Пресс-центр - Семенов Юлиан Семенович (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Выйдя из самолета, миновав паспортный контроль, открыв дверь телефона-автомата, Мари подумала, что отец снова спас ее: эти сорок минут полета она смогла отойти от постоянной тревоги за Мигеля, вспоминала, а это спасительно, особенно тогда, когда чувствуешь надвижение чего-то жуткого, неподвластного тебе, неотвратимого.
Набрав номер, она услыхала голос Гала.
— Добрый день, — сказала Мари, — здравствуйте, Гала.
— Мари?! — голос женщины стал ликующим. — Вернье! — закричала она. — Скорее, это Мари! Здравствуй, Мари, где ты?!
— В Париже.
— Папа сидит в ванне и читает газеты! Скорее приезжай! Хочешь, я тебя встречу? Ты обедала? У меня есть сказочная рыба! Папа говорит, ты ее обожаешь! Он только что снова вспоминал о тебе…
Вернье вырвал трубку.
— Маленькая, чудо мое, здравствуй, рысенок, скорее приезжай, ну, пожалуйста… Или… Ты не…
— Я еду, па… Я счастлива, что увижу тебя…
Человек, следивший за Мари в самолете и здесь, в аэропорту, позволил ей выйти из сферы наблюдения, набрал номер и сказал:
— Она поехала к отцу. Телефон…
Его перебили:
— Мы знаем, спасибо.
Через двадцать минут, пока еще Мари не приехала на рю Вашингтон, два человека поднялись на этаж, где была квартира Вернье, и прикрепили над косяком его двери крохотную черную кнопку. Каждое слово, произнесенное теперь там, будет записано на пленку.
81
26.10.83 (18 часов 05 минут)
Пепе положил трубку и пошел в соседнюю комнату, там он поселил своих новых гитаристов Ромеро и Бонифасио; ребята были молчаливые, двух слов за день не скажут, сидят себе на стульях и щиплют струны; чувствуют друг друга поразительно, даже петь начинают одновременно, будто ощущают биотоки кожей; играют великолепно — словно бы водопад, каждая струя отдельно, а все равно вместе, слаженно, монолит.
— Собирайтесь, парни, — радостно сказал Пепе, — едем, Санчес будет слушать меня.
Ромеро и Бонифасио отложили гитары; мулаты были огромные, бицепсы словно вылеплены; Бонифасио сел к маленькому трюмо и начал причесываться; он делал это тщательно, очень медленно, поглаживая вьющиеся волосы ладонью, как бы сдерживая их, так хозяин оглаживает свирепого пса; Бонифасио, казалось, никуда не собирался, сидел себе и причесывался; Ромеро потянулся с хрустом, взял с маленького ночного столика книгу, лениво пролистал страницы и также лениво спросил:
— В чем поедем, Пепе? Я полагаю, нам следует быть в национальных костюмах, у вас любят, когда люди носят народную одежду, она многоцветна.
— У меня в машине нет кондиционера, — сказал Пепе. — Ты взмокнешь в пончо, Ромеро.
— Зато понравлюсь твоему премьеру… Станешь звездой, поедем в гастрольное турне, обязательно в Англию, там девки необхоженные, солнца нет, сплошные туманы, откуда ж взяться у мужиков силе… Любишь беленьких, Пепе?
— Я разных люблю, — засмеялся Пепе. — Собирайтесь скорей, надену кремовые брюки, и едем…
Он вышел в свою комнату, которая была одновременно спальней, столовой и гостиной, сбросил синие джинсы, принял таблетку аспирина, потому что последние дни приходилось каждый день пить — с гитаристами приехал Вентура, быстрый маленький человечек, занимавшийся аранжировкой; к тому же он импрессарио, каждый день ездил по Гаривасу, беседовал с владельцами казино и ресторанов, прикидывал, где бы заключить хороший контракт на сезон; потом возвращался и сразу требовал бутылку испанского виски; другие не признавал; тараторил без умолку и так же, как Бонифасио, то и дело причесывался, только в зеркало не смотрелся и волосы не оглаживал.
Тем временем Бонифасио и Ромеро положили гитары в чехлы из твердой кожи, быстро проверили маленькие «шмайссеры» в потайных карманах футляра, переглянулись; Ромеро поднял правую руку, перевернул кисть книзу и выставил большой палец; Бонифасио молча кивнул, некое подобие улыбки тронуло его крупные синеватые губы, он подошел к телефону, набрал номер, справился, «дома ли синьорина, а если нет, то когда будет», и обещал перезвонить через полчаса. (Пароль для цепи: «Начинаем работу, страхуйте».)
Они знали свое дело, знали его хорошо, принимали участие в двух операциях: одну провели на границе Сальвадора с Гватемалой, вторую в Федеративной Республике; на Кубу их не посылали, потому что они ушли оттуда кроваво, отстреливаясь; там им был вынесен приговор заочно; берегли для коронного дела в Центральной Америке; и время настало.
Отправляя террористов в Гаривас, Адольфо, их инструктор, сказал, что по возвращении на Майами им будет вручено по десять тысяч долларов; авиабилеты в Европу оплатит контора; если же мальчики смогут осесть в Бонне, устроившись в ночной клуб (несколько адресов приготовлено, информация на хозяев предприятий вполне обнадеживающая, есть подходы), их отыщет Вентура, который приедет туда с документами на имя Нельсона Бардесио; целесообразно найти квартиру, желательно у развилки дорог, деньги переведут сразу же после того, как будет одобрен избранный вариант.
Разбирая план предстоящей операции в Гаривасе, Адольфо еще раз просчитал по секундомеру каждую фазу передвижений из бильярдного зала — сразу же после акта — по дорожкам клуба к пирсу.
С «объектом» в бильярдном зале будет находиться только один человек, начальник охраны майор Карденас, повторил Адольфо, он так же должен быть убран; старика следует сохранить, будьте предельно осторожны, не травмируйте Пепе, мы намерены работать с ним, когда привезете его сюда; катер, который ждет вас, бронирован; тут же падайте на палубу, возможен огонь «красных беретов» из машины охраны «объекта», голов не поднимать, бортики надежны, на отход в безопасную зону потребуется три минуты сорок девять секунд.
…Когда Пепе вернулся, Ромеро и Бонифасио переглянулись; парень был неузнаваем — в расклешенных светлых брюках, шелковой приталенной рубашке, он был необыкновенно красив.
— Едем, — сказал Пепе. — Время.
В машине Ромеро потер лицо жесткой, будто наждачной ладонью и повторил:
— Только не торопись с первым куплетом, Пепито… Песни революции не имеют права быть суетливыми…
— Я знаю, — ответил Пепе. — Но в них не очень-то покажешь свой голос.
— Покажешь, если постараешься, — усмехнулся Ромеро. — Ты, конечно, прав, революционные песни лучше петь хором, но в «Бодегита дель медио», что в Гаване, на Кавалерии, умеют это делать и сольно,
— Ты был на Кубе? — спросил Пепе.
Ромеро покачал головой.
— Рассказывали…
(Он работал в «Бодегита дель медио», самой популярной таверне старой Гаваны, вплоть до шестьдесят первого года; именно тогда его завербовали; перешел на нелегальное положение.)
— Парни, — спросил Пепе, — отчего вы никогда не улыбаетесь?
— Морщин боимся, — ответил Бонифасио, — лица стареют…
Пепе сокрушенно покачал головой.
— У, черт, как волнуюсь… Просто цепенею, когда волнуюсь, и горло першит.
— А ты расслабься, — посоветовал Бонифасио, — прикажи каждому своему мускулу отдыхать, внуши каждому бицепсу: «Миленький, ну, пожалуйста, отдыхай, бери из воздуха кислород, гоняй его по крови, я сейчас должен петь перед премьером, от этого зависит мое будущее, если я ему понравлюсь, меня возьмут в театр и на телевидение, я стану ездить по миру, найду себе белую девку, буду зарабатывать большие бабки, а не жить на шее деда, про меня будут писать в газетах, на тех страницах, где печатают снимки Бельмондо, Аль Пачино и Бэ Бэ, а потом какой-нибудь янки сочинит для меня шоу в Голливуде и я заткну за пояс Белафонте». Вот как надо говорить со своим телом… Все, веди машину и не мешай нам с Ромеро расслабиться, мы ведь тоже хотим понравиться полковнику Санчесу…
