О чём молчал Будда (СИ) - Борзов Анатолий (чтение книг TXT) 📗
Я еще раз глотнул пива — бедный Вадим. Потратить на меня драгоценное время, где каждая минута, считай, не один доллар. А я у него их ворую — сижу и ворую. Афтондил задерживался. Он и прежде не отличался пунктуальностью. У меня тысяча долларов. Они здесь, в моем кармане. Я их даже не считал. Мне их передал Вадим Николаевич. И расписку я написал, как он и сказал, слово в слово. Не густо, конечно, а куда денешься? Лучше тысяча, чем ничего. А если Афтондил меня обманет? Никто кроме Эллы Сергеевны не знает, какие в папке были документы и были ли они вообще. Я тяжело вздохнул — подъехал Мерседес. Красавец — Афтондил не обманул. Обманул я.
В следующее мгновение на меня обрушился мир, хотя первым вылетело окно. И если бы не столик, что долбанул меня в грудь, вероятно, это был бы мой последний день на этом свете. Как гремит взрыв, я прежде слыхал — возили на полигон снаряды, что обнаружили строители. Но это было давно, да и стояли мы на безопасном расстоянии. Здесь же я ощутил чудовищный жар и грохот — взрывная волна прошла сквозь меня. Оглох я на левое ухо — принялся ковырять пальцем. Лежу на полу в осколках битого стекла и ковыряюсь в ухе. Затем на меня наезжает перепуганное лицо. Что? — говоря я. — Не слышу! Громче, ничего слышу! — А потом понял — живой, — кричу, — только ничего не слышу.
Короче, Афтондила взорвали. И Мерседес тоже. То есть Мерседес как раз и взорвали, а вместе с ним Афтондила. Смотреть, что осталось от Афтондила, я не пошел — не до того было. Тут, конечно, народ набежал — воду суют. Нет, чтобы пива предложить? Минут через двадцать приехали медики, мои бывшие коллеги и прочая заинтересованная публика. Какой-то ублюдок умудрился меня сфотографировать — тычет в рожу фотоаппаратом. Может, и репортер, а может, и зевака обыкновенный. Я его послал — сказал что-то в нецензурной форме. Несмотря на все сопротивление, меня уложили на носилки, а тетка в халате укол сделала — вогнала кубика три какой-то гадости через штаны. И мне вскоре стало очень даже неплохо — захотелось спать. И я заснул.
Приснился мне Афтондил — злющий, как черт! С тобой невозможно делать дела, — кричит он. — Ты меня надул! Мы же договаривали на шестьдесят процентов! А ты сколько принес? Афтондил, — говорю, — к чему тебе деньги? Ты что — дурак? Какие шестьдесят процентов — тебя же убили. Ты еще не понял, Афтондил, но тебя взорвали. И Мерседес твой взорвали — тебя нет. Как нет! Ты что несешь? — кричит он.
Вот такой сон. А может, и не сон. Возможно, Афтондил и в самом деле не понял, что умер. Когда ты дряхлый старик и знаешь, что дни твои сочтены, либо страдаешь от смертельного недуга, тут все понятно. Но когда полон сил, и тебя убивают — ситуация, полагаю, несколько иная. А характер у Афтондила горячий, переубедить в чем-то практически невозможно. Да и как сказать, что он умер?
Вы давно были в больнице? И не ходите — я вам не советую. Привезли меня, вероятно, в городскую — положили в коридоре и куда-то ушли. Обед у них, что ли? Лежу — мужик какой-то подошел. Видно, из пациентов — в спортивном костюме и кроссовках. Я уже давно обратил внимания на интересный факт. У нас в больницах пациенты через одного ходят в спортивных костюмах — словно здесь школа олимпийского резерва. Закурить, говорит, нет? Вопрос я понял только с третьего раза — три кубика оказалось для меня многовато. Оглох? А голый почему? — спрашивает мужчина. Точно! Смотрю — я же голый! И ботинки мои новые утащили. Сигареты есть, только они в кармане остались, — объясняю. — Раненый я, то есть контуженный, ты новости слышал? Минут через пять он меня к себе в палату закатил. Мужиков, что там были, успокоил — сказал временно, а сам за сигаретами убежал — добрая душа. Лежу на каталке, медленно в себя прихожу — голова чугунная. И вдруг вижу Николая Васильевича. Только без фетровой шляпы с рукой на перевязи. И воняет от руки неизвестно чем — мазью какой-то, кровью и еще, один черт знает, чем. Газету Николай Васильевич читает и бережно держит руку или что он нее осталось. Приподнимаюсь, опускаю ноги и прикрываю срам, хотя чего там прикрывать — меня же не в женское отделение привезли. Мужики смотрят телевизор — он на подоконнике стоит. Я тоже смотрю — начинаются новости.
Как я уже сказал, Мерседеса Афтондила я не видел, а тут — бог ты мой! Ничего не осталось — груда металла и два колеса. Озабоченный голос диктора объясняет, что и где произошло. Меня не показали, только скорую — я даже вновь почувствовал, как входит в бедро игла.
— А вот и мы, — открывается дверь, и в палату заходит мой знакомый в спортивном костюме. В руках он держит не только мои шмотки. Каким-то необъяснимым образом он нашел ботинки — я улыбаюсь. Все-таки на белом свете имеются отзывчивые люди. Чтобы мне ни говорили, как бы ни запугивали — верю. На сотню обязательно найдется порядочный человек. И появится он в трудную минуту.
Николай Васильевич газету отложил и говорит.
— Дожили, твою мать! Как на диком западе, среди белого дня взрывают! У нас что — война?
— Сигареткой угостишь? — спрашивает мой спаситель в спортивном костюме.
— Какие вопросы! — лезу в карман брюк, — кури, дорогой, на здоровье.
— Я тебя где-то видел, — вдруг оживляется Николай Васильевич и заходит с тыла.
— Что с рукой?
— Ерунда, — говорит из-за спины Николай Васильевич. — Дима — ты что ли? А то гляжу — спина знакомая!
Мы обнялись.
— А ты чего здесь делаешь? — улыбается Николай Васильевич. — Уж не заболел ли случаем? Не похож ты на больного. На кого угодно, только не на больного.
— Контуженный я, — объясняю, — новости смотрели, так вот я и есть пострадавший. В пивной сидел, думал отдохнуть.
— А я о чем! — поддержал Николай Васильевич. — Отдыхать, Дима, нужно дома. Диван, поди, имеется? Вот на диване и отдыхай. Пива захотелось — купи и бегом на свой родной диван. Взрыв, говоришь? А дома не взорвут, если только какой-нибудь придурок газ забудет выключить. Сильно зацепило?
— Еще не знаю, оглох слегка, а так вроде ничего — повезло.
— Повезло! Еще как повезло! Я тебе вот что скажу — ты, Дима, сегодня второй раз родился. Картинку видел? Уж на что Мерседес машина крепка, и та в хлам — смотреть некуда.
— А вы? — киваю на руку, — тоже бандитская пуля?
— Сущий бандит! Хоть бы предупредил. Я с ним, как с человеком — болит? Он молчит. Я вновь — здесь болит? Никакой реакции, а затем как схватит! С виду порядочный, хозяйка вся из себя, воспитанная. Десять швов наложили и колют постоянно. А как мне без руки? Как я в баню ходить буду? Одним словом — беда и не вовремя. В деревню собрался — год не был. Дима, а выглядишь неплохо. Глаза вот только дурные, но это пройдет.
Николая Васильевича и мужчину в спортивном костюме я вскоре покинул — вылез через окно. Прыгать не пришлось, палата находилась на первом этаже. Состояние мое опасений не вызывало — голова еще гудела, но слух восстановился полностью. Николай Васильевич — ветеринар, и его укусила собака. Я же по своей глупости едва не лишился жизни. Хотя и здесь непонятно. Еще одно досадное недоразумение или происки коварных врагов, которых я не знаю. Деньги у меня пропали — словно их никогда и не было. Тысяча долларов. Но голова на месте, а могло быть иначе. Доллары бы нашли, а вот голову — нет.
Вечером позвонила бывшая жена. Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала, что со мной произошло?
— Как решился вопрос? — тактично спросила она.
— Вопрос не решился, он перерос в другой вопрос, — не менее тактично ответил я. — Но денег я, кажется, никому не должен. То есть я их должен твоему Вадиму — он сильно расстроился?
— Тысяча не такие уж и большие деньги. Ничего страшного — подождет.
Я был несколько удивлен. Похоже, с Вадима можно было слупить гораздо большую сумму. Однако и вернуть пришлось бы тоже гораздо больше. А так Вадим оказал мне некоторую услугу, сам того не зная — забавно. А если бы он мне вообще ничего не дал? Кто стащил деньги? Кто угодно — тот же парень в спортивной костюме. Он что — не проверил мои карманы? Или санитар — лица я не помню. А кто взорвал Афтандила? — Еще более сложный вопрос. Понятно лишь одно — нужно ставить жирную точку и прекращать совать нос в чужие дела.
