Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович (бесплатные версии книг .txt) 📗

Желание Томаса наложить лапу на наследство деда-эсэсовца тоже было по-человечески понятным. Хотя, на мой взгляд, глупым и даже опасным. Было совершенно ясно, что его и близко не подпустят к этим миллионам. Лапу на них скорее всего наложат сами национал-патриоты. Но хозяин — барин.

Гораздо больше меня заинтересовало упоминание Мухи о том, что Рита Лоо унесла с собой ксерокопию завещания Альфонса Ребане и была очень озабочена, когда не сразу ее нашла. Это проясняло намеки Мюйра о неслучайности ее появления возле Томаса. Правда, что она намерена сделать с этой ксерокопией, было совершенно неясно.

Из гостиницы мы вышли по служебному ходу. «Линкольн» стоял среди мусорных баков под ярким дуговым фонарем и выглядел, как аристократ в белом смокинге, которого в поисках острых ощущений занесло в трущобы. Водила был так возмущен моим приказом поставить машину здесь, что даже не вышел открыть Томасу дверь. Он напрягся, готовый дать мне гневную отповедь, если я возникну, но у меня и в мыслях не было возникать.

Едва мы отъехали, в кармане Мухи запиликал мобильник. Он молча послушал, сказал: «Все понял». Потом — мне:

— Звонил Артист. К Мюйру приехал Янсен. Говорят по-эстонски. Разговор эмоциональный. Заметил?

Я кивнул. Вопрос Мухи и мой кивок относился не к звонку Артиста, а к небольшой серой «тойоте», которая включила подфарники и тронулась с места, когда наш лимузин проплыл мимо нее.

«Линкольн» обогнул площадь, на которую фасадом выходила гостиница «Виру», и свернул на Пярнуское шоссе. Это шоссе, как просветил нас Томас, начиналось от площади Виру, пересекало площадь Выйду и заканчивалось в городе Пярну, основанном в 1251 году и некогда входившем в союз ганзейских городов. «Тойота» отстала метров на сто. Но тут мое внимание отвлек от «тойоты» черный пятидверный джип «мицубиси-монтеро-спорт», который повторил наш маневр по площади Виру и пристроился сзади. Тонированные стекла и ближний свет его фар мешали мне рассмотреть, сколько в нем пассажиров.

А вот это было уже непонятным. Открылся сезон охоты? За нами? Вряд ли. За Томасом? Очень сомнительно. За его бабками? Тогда это люди Краба.

Томас повернулся к нам с переднего сиденья и сообщил:

— "Линкольн" мы сейчас отпустим. Туда, куда мне надо, на таких тачках не ездят. Поедем на моей «двушке», она стоит возле моего...

Он замолчал и уставился в заднее стекло.

— Не понимаю, — сказал он. — Там ваш, что ли?

— Где? — спросил я. — В джипе?

— Нет. В серой «тойоте». Идет за джипом.

— С чего ты взял, что там наш? — удивился Муха.

— Он едет с подфарниками, — объяснил Томас. — В Таллине ездят с ближним светом. Во всей Европе ездят с ближним светом. С подфарниками ездят только в России.

— Твою мать, — сказал Муха.

Он усунулся в угол лимузина, вытащил мобильник и набрал номер. Негромко — так, чтобы не услышал Томас, — проговорил:

— Ближний свет, жопа. Ты не в Москве.

Фары «тойоты» вспыхнули.

Муха спрятал мобильник.

— Нет, не наш, — сказал он.

Был только один человек, которого Муха мог назвать ласковым словом «жопа». Этим человеком был рядовой запаса, в прошлом старший лейтенант спецназа, а ныне совладелец детективно-охранного агентства «МХ плюс» Дмитрий Хохлов по прозвищу Боцман.

Я знал, что он обнаружится. Вот он и обнаружился.

Но расслабляться не следовало. В джипе уж точно сидели не наши. А в нем могло быть и пять человек. И даже семь. Поэтому я потянулся вперед и сказал Томасу на ухо:

— К дому не подъезжай. Тачку не отпускай, пусть ждет.

— Почему? — спросил он.

— Потому, — объяснил я.

— Понятно, — сказал он.

Пярнуское шоссе, как и предсказывал Томас, влилось в площадь Выйду. Томас велел водителю тормознуть возле какой-то арки. Джип «мицубиси» проехал вперед и остановился у мебельного магазина. Из него вышли двое и стали рассматривать витрину с кухонными гарнитурами. Водитель и остальные пассажиры остались в тачке. Кухни их не интересовали.

«Тойота» остановилась сзади и сразу выключила свет, растворилась среди голых мокрых деревьев и припаркованных к тротуару машин, крыши которых поблескивали под уличными фонарями в мелком моросящем дожде.

Мы высадились. Томас приказал водителю ждать, ввел нас в арку, потом в другую. Мы оказались в темном дворе. Это был тот самый двор, где во время погони мы сменили «мазератти» Артиста на «двушку» Томаса. Его пикапчик и сейчас стоял на прежнем месте под тентом. Томас отдал мне ключи и распорядился:

— Заводите. Тент суньте в багажник. Потом выезжайте туда, в переулок, — показал он в дальнюю часть двора. — Там ждите. Я сейчас. Здесь моя студия, я быстро.

Но это поручение я передоверил Мухе, а сам вслед за Томасом вошел в подъезд. Как-то не хотелось мне оставлять его без присмотра с полиэтиленовым пакетом в руке, в котором лежали пятьдесят тысяч баксов. А подъезды и лифты в наше время — не самое безопасное место.

Но мои опасения оказались напрасными. В подъезде приятно удивила чистота и даже какая-то уютность. Лифт тоже был чистенький, кнопки не сожжены и не расковыряны.

Квартира Томаса, которую он называл своей студией, являла собой резкий контраст этому небогатому, но заботливо обихоженному дому. И не модернистскими картинами на стенах и по углам, а неряшливостью, беспорядком — не случайным, какой бывает при поспешном отъезде хозяев, а постоянным, привычным. Ни в просторной комнате, ни в кухне не было ни пустых бутылок, ни переполненных окурками пепельниц, но все равно создавалось впечатление, что из этой квартиры только что вывалилась шумная компания и скоро сюда вернется.

В углу студии стоял мольберт с укрепленным на нем большим холстом. На нем было что-то изображено, но что — я не понял. Если бы я увидел этот холст не на мольберте, а валяющимся на помойке, я решил бы, что об него просто вытирали кисти, а потом выбросили.

— Немножко пыль, — извинился Томас. — Это ничего. Проходи, я сейчас. Ты смотри картины, а на меня немножко не оглядывайся, ладно?

Я послушно отвернулся. Но поскольку перед моими глазами оказалось большое зеркало, висевшее над широкой тахтой, мне трудно было выполнить просьбу Томаса. Впрочем, почему? Он просил не оглядываться. Я и не оглядывался.

Возле стенного шкафа, занимавшего одну из стен, он снял светлый короткий плащ и надел другой, темный, длинный, свободного покроя. Потом извлек пакет с деньгами и загрузил его в просторный карман из такой же темной ткани, пришитый изнутри с левой стороны плаща. Но не против сердца, где обычно бывают внутренние карманы, а глубже, чуть выше бедра. Подергал плечами, проверяя, не заметно ли содержимое кармана со стороны. Проверка его удовлетворила.

Его действия показались мне разумными. Но то, что он сделал дальше, удивило: он вынул пакет с долларами из потайного кармана и вернул его в полиэтиленовый пакет.

— Вот теперь все, можно ехать, — сказал он. Заметив, что я оглянулся на холст, поинтересовался: — Тебе нравится?

Я молча пожал плечами. Я не понимал, что здесь может нравиться или не нравиться.

— По-моему, чего-то не хватает, — заметил Томас, окинув холст критическим взглядом. — Чего? Не понимаю.

— А что ты хотел этой картиной выразить?

Он глубоко задумался и честно признался:

— Ничего.

— Это тебе удалось.

Он еще немного подумал и согласился:

— Ты прав. Да, прав. В джипе были не ваши?

— Не наши.

— Точно?

— Точно.

— Сколько их там?

— Трое — как минимум. Но могут быть и еще.

— А на других машинах могут быть?

— Могут.

— Тогда сделаем так, — решил Томас. — Свет пусть. Пусть думают, что я дома. А мы выйдем здесь.

Он провел меня в кухню и отпер небольшую дверь. Это был черный ход. Он выходил на задний двор. Обогнув дом, мы оказались в узком переулке. Там стоял пикапчик Томаса. Томас вознамерился сесть за руль, но мы с Мухой решительно воспротивились: хмель из него вроде бы выветрился, но перегаром несло так, что его забрал бы первый попавшийся полицейский.