Тот, кто знает - Маринина Александра Борисовна (читаемые книги читать .txt) 📗
– Да потому, что ты похудела не из-за пилюлек, а из-за того, что ничего не ела. Просто пилюльки помогают не заболеть от голодания, дают тебе все необходимые вещества, витамины, минералы. Только и всего. Но ты же не можешь всю жизнь питаться этими таблетками! Ты – нормальный человек, выросший в конкретной гастрономической культуре, в русской культуре, ты привыкла есть хлеб, бутерброды, мясо с картошкой, борщи и рассольники, пирожные. Если ты прекратишь есть эти продукты и перейдешь на сплошные пилюльки и коктейли, твой организм сойдет с ума. Он этого не поймет. В нем генетически заложена потребность и привычка есть обычные продукты, а не концентрированные витамины. Если ты перейдешь на такое искусственное питание, твой организм обязательно ответит тебе взрывом возмущения. И последствия этого взрыва предсказать невозможно. Ты это можешь понять?
– Да глупости это все, Натулечка!
Ира прижалась к Наташе, обняла ее, поцеловала.
– Ты напрасно в меня не веришь. Я своего всегда добьюсь. Сказала – похудею, значит, похудею, чего бы это ни стоило! Американцы, между прочим, не дураки, они о своем здоровье знаешь как заботятся? Каждую холестерининку считают, каждую калорию учитывают, с курением борются. Если бы «Гербалайф» был вреден, они бы его и сами не пили, и в другие страны не продавали бы. Вот, кстати, приедет твой хваленый Марик, ты у него спроси, он тебе подтвердит.
– Обязательно спрошу, – шутливо пообещала Наташа. – А ты спроси у врачей, чем может закончиться твое увлечение американскими таблетками. Давай-ка снимай свой свадебный наряд, а то перепачкаешь чем-нибудь раньше времени.
Ира послушно разделась, накинула халат и с размаху плюхнулась на кушетку, которая под ее весом угрожающе заскрипела и пошатнулась. Кушетке этой – сто лет в обед, ее Наташа купила вместо дурацкой пружинной никелированной кровати, когда Ира только еще в шестой класс пошла. Больше десяти лет назад. Кушетка, наверное, из фанеры сделана или из чего-то подобного, ее давно пора было выбросить, узкая, хлипкая. Но Ира все тянула, тянула… Как только появлялись деньги, забывала о решении приобрести удобный современный диван и тратила их на тряпки. Тряпки же важнее, это и ребенку понятно, в тряпочках она на людях бывает, ими красоту свою подчеркивает, а спать – ну что ж, спать можно и так, не велика важность. Что толку в хорошем диване, если его владелица будет ходить одетая черт-те как, на нее и внимания-то никто не обратит.
– Скрипит, – как бы между прочим заметила Наташа, прислушавшись к жалобному голосу кушетки.
– Скрипит, – радостно подтвердила Ирина, – скоро, наверное, развалится. До одиннадцатого декабря бы дотянуть, а там пусть как хочет. Ой, Натулечка, какая же я счастливая!
Наташа вдруг снова сделалась серьезной, и Ира поняла, что сейчас соседка снова затянет прежнюю волынку насчет замужества без любви. Так и оказалось.
– Ира, ты уверена, что поступаешь правильно? Ты хорошо подумала? Может, отступить, пока не поздно?
– Так поздно уже, Натулечка, поздно отступать-то! Чего ты глаза такие страшные сделала? Не бойся, я не беременна. Отступать можно было, когда Игорь мне предложение делал, вот тогда можно было сказать, что, мол, давай не будем торопиться, давай чувства проверим, да нам и без свадьбы очень даже хорошо живется, буду приходить к тебе по-прежнему три раза в неделю. А теперь куда же отступать? Сказать, что передумала? Ни один нормальный мужик этого не простит, да и его родители тоже. Я больше не смогу приходить в этот дом. И все мои усилия пойдут коту под хвост. И вообще, Натуля, не боись. Все будет тип-топ. В конце концов, мне же нужно за кого-то выйти замуж. Если бы твой Марик был холостым, я бы его окрутила, чтобы он меня в Америку увез. Что, не веришь?
– Не верю, – с улыбкой ответила Наташа, хотя глаза ее почему-то оставались серьезными и даже печальными. – Зная тебя, могу предположить, что ты обязательно попыталась бы. Но, зная Марика, могу тебе с уверенностью заявить, что с ним этот номер не прошел бы.
– Да ладно, – презрительно протянула Ира. – Такой уж он прямо волшебный, этот Марик. Все мужики одинаковые, к ним только подход разный требуется. Ну чего ты злишься? А, Натулечка? Что я опять не так сказала?
Ира ясно видела, что в Наташе закипает ярость, но никак не могла понять, из-за чего. Неужели из-за того, что она сказала про Марика? Марик, Марик… Наташка с Бэллой прямо свихнулись на нем, только и разговоров, мол, Марик то, Марик се, Марик приедет, Марик уедет. Приедет и уедет, а жизнь будет продолжаться. Наташку только жалко, она так переживает, хочет как лучше, последние деньги готова истратить на то, чтобы не стыдно было перед богатым Мариком за нашу нищую коммуналку. Глаза ввалились, щеки запали, работает как проклятая, все домашнее хозяйство тянет, заодно за Бэллой ухаживает, старуха в последнее время сильно ослабела, часто болеет, то сердце у нее, то давление, то ноги, то печень. Ира, конечно, помогает, как может, но времени-то у нее тоже для этого немного, в институте занятия до вечера, потом, через день, – к Игорю, повинность отбывать, разговоры умные вести.
А Наташка-то и вправду на что-то разозлилась, даже не разозлилась, а обиделась, вон на глазах слезы появились. Наверное, она думает сейчас о том же, о чем и сама Ира. Что она устала, что у нее больше нет сил бежать этот бесконечный кросс, что предстоит ремонт, а это всегда хуже стихийного бедствия…
– Натулечка, ты из-за ремонта не переживай, – неожиданно сказала Ира. – Я не возражаю, пусть будет ремонт. Наверное, ты права, его действительно нужно сделать. Я помогу тебе, ты только скажи, что от меня требуется. Ну хочешь, я перестану ездить к Игорю и буду по вечерам готовить обеды для рабочих? Хочешь?
– Хочу, – кивнула Наташа. – Спасибо за инициативу. Ты меня очень выручишь, если будешь делать хотя бы это.
Квартира превратилась в свалку, иного определения Ира подобрать не сумела. Повсюду валялись оторванные обои и паркетные дощечки, стояли банки с краской и клеем, стопки новой кафельной плитки, рулоны обоев, какие-то коробки и свертки. Ходить приходилось с большой осторожностью, иначе возникал риск посадить на одежду несмываемое пятно. Рабочих было четверо, все они приехали из Белоруссии на заработки. Правда, деньги за свою работу они попросили совсем небольшие, Ира даже не ожидала, что их услуги обойдутся так дешево, зато аппетит у них был отменный. Приходили они каждый день к восьми утра и работали до восьми вечера, с двух до трех устраивали обеденный перерыв, во время которого съедали целую трехлитровую кастрюлю супа и такое количество жаркого с картофелем, которого обычно хватало на два дня всем шестерым обитателям квартиры. Но дело двигалось споро, кроме часового обеденного перерыва, белорусские работяги никаких других «перекуров с дремотой» себе не позволяли, по утрам не опаздывали и по вечерам не пытались уйти раньше.
Наташа выдала Ире деньги, и отныне в обязанность девушки входил весь цикл мероприятий по кормлению бригады, начиная от покупки продуктов и заканчивая мытьем посуды, которую они после обеда составляли в кухонную раковину. Правда, в действительности вымыть посуду за рабочими Ире пришлось только один раз, обычно это успевала сделать Бэлла Львовна. Полностью отказаться от визитов к Мащенко Ира все-таки не рискнула, хотя и сократила их количество с четырех раз в неделю до двух, и, возвращаясь от жениха около полуночи, добросовестно вставала к плите варить супы и тушить мясо. Она не жаловалась, потому что видела, как взявший на две недели отпуск Вадим целыми днями носится на своей машине по Москве в поисках минимально дорогих и максимально приличных стройматериалов, мебели и сантехники, таскает на себе всю эту тяжесть, помогает рабочим, а работающая Наташа, обеспечив семье трехразовое питание и чистую одежду, после ухода бригады занимается уборкой, выносит мусор, моет полы. Квартира, казалось, навсегда пропиталась запахами краски, лака и скипидара, а лестницы-стремянки прочно укрепились в качестве деталей интерьера.
