? Мама возвращается домой, а вместе с ней приеду и я с дочерью, нас пропишут, это родственное подселение, тем более я там раньше жила. Не понимаю, что тебя беспокоит?
– Что беспокоит? – заорала Ира, теряя самообладание. – То, что мама была тебе нужна только до тех пор, пока была работоспособной. Ты ни с чем не посчиталась, ни с Наташкой, ни с ее детьми, ни с самой тетей Галей, ты ее увезла в свои хреновы Челны, потому что тебе было так удобно, потому что тебе нужна была бесплатная домработница. А теперь, когда эта домработница состарилась и уже не может заниматься твоим хозяйством и твоим ребенком, а сама требует ухода, ты хочешь вернуться, чтобы все эти заботы скинуть на Наташку, сесть ей на шею и жить за ее счет. Думаешь, я не понимаю? Это Наташка – добрая душа, всех любит и всем все прощает, но не думай, что твои фокусы пройдут с другими. Не пройдут!
– Ты кто такая? – последовал холодный ответ. – Ты сама сидела на шее у моей сестры и тянула из нее жилы. Я все знаю, мне мама рассказывала. И после всего этого ты еще собираешься мне указывать? Соплячка! Да я старше тебя больше чем в два раза. И не смей мне больше звонить.
– Захочу – и буду звонить, сколько нужно! – отпарировала Ира. – Ты мне тоже не указывай, это твоя сестра меня воспитывала и кормила, а не ты. Ты мне никто и звать тебя никак. В квартире четыре комнаты, если ты еще не забыла. В одной живет Бэлла Львовна, во второй – Наташа с мужем, в третьей – мальчики, в четвертой – я. Ты что, собираешься спать в прихожей? Или, может, в ванной?
– А тебя это вообще не должно беспокоить, ты же, насколько мне известно, замуж вышла и больше не живешь в этой квартире. Моя дочь может жить вместе с мальчиками, там большая комната, всем места хватит. А мама поживет у Бэллы Львовны, две пенсионерки всегда найдут общий язык, да и веселее будет.
– А ты? Ты-то сама где собираешься жить? У Наташи с Вадимом на голове? Или ширмочку поставишь, чтобы их не смущать?
– А я поживу в твоей комнате, тебе она все равно больше не нужна.
– Ну ты, блин, крутая, круче пасхального яйца, – растерянно протянула Ира. Такого она не ожидала и даже слов нужных для ответа подобрать не смогла. – Всех распихала, девчонку свою – к чужим детям, мать родную – к посторонней старухе, зато себе, любимой, отдельную комнату запланировала. У тебя стыд есть, Людмила? Совесть какая-нибудь, чувство приличия или что-нибудь в этом роде?
– У меня есть все, – Люся была по-прежнему невозмутимой. – Ты за меня не волнуйся. А за Наташу не заступайся, она, если захочет, сама за себя постоит.
– Да в том-то и дело, что не постоит она за себя! Она тебе и слова не скажет. А ты этим нагло пользуешься, знаешь, что у нее характер такой, что она тебя не оттолкнет и к известной матери не пошлет, вот и пользуешься самым бессовестным образом. Она даже не знает, что я тебе сейчас звоню.
– Вот как? – в голосе Люси послышалось легкое удивление. Ну наконец-то, хоть какие-то эмоции появились! – Ты всегда была лгуньей, об этом мне тоже прекрасно известно. Уверена, что Наташа после нашего разговора позвонила тебе и попросила воздействовать на меня. Я ее понимаю, у нее язык не повернулся отказать в приюте родной матери, родной сестре, которая недавно овдовела, и родной племяннице, оставшейся сиротой, тем более что мама там прописана. А отказать очень хотелось, вот она тебя и подослала. Только не выйдет ничего, так ей и передай. Я имею право на эту жилплощадь, ни одна инстанция не сможет отказать мне в прописке.
– К твоему сведению, Наташа никак не могла позвонить мне и пожаловаться на тебя, потому что меня нет в Москве. Я только что ей позвонила сама и с трудом уговорила поделиться, отчего у нее голос такой убитый. Если бы я не спросила, она бы и не сказала ничего.
– Вот как? Тебя нет в Москве? А где же ты? В своей уральской деревне?
– За границей. Отдыхаю на Средиземном море, – мстительно сказала Ира.
– Что ж, в таком случае ты тем более не можешь судить о том, почему нормальные люди хотят вернуться из Набережных Челнов в Москву. У тебя теперь своя жизнь, и не пытайся повлиять на мою.
Краем глаза Ира заметила, что свекровь поднялась с диванчика и двигается в ее сторону. Даже простенькие пляжные тряпочки она носит с аристократической элегантностью, как будто на ней не цветастая широкая длинная юбка и чудовищного апельсинового цвета майка, а по меньшей мере вечернее платье со шлейфом. И на ногах не шлепанцы с двумя перепоночками, а хрустальные башмачки, которые в книжке исключительно по недоразумению почему-то достались Золушке. На лице у Лизаветы нетерпеливое недоумение. Ну в самом деле, сколько можно болтать, заставляя ждать остальных? Сказала же, что буквально на два слова, только насчет подарков уточнить, а сама разговаривает уже битых четверть часа! Долой Ирку Маликову, быстренько возвращаемся в образ приличной дамочки Ирины Савенич, на лицо натягиваем приветливое и доброжелательное выражение, голос можно пока оставить прежним, будем надеяться, что его не слышно.
