Террористы (Terroristerna) - Шевалл Май (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
– Тем не менее его можно считать опасным оружием, – заявил Бульдозер.
– Я не могу с этим согласиться. Таким ножом воробья не зарежешь. И к тому же Ребекка крайне отрицательно относится к насилию. Оно ей совершенно чуждо, она даже неспособна дать человеку пощечину.
– А я настаиваю, что это опасное оружие, – твердил Бульдозер, размахивая садовым ножом.
Однако голос его звучал не очень убедительно, и как ни улыбался Бульдозер свидетельнице, ему пришлось мобилизовать всю свою выдержку, чтобы отнестись к ее следующей реплике со своим пресловутым дружелюбием.
– Вы говорите это либо по злобе, либо просто по глупости, – сказала свидетельница. – Вы курите? Пьете спиртное?
– Вопросов больше нет, – отрубил Бульдозер.
– Допрос свидетелей закончен, – подытожил судья. – Будут ли еще какие-нибудь вопросы, прежде чем мы заслушаем личную характеристику и заключительные речи?
Адвокат Роксен встал, цокая языком, и медленно проковылял к судейскому столу.
– Личные характеристики, – сказал он, – как правило, представляют собой всего-навсего дежурные сочинения, составленные ради того, чтобы их автор мог получить свои полсотни крон или сколько ему там положено. Поэтому я – и надеюсь, моему примеру последуют другие серьезные люди – хотел бы задать несколько вопросов самой Ребекке Линд.
Он впервые обратился к ответчице:
– Как зовут короля Швеции?
Даже Бульдозер не сумел скрыть своего удивления.
– Не знаю, – ответила Ребекка Линд. – А это обязательно знать?
– Нет, – сказал Рокотун. – Не обязательно. Вам известна фамилия премьер-министра?
– Нет. А кто это?
– Глава правительства и высший политический руководитель страны.
– В таком случае, он негодяй, – заявила Ребекка Линд. – Я знаю, что Швеция соорудила атомную электростанцию в Барсебеке, в каких-нибудь двадцати пяти километрах от центра Копенгагена. Говорят еще, что правительство виновато в загрязнении среды.
– Ребекка, – приветливо произнес Бульдозер Ульссон. – Откуда вам известно про атомные электростанции, если вы даже не знаете фамилии премьер-министра?
– Мои друзья обсуждают такие вещи, а политика их не интересует.
Рокотун подождал, давая время всем переварить ее ответ, потом сказал:
– До того, как вы пришли к этому директору банка, фамилию которого я, простите, прочно забыл, приходилось вам бывать в каких-нибудь банках?
– Нет, никогда.
– Почему?
– А что мне там делать? Банки существуют для богатых. Я и мои друзья никогда в такие заведения не ходим.
– Но вот вы все-таки пошли. Почему же?
– Потому, что мне понадобились деньги. Одна моя знакомая сказала, что в банке можно получить деньги взаймы. И когда этот поганый директор сказал, что есть народные банки, я подумала, что, может быть, там мне дадут деньги.
– Значит, вы пошли в тот банк, потому что верили, что там вам дадут деньги взаймы?
– Ну да. Только я удивилась, как все оказалось просто. Я даже не успела сказать, сколько мне надо.
Бульдозер, смекнув, куда клонит защита, поспешил вмешаться.
– Ребекка, – заговорил он, улыбаясь всем лицом. – Есть вещи, которые мне кажутся непостижимыми. Как это можно при нынешних средствах массовой информации не знать элементарных фактов о своем обществе?
– Это ваше общество, а не мое, – ответила Ребекка Линд.
– Вот и неправильно, – возразил Бульдозер. – Мы живем вместе в этой стране и вместе отвечаем за хорошее и плохое. Но мне хотелось спросить, как это можно не слышать того, о чем говорят по радио и телевидению, не знать того, о чем пишут газеты?
– У меня нет ни радио, ни телевизора, а в газетах я читаю только гороскопы.
– Но ведь вы девять лет учились в школе?
– В школе нам талдычили всякую ерунду. Я почти и не слушала.
– Но деньги, – продолжал Бульдозер, – деньги всех интересуют.
– Меня не интересуют.
– Где вы получали средства к существованию?
– В социальной конторе. Да мне совсем немного надо было. До последних дней.
Судья монотонно зачитал личную характеристику, которая, вопреки мнению адвоката Роксена, оказалась небезынтересной.
Ребекка Линд родилась 3 января 1956 года в семье, принадлежащей к низшим слоям среднего сословия. Ее отец заведовал канцелярией в мелкой строительной фирме. Семья была вполне обеспеченная, но Ребекка рано ополчилась против родителей, и конфликт особенно обострился, когда ей исполнилось шестнадцать лет. В школе она занималась кое-как, после девятого класса бросила учебу. Преподаватели оценивали ее познания ужасающе низко; она не была совсем лишена способностей, но они приняли своеобразное и далекое от действительности направление. Ребекка не смогла устроиться на работу, да и не очень к этому стремилась. В шестнадцать лет противоречия в семье достигли такой степени, что она ушла из дома. Отец заявил, что так было лучше для обеих сторон, поскольку в семье росли другие дети, которые в большей мере отвечали чаяниям родителей. Первое время Ребекка жила в домике на садовом участке, принадлежащем ее знакомым, и она сохранила возможность пользоваться участком после того, как ей удалось получить маленькую квартирку в старом доме в районе Сёдермальм. В начале 1973 года она познакомилась с американским дезертиром из натовских войск, и они стали жить вместе. Его звали Джим Косгрейв. Вскоре Ребекка забеременела, она мечтала о ребенке, и в январе семьдесят четвертого у нее родилась дочка, Камилла. В это время у маленькой семьи начались затруднения. Косгрейв хотел работать, но его никуда не брали, потому что он был иностранец, да еще и длинноволосый. За все годы, проведенные в Швеции, он только две недели работал уборщиком на пароме, возившем пьянчужек через Ботнический залив. К тому же он тосковал по США. У него была хорошая специальность, он рассчитывал, что вполне сможет обеспечить себя и семью, только бы вернуться на родину. В начале февраля Косгрейв связался с американским посольством и заявил, что готов добровольно вернуться, если ему дадут необходимые гарантии. Стремясь залучить его на родину, ему обещали, что наказание будет чисто формальным; кроме того, разъяснили, что его охраняет соглашение, подписанное со шведским государством. Двенадцатого февраля он вылетел в США. Ребекка рассчитывала выехать следом в марте, поскольку родители Джима обещали помочь деньгами. Но шли месяцы, а от Косгрейва – ни слуху ни духу. Она пошла в социальную контору, там ей ответили, что ничего не могут поделать, так как Косгрейв – иностранный подданный. Тогда Ребекка решила сама поехать в США, чтобы выяснить, что же произошло. Обратилась в банк за деньгами; чем это кончилось – известно.
Характеристика в целом была положительной. Ее составитель отмечал, что Ребекка хорошо заботилась о ребенке, не предавалась никаким порокам и не проявляла преступных наклонностей. Ей присуща исключительная честность, но она несколько не от мира сего и во многом чересчур легковерна.
Вкратце был охарактеризован и Косгрейв. По словам знакомых, он был целеустремленным молодым человеком, отнюдь не склонным пренебрегать своим долгом и нерушимо верившим в счастливое будущее для себя и своей семьи в США.
Пока зачитывалась характеристика, Бульдозер Ульссон пристально изучал одну из своих папок и красноречиво поглядывал на часы.
Наконец он встал, чтобы произнести заключительную речь.
Рея, прищурясь, наблюдала за ним.
Если отвлечься от нелепого одеяния, этот человек излучал невероятную самоуверенность и жадный интерес к своему делу.
Бульдозер угадал, как будет построена защита, однако не собирался менять свою тактику. Решил ясно и коротко высказаться в том плане, который намечал заранее. Выпятив грудь – вернее, живот, – он уставился на свои нечищеные коричневые туфли и начал бархатным голосом:
– В своей заключительной речи я ограничусь повторением доказанных фактов. Ребекка Линд вошла в банк, вооруженная ножом и с вместительной сумкой, предназначенной для добычи. Долгий опыт расследования мелких налетов на банки, а таковых только за последний год зарегистрированы сотни, убеждает меня, что Ребекка действовала по заранее обдуманному плану. Из-за своей неискушенности в таких делах она сразу попалась. Лично мне, скорее, жаль ответчицу, которая в юные годы поддалась соблазну совершить столь серьезное преступление, и все же забота о правопорядке вынуждает меня настаивать на тюремном заключении. Улики, как показало настоящее долгое разбирательство, неопровержимы. Никакие аргументы не могут их поколебать.