Карточный домик - Доббс Майкл (онлайн книга без .TXT) 📗
— Как тебе нравится перспектива побыть несколько следующих лет женой канцлера назначейства?
Пятница, 26 ноября
Утро следующего дня было таким же морозным, с минусовой температурой, но над Лондоном прошел новый атмосферный фронт, прогнавший висевшие над городом свинцово-серые тучи. Когда Урхарт выглянул из окна своего офиса в палате общин, он увидел Темзу, сиявшую в солнечных лучах ясного зимнего утра, как сверкающий символ того, что ждало его впереди. Просмотрев сообщения печати о заявлении Вултона, Урхарт почувствовал себя недосягаемым. Вултон его поддержал — значит, в победе можно было не сомневаться.
И тут широко распахнулась дверь. Это был О'Нейл. И не успел Урхарт спросить, что он, собственно, о себе думает и какого дьявола ему здесь надо, как О'Нейл что-то стремительно забормотал. Слова вылетали из него, как пули. О'Нейл будто поливал ими Урхарта из пулемета, стараясь его ошеломить и заставить сдаться.
— Они знают, Френсис. Они обнаружили, что одного файла там не хватает. Одна из секретарш заметила, что сломаны замки, и председатель созвал нас всех. Я уверен, он меня подозревает. Что нам теперь делать? Что нам теперь делать?
Урхарт принялся трясти его, чтобы прекратить невнятное бормотание, и увидел, с каким трудом более-менее удалось привести его в чувство.
— Роджер, да замолчи ты, ради Бога! — прикрикнул на него Урхарт и так грубо толкнул в кресло, что О'Нейл смолк, хватая ртом воздух. — Ну а теперь то же самое, но медленно, Роджер. Что ты пытаешься сказать?
— Файлы. Конфиденциальные файлы с данными на Самюэля, которые хранились в штаб-квартире партии и которые ты велел мне отослать в редакции воскресных газет. — Он говорил, задыхаясь, дрожа от физического и нервного истощения. — Пользуясь своим кодированным ключом, я легко проник в подвальное хранилище, но оказалось, что сами файлы хранятся в запертых шкафах. Мне пришлось сломать замок — другого выхода у меня не было. Вообще-то замок остался почти цел, но он немного погнулся. Там столько пыли и паутины, словно в подвале никого не было со времен бурской войны, но вчера одна из этих чертовых секретарш решила зачем-то туда заглянуть и заметила сломанный замок. После этого они устроили проверку и обнаружили, что нет файла с материалами на Самюэля.
— Ты что, послал им в оригинале весь файл? Я же тебя просил только снять копию с наиболее интересных мест.
— Френсис, файл оназался очень толстый, копию бы я снимал многие часы. И потом — откуда мне знать, что для них самое интересное, так что я решил отправить его целином. Если бы все прошло нормально, то отсутствие файла в шкафу обнаружили бы через многие годы, да и то они подумали бы, что его по ошибке не туда положили.
— Ах ты чертов дурак! Ты…
— Френсис, не кричи на меня!, -застонал О'Нейл. — Ты никогда ничем не рисковал. Все эти дела — моя забота. Председатель лично допрашивает теперь всех, у кого имеется кодовый ключ, а нас во всей штаб-нвартире всего девять. Он уже сказал, что в полдень будет беседовать со мной. Я уверен, он меня подозревает. И я не собираюсь брать на себя всю вину. С какой стати? Я всего лишь делал то, что ты мне говорил… Френсис, я не могу больше врать. Я просто не в силах это выдержать. Я погибну!
Урхарт застыл от ужаса, осознав, что стоит за отчаянием О'Нейла. У сидевшего перед ним дрожащего человека не осталось ни сил, ни воли к борьбе, ни способности к трезвому размышлению; он уже начал ломаться и распадаться на клочки, как старая, истлевшая газета. Когда он говорил, глаза у него зажигались диким огнем. Урхарт понял, что О'Нейл уже сейчас не в состоянии контролировать себя, не то что в течение еще одной недели. Он на самом краю и вот-вот сорвется. Достаточно малейшего дуновения, чтобы он устремился навстречу гибели. Падая, он захватит с собой и Урхарта.
— Роджер, ты сейчас слишком возбужден. Поверь, тебе совершенно нечего бояться, потому что ни у кого нет никаких доказательств. Кроме того, не забывай, что я вместе с тобой. Ты не одинок. Знаешь ли, я бы не советовал тебе возвращаться сейчас в офис. Позвони туда, скажи, что плохо себя чувствуешь, и поезжай домой. А председатель может подождать и до понедельника. А завтра мне хотелось бы, чтобы ты приехал ко мне в Хемпшир и был там моим гостем. Хорошо, если бы приехал к обеду и остался переночевать — мы бы тогда могли все спокойно, не спеша обсудить. Обмозгуем все вдвоем — ты да я, вместе.
Как инвалид цепляется за костыль, так и О'Нейл с радостью и благодарностью схватил протянутую ему руку.
— Но не говори никому, что ты поедешь ко мне в гости. Представляешь себе, какой может быть конфуз, если пресса пронюхает, что перед самым голосованием у меня в гостях побывал один из видных партийных работников. Об этом не должен знать никто, кроме нас самих. Даже твоей секретарше об этом не должно быть известно.
О'Нейл собрался пробормотать слова благодарности, но не смог, так как в этот момент его как будто взорвало — он трижды подряд так мощно и оглушительно чихнул, что Урхарт с отвращением отшатнулся. О'Нейл, по всей видимости, не заметил, как Урхарт вытер свое лицо, на котором появилась ухмылка азарта, — как у спаниеля, когда он бросается за добычей.
— Я приеду, Френсис. Я приеду.
Суббота, 27 ноября
Еще не наступил рассвет, а Урхарт уже был на ногах. Он мало спал, но не чувствовал никакой усталости. Предстоящий день будет для него особый — эта мысль будоражила его. Задолго до того, как над болотистой долиной Нью-Форест забрезжил слабый утренний свет, он надел любимый охотничий костюм, натянул высокие болотные сапоги и вышел из дома. По утреннему морозцу он быстро пошел по верховой тропе, соединявшей Эмери Даун с Линдхурстом. Пугая птиц и глуша звуки, жался к живым изгородям густой стелющийся туман, окружая его со всех сторон, подобно кокону. Было такое впечатление, что на планете он один человен, поэтому ему самому необходимо принимать все решения и предопределять собственную судьбу.
Примерно мили через три начался длинный пологий подъем по южной стороне холма. От рассекавших влажный воздух лучей поднимающегося солнца туман начал понемногу таять. Вынырнув из его клубящейся полосы, он сразу же увидел оленя-самца, пасшегося среди мокрого утесника на освещенном солнцем склоне. Бесшумно скользнув за куст, он затаился там, как охотник, выследивший свою жертву. Но он не считал себя охотником в полном смысле этого слова, потому что никогда еще не охотился на человека. Во времена Гитлера он был слишком молод, во времена войны в Корее — слишком занят своей учебой в университете, а когда подошел Суэцкий кризис, то ему было уже слишком поздно участвовать в таких делах и не довелось изведать чувство, которое испытывает человек, лишивший другого человека жизни ради спасения своей, приговоривший другого человека к смерти, прежде чем тот успеет приговорить его самого. Он попытался представить, как погиб его брат. Наверное, он лежал тогда под Дюнкерком в какой-нибудь узкой траншее под кустами, ожидая, когда над кромкой холма покажется ствол орудия немецкого танка. Так вот, когда он там лежал тогда, приготовившись убивать, лишить жизни стольких, сколько ему только удастся, испытывал ли он от возможности пролить чью-то кровь такое же возбуждение, какое чувствует какой-нибудь дикий зверь? Или его парализовал страх и, несмотря на подготовку и чувство долга, человен превратился в кролика? Или необходимость самосохранения была сильнее страха и морали воскресной школы? Именно такая уверенность владела сейчас мыслями и чувствами Урхарта.
Олень не замечал его и, постепенно приближаясь, спокойно пощипывал утесник. Когда между ними оставалось лишь ярдов двадцать, Урхарт внезапно поднялся из-за куста, и олень застыл от неожиданности. Оба не дыша смотрели друг на друга, пока Урхарт не взорвался хохотом, рванувшим по склону громовым эхом. Осознав смертельную опасность, олень прыгнул в сторону и мгновенно исчез.
Все утро Урхарт бродил по известковым холмам и рощицам и вернулся домой только к полудню. Не снимая костюма и сапог, он сразу прошел в кабинет и взялся за телефон.
