Игра Люцифера - Биркенфельд Брэдли (полная версия книги .TXT) 📗
Ответ: Это сложный вопрос. Я не верю, что вопросы патриотизма хоть как-то связаны с тем, что я мог или не мог сделать. Открытие счетов для американских и других иностранных клиентов в швейцарских банках было моей работой. Тем же самым занимались сотни других частных банкиров по всей Швейцарии в течение десятилетий. Я делал свою работу, понимая, что компания не просит нас нарушать законы от ее имени. Интересен вопрос и о том, насколько непатриотичным является уклонение наших клиентов от своих налоговых обязательств. В Соединенных Штатах и других странах имеется немало областей бизнеса, в которых производятся расчеты наличными и значительная часть доходов не декларируется в налоговых органах. Насколько непатриотичными можно считать всех этих нарушителей? Можно ли считать непатриотичными клиентов, пользующихся такими услугами и позволяющих их поставщикам не полностью декларировать свои доходы или, хуже того, сознательно договаривающихся с ними о том, чтобы не сообщать о наличных платежах? Или все же у этих людей есть какое-то моральное право не платить налоги правительству, не обладающему должной дисциплиной действий и имеющему слабый контроль над расходами? Это довольно сложный вопрос со множеством тонкостей.
Мое восприятие этой ситуации развивалось со временем. В книге я рассказываю о том, что мне было просто не обращать внимания на сомнительные действия и довольствоваться тем, что они были санкционированы и одобрены компанией. И конечно же, на такие вопросы сложно обращать внимание, когда вы молоды и сильны, а деньги текут к вам бурным потоком. Тем не менее с годами вы начинаете понимать, что даже законные действия не всегда оказываются допустимыми с точки зрения этики. Было ли для наших клиентов правильным уклоняться от налоговых обязательств и тем самым возлагать на плечи менее ловких и менее богатых более тяжелое бремя налогов? Конечно, вы можете спросить, почему я не послушался этих этических инстинктов раньше. Это хороший вопрос, но его можно задать большинству из нас. С подобными этическими конфликтами сталкивались многие. В таких ситуациях непросто вести себя достойно, не говоря уже о том, чтобы справиться с ними. Но для меня эти дилемма получила свое разрешение, когда я благодаря трехстраничному меморандуму осознал, что мои действия переходили границы. В этот момент я понял, что игра окончена.
Я мог бы просто уйти, однако вместо этого я набрался храбрости и решил бросить вызов самому мощному банку в мире, рассказав о его незаконной и неэтичной деятельности.
Вопрос: Давайте вспомним времена, когда вы работали в State Street в Бостоне и вас уволили за то, что вы отказались записывать на пленку, в нарушение закона, свои переговоры с клиентами. Что вы думаете о своих коллегах, которые продолжили работать, как ни в чем не бывало? Было ли вам сложно поддерживать отношения со своими приятелями, которые тихо следовали неэтичной практике компании?
Ответ: Во время скандала в State Street Bank я боролся с теми, кто предлагал заниматься незаконной деятельностью, а не с теми, кто все знал и стоял в стороне. Кроме того, никто их моих приятелей в State Street не был вовлечен в подобные действия. Я понимаю, что некоторые из сотрудников этого банка, как и других крупных финансовых учреждений, не хотели рисковать своим будущим и выступать против неправомерных действий корпоративного руководства. Они сделали свой выбор, я сделал свой — и обратился к властям.
Я вижу забавную параллель между историей с State Street и тем, как швейцарские частные банкиры занимались своей работой в нарушение законов стран, в которых они действовали. Трейдеры State Street могли записывать переговоры, предполагая или надеясь, что компания сможет доказать юридическую правомерность их действий. Они просто не верили в то, что оценивать законность работы должны они сами. Однако я (так же как и потом в Швейцарии) сообщил о нарушении, как только понял, что оно действительно имело место.
Вопрос: В годы работы в UBS вы были хорошо оплачиваемой звездой и получали намного больше, чем ваши коллеги, благодаря условиям, на которых вы согласились работать на банк, в частности, благодаря тому, что вы получали долю от прибыли на привлеченные от новых клиентов Новые Деньги. Знал ли кто-то из ваших друзей того времени об этих условиях вашего трудового контракта? Зарабатывали ли вы больше денег, чем Бовэй, ваш босс с зубами-отмычками? И если так, то не считаете ли вы, что отчасти его неприязнь к вам была вызвана именно этим? Или же это было следствием его ревности к тому, как вам удалось выбить эти условия из банка?
Ответ: Не приходится сомневаться в том, что условия моего контакта раздражали практически каждого руководителя UBS, который о них знал, не потому, что в них было что-то предосудительное, а потому что я оказался намного более эффективным, чем они могли себе представить. Это был беспрецедентный контракт для швейцарского частного банкира, а то, что его заключили не с одним из них, а с американцем, бесило их еще больше.
Вопрос: Что стало с Валери, лояльной к вам секретаршей, которую Бовэй сначала украл у вас и которой затем отказался платить нормальную зарплату и премию?
Ответ: Валери удачно вышла замуж, родила двух детей и живет в Швейцарии.
Вопрос: Вы не боитесь говорить правду, даже если предстаете после этого в далеко не идеальном свете. Поэтому простите меня за вопрос, но можете ли вы сказать, в чем все же состоял ваш главный мотив, когда вы решили предать гласности деятельность UBS и раскрыть тайны швейцарской системы? Было ли это попыткой отомстить Бовэю, который был явно настроен против вас?
Ответ: Здесь очень важно понимать, как развивались события, которые привели в итоге к моему историческому изобличению. Конечно, Кристиан Бовэй мне не нравился, но он был всего лишь ожесточившимся человеком, обиженным и ревновавшим к моим успехам. При этом он не брезговал приписывать себе славу за успехи своего подразделения (возникавшие во многом благодаря моим усилиям). Я был хорошо защищен условиями своего контракта, и у Бовэя было не так много возможностей причинить мне серьезный вред. В прошлом мне доводилось иметь дело с намного более коварными персонажами.
Как я уже говорил выше, с какого-то момента мне стало дискомфортно жить, зная мотивы, по которым многие из моих клиентов открывали свои счета в банке. Поскольку я работал в основном с американцами, имевшими вполне легитимные деловые интересы, моя основная этическая дилемма была связана с налоговыми обязательствами. Однако еще раз поясню — я был банкиром, а не налоговым консультантом, клиенты сами несли ответственность за свои обязательства. Уход от налогов — одно из самых старых занятий в мире, оно вызывает множество этических дилемм, и в этой схватке я не хотел играть роль мальчика для битья.
Основным триггером моих действий стал трехстраничный меморандум, который нашелся в глубинах корпоративной сети UBS — там, где его не мог бы найти ни один банкир. Этот меморандум говорил о том, что почти все, чем занималась наша группа, рассматривалось банком как нарушение закона. Банк был готов и дальше пользоваться плодами нашей работы, однако если бы его начали преследовать власти, он мог бы вытащить на свет этот меморандум и заявить, что не санкционировал наших действий. Иными словами, он никак не поддержал бы своих «мятежных» банкиров. Напротив, он сам накинул бы нам петлю на шею и подтолкнул бы к виселице!
Это не было философской дилеммой. Банк понимал, что подставляет нас. Он не информировал нас об этом. И он мог бы легко отмахнуться от обвинений в поддержке наших действий.
Как только я узнал о меморандуме, я решил обсудить его содержимое с отделом UBS, занимавшимся вопросами комплаенса — соответствия законодательству. Когда на мои неоднократные письменные запросы не пришло ни одного ответа, я понял, что банк не готов признать серьезность ситуации, они были бы счастливы оставить все так, как есть, а это создавало для американских банкиров по-настоящему смертельный риск. Послушав рекомендации своего швейцарского советника, я отложил свое решение об отставке и поделился своими сомнениями напрямую с руководителями банка и его советом директоров, ссылаясь на политику самого UBS в отношении действий изобличителей. В этот момент руководство банка организовало внутреннее расследование, однако после довольно формальной работы оно пришло к заключению, что мои обвинения были построены в основном на неправильно понятой сути документа — никто так и не признался в том, что нашему подразделению было поручено заниматься, по существу, незаконной деятельностью. Именно это заставило меня обратиться к властям США, а затем публично изобличить действия банка. Кто-то считает, что в основе моих действий лежала перспектива получить значительное вознаграждение. Они, руководствуясь своими интересами, забывают о том, что закон об изобличениях, благодаря которому я в конечном итоге получил награду, еще не был принят в начале моей саги. И даже после того, как я официально стал изобличителем и после того, как я рассказал о деятельности UBS в Швейцарии, перспективы получения какого-либо вознаграждения были крайне туманными (особенно учитывая формулировки принятых законов и сложности, с которыми сталкивались другие изобличители в сходных ситуациях). Я уже не говорю о том неприятном приеме, который получил на первой же встрече с представителями министерства юстиции. Однако я настаивал на своем и продолжал делиться информацией, несмотря на то что за это я мог получить не награду, а вполне реальный тюремный срок. Так оно и вышло: я провел 31 месяц в федеральном исправительном учреждении за то, что помог раскрыть многолетнее и крупнейшее в истории США налоговое мошенничество. При этом никто из других банкиров UBS, виновных в этом мошенничестве, не оказался за решеткой.
