Дело «Пестрых». Черная моль - Адамов Аркадий Григорьевич (книги онлайн полные версии txt) 📗
— Но тут есть и третья сторона, — неожиданно сказал Силантьев. — Правда, она имеет уже чисто оперативный интерес. Мне пока не ясно вот что. Меховой фабрикой занимаются две группы сотрудников милиции — у нас и у Басова. И первый контрудар преступники нанесли по всем. Я имею в виду их жалобу. А вот второй удар нанесен только по Коршунову. Почему? В чем тут дело?
Плышевский необычно рано вернулся домой и, скинув шубу, молча прошел к себе в кабинет. На вешалке он заметил старенькое зимнее пальто дочери и усмехнулся с досадой. Глупая девчонка! Поссориться с отцом из-за этого сопляка Козина! И как! Уже две недели не разговаривает, демонстративно вернула новую цигейковую шубу, его подарок, и упорно не берет денег, умудряется жить на свою дурацкую стипендию. Интересно, надолго у нее хватит этого упрямства? Ну и характер!
В глубине души Плышевский понимал, что дело тут не только в Козине. Отношения с дочерью, по мере того как она росла и начинала разбираться в окружающем, становились с каждым днем все сложнее и напряженнее. И Козин — это, в общем, лишь повод, последняя капля. Но ведь как вскружил голову девчонке, подлец такой!
Плышевский неторопливо переоделся и, засунув руки в карманы домашней куртки, принялся расхаживать из угла в угол по кабинету.
Да, Козин. Он уже недели две как не показывается, исчез после того крупного разговора. Перетрусил, конечно. Интересно, Галя встречается с ним или нет. Но теперь Козин нужен и ему. Как раз сегодня стало известно, что Коршунов опять уцелел. Так умно составленное письмо, по расчетам Плышевского, должно было покончить с Коршуновым. Но этот проклятый человек все-таки удержался в МУРе! После того как миновала опасность со стороны УБХСС (вернув документы на фабрику, они расписались в собственном поражении), главной, самой грозной опасностью для Плышевского стал Коршунов. И дело, конечно, не в том, что он охотится за Доброхотовым. Дело в другом. Коршунов, может быть, сам не ведая того, ухватился за самую сокровенную из тайных комбинаций Плышевского — за Масленкина. Страшно подумать, что может быть, если МУР начнет распутывать эту нить. Она поведет далеко, слишком далеко…
Плышевский решил: с Коршуновым надо разделаться раз и навсегда. И немедленно, иначе будет поздно. Ведь пока все не раскрыто, Коршунов, вероятно, не доложит начальству о Масленкине. Значит, все сведения еще у Коршунова. Да, с ним надо кончать! План уже составлен, Доброхотов предупрежден. А это человек дела. Со своим новым, надо сказать, очень рискованным планом Плышевский решил не знакомить даже Фигурнова. Оскарчик — слишком интеллигент, чистоплюй, а в таком деле нужен человек типа Доброхотова, решительный, готовый на все, самые крайние средства.
Кажется, все рассчитано. Плышевский убежден, что при первой встрече Коршунов не арестует Доброхотова, ни в коем случае не арестует, он человек смелый и, кажется… горячий, он захочет узнать все, и Доброхотов ему на это намекнет. Коршунов непременно клюнет. О, Доброхотов — мастер разыгрывать спектакли, тем более, если обещан такой гонорар и уже вручен аванс! Да, он, Плышевский, на этот раз превзошел самого себя в щедрости. Ну, а если Доброхотов и будет задержан — в ресторане или потом, на даче, — Плышевский уверен: он никого не выдаст.
И все-таки план рискованный, очень рискованный. Здесь придется балансировать буквально на острие ножа. Но другого выхода нет. С Коршуновым надо кончать во что бы то ни стало. А для этого Плышевскому нужен сейчас Козин, до зарезу нужен, немедленно. Но как подступиться к Гале с этим разговором?
Плышевский долго еще расхаживал по кабинету. Он то и дело останавливался у двери, прислушивался. Тишина. Дочери даже не слышно. «Уткнулась в свои проклятые конспекты, зубрит! — раздраженно подумал Плышевский. — И сама, конечно, не зайдет, не заговорит».
Он вышел из кабинета, прошел в кухню и заварил себе кофе. На обратном пути Плышевский приоткрыл дверь столовой и сухо сказал:
— Галя, зайди, пожалуйста, ко мне на два слова.
Он прошел в кабинет, поставил кофе и нарезал тонкими ломтиками лимон.
Дверь приоткрылась, вошла Галя и остановилась у порога. Тоненькая, в темном платье, бронзовые волосы рассыпались по плечам, лицо усталое, строгое, под глазами легли тени.
— В чем дело?
Плышевский опустился в кресло и, сцепив пальцы, внимательно посмотрел на дочь, потом с расстановкой произнес:
— Позвони сейчас своему хахалю. Чтоб вечером пришел… кофе пить.
— Не подумаю даже. Он больше сюда не придет.
— Придет. Даже прибежит! Учти: он попал в очень тяжелое положение, и ему грозят крупные неприятности.
— Пусть он скажет за это спасибо тебе. Это ты виноват, ты!
Щеки девушки порозовели, большие темные глаза смотрели на отца с вызовом.
Плышевский усмехнулся.
— Он не стоит такой горячей защиты. Виноват не я, а он сам, его дрянной, мелкий характер. Удивляюсь, как ты этого не разглядела.
— Зато я разглядела твой характер, до конца разглядела!
— Галя, — строго сказал Плышевский, — ты слишком много себе позволяешь.
— Ты сам начал этот разговор. А я не привыкла скрывать свои мысли, как ты.
— Ты хочешь окончательно со мной поссориться? — тихо спросил Плышевский.
Галя опустила глаза и так же тихо ответила:
— Мы с тобой разные люди, папа. Совсем разные. Я не хочу жить так… я не умею так жить.
Плышевский снисходительно улыбнулся:
— Ладно. О жизни мы поговорим в другой раз…
— Нет, нет. Больше я не буду говорить об этом.
— Я повторяю: ладно! — холодно произнес Плышевский. — А сейчас ты позвонишь своему Михаилу. Имей в виду, на этот раз я поступаю в его же интересах.
Галя пристально посмотрела на отца.
— Я тебе не верю. Ты всегда поступаешь только в собственных интересах.
— Не веришь? Тогда я расскажу, в чем дело, хотя этого бы не стоило делать, опять же в интересах твоего Михаила. Но нам необходимо повидаться сегодня же вечером, и поэтому я хочу, чтобы ты мне поверила.
Плышевский говорил все тем же бесстрастным, очень спокойным тоном, и казалось, слова дочери нисколько не поколебали его душевное равновесие: он превосходно умел владеть собой.
— Видишь ли, Михаил Ильич, к сожалению, отличается изрядной болтливостью, кроме того, он очень любит прихвастнуть и порисоваться. Об этом я ему и напомнил прошлый раз, а он изволил обидеться. Но боюсь, что все это скоро станет известно его начальству, и тогда… Ты же понимаешь, он работает в учреждении особого рода.
Плышевский с удовлетворением отметил, что при последних его словах в глазах дочери мелькнул испуг. Она слушала внимательно, боясь пропустить хоть слово, и это тоже было хорошим признаком.
— Так вот, — продолжал Плышевский, — сейчас у меня появилась возможность оказать ему важную услугу. Я случайно кое-что узнал о человеке, которым МУР очень интересуется. Если эти сведения доставит туда Михаил Ильич, то его положение сильно укрепится. Это все, что я могу тебе сообщить. А теперь решай сама, будешь ты ему звонить или нет.
Галя приложила ладони к пылающим щекам и жалобно посмотрела на отца.
— Но ведь ты опять меня обманешь! Ты, наверно, задумал совсем-совсем другое, а вовсе не помочь Мише! — И еле слышно прошептала: — Боже мой, неужели ты и сейчас меня обманешь?
— К сожалению, — развел руками Плышевский, — я больше ничего не могу тебе сказать. Ровным счетом ничего. Решай сама.
Галя повернулась и стремительно выбежала из кабинета. Спустя минуту Плышевский поднялся и, крадучись, вышел в коридор. Подойдя к двери столовой, он прислушался. Да, так и есть. Галя звонила по телефону.
…Саша Лобанов снял трубку как раз в тот момент, когда он обдумывал головоломную задачу: как использовать Козина на очередном задании. И дело было не только в том, что Михаил после истории с неумелым допросом Привалова получил выговор и был отстранен от самостоятельной работы… Нет, дело было глубже. Саша внутренне все больше терял почему-то доверие к этому парню. Взять хотя бы непонятную историю с какой-то Галей. Ну, а последние две недели Козин вел себя очень странно. Ходит какой-то подавленный, растерянный. Он и внешне сильно изменился: побледнел, осунулся, рубашка не отутюжена, как обычно, галстук плохо завязан. Непонятно, что творится с парнем. И как же все-таки с ним поступить?
