Миссия выполнима - Гарфилд Брайан (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
Он попытался скрыть свои чувства:
– Лучше бы он этого не делал.
– Лучше? Только не для вас. Если он вздумает с нами играть, то получит ваше мертвое тело.
– Не сомневаюсь.
Абдул сказал:
– Теперь мяч на вашей стороне.
Когда они ушли, Фэрли снова лег на койку. У них явно были больные головы, у этих самозваных революционеров. Вместо представлений о морали – одни абстрактные догмы, сведенные к двум-трем лозунгам, намалеванным на плакате. Их неистовое стремление к апокалипсису вызывало страх: подобно вьетнамским генералам, ради спасения мира они были готовы его уничтожить.
Большинство из этих людей отличались крайней наивностью; жизнь представлялась им упрощенно: все, что невозможно целиком принять, должно быть целиком отвергнуто. То, что не вызывает симпатии, следует уничтожить.
Но к Селиму это не относилось – он трезво оценивал ситуацию и принимал во внимание каждую деталь. Разумеется, он был психопатом, однако нельзя просто навесить на человека такой ярлык и считать дело законченным; очень многие мировые лидеры были психопатами, но из этого еще не следовало, что достаточно объявить их сумасшедшими и на том успокоиться. Разум Селима работал ясно и продуктивно, и он был очень амбициозным человеком.
Селим меньше всего подходил под тип донкихотствующего революционера. Он не призывал к немедленному преобразованию мира и не предавался вспышкам необъяснимого раздражения. Все это скорее относилось к некоторым из его людей – например, к Леди («Быстрей пошевеливай задницей, если не хочешь, чтобы я пнула в нее ботинком»; и чуть позже, когда они вылезали из автомобиля: «Делай, что тебе говорят. Если услышишь за спиной шум, это будет твоя смерть»). Но сам Селим не играл в такие игры. У него на уме было что-то другое.
Фэрли догадывался, в чем тут дело. Селим заботился не столько о том, чтобы улучшить этот мир, сколько о том, чтобы упрочить в нем собственное положение.
10.30, восточное стандартное время.
Билл Саттертуэйт обменялся бесстрастным поцелуем со своей женой и вышел из дома. Выкатив машину из гаража, он поехал по Нью-Гэмпшир-авеню по направлению к центру. Уличное движение в субботнее утро было не слишком оживленным, и ему везло со светофорами на перекрестках.
В первый раз после похищения он побывал дома и обнаружил, что в этом не было большой необходимости: если Лейла и заметила его отсутствие, то не проявила никаких признаков, которые на это указывали. Она спокойно приготовила ему завтрак. У мальчиков было все хорошо, они делали успехи в Эндовере; в понедельник приходил человек стелить новые ковры в холле и на лестницах; у приятной молодой четы в доме напротив произошел выкидыш; новый роман Апдайка не дотягивает до его прежнего уровня; какой взнос в этом году мы должны заплатить за театр «Арена»?
Он звонил ей регулярно, не реже одного раза в день, и она знала, что он участвует в поисках Клиффорда Фэрли; но она предпочитала ни о чем не спрашивать, а он предпочитал ни о чем не говорить.
Они поженились, когда оба преподавали в университете, однако вскоре он убедился, что интеллектуальные мужские игры не являются ее родной стихией; когда они переехали в Вашингтон, она с явным облегчением перешла на более спокойную роль домохозяйки, и Саттертуэйта это вполне устроило. В своем доме, где теперь мальчики почти круглый год отсутствовали, он мог полностью принадлежать себе. Лейла не возражала, когда он на целые недели уединялся в своем кабинете, ведя какие-то неразборчивые записи и читая бесконечные отчеты.
Три часа, проведенные с Лейлой, немного сняли напряжение, но едва он вступил в Солт-Майн, оно навалилось на него с новой силой.
Здесь все было как обычно: большие белые электронные часы, отсчитывавшие минуты до инаугурации; работающие принтеры, склоненные над столом фигуры и хаотично разбросанные документы. Некоторые из этих людей почти не покидали комнату за последние шестьдесят или семьдесят часов.
Он провел около часа с генеральным прокурором Акертом и помощником госсекретаря, обсуждая все детали перемещения в Женеву семерых заключенных. В связи с жесткими ограничениями нейтралитета, которых придерживалось швейцарское правительство, они не могли использовать военный самолет; надо было нанять коммерческий «Боинг-707». Безопасность на борту будут обеспечивать агенты ФБР и Секретной службы; после приземления к ним присоединится швейцарская полиция. В Женеве должно быть предусмотрено присутствие телевизионщиков и прессы. Брюстер решил буквально следовать всем требованиям похитителей – по крайней мере, на первый взгляд.
Саттертуэйт пообедал с директором ФБР Клайдом Шэнклендом и заместителем директора ЦРУ. Они обсудили все новости, появившиеся за последние двадцать четыре часа. В течение нескольких недель Марио Мецетти получил по меньшей мере шестьсот тысяч долларов в свободно обращаемых бумагах, но на что пошли все эти деньги, сказать было трудно.
На последнем ночном допросе раскололся Боб Уолберг; его сумели убедить, что один из его товарищей начал давать показания, и эта дезинформация плюс действие скополамина в конце концов его сломали. Полученные таким образом признания и свидетельские показания нельзя было использовать в суде, но они оказались довольно полезны в расследовании дела. Уолберг считал, что у Стурки есть контакт за пределами ячейки. Рива? Поиски велись все более интенсивно. В то же время Перри Хэрн устроил утечку информации о признании Уолберга в прессе, неофициально и не упоминая никаких имен. Это было сделано для того, чтобы рассеять циркулировавшие в обществе слухи о крупномасштабном международном заговоре. Международное подполье существовало, но оно не было многочисленно, и общество должно было об этом знать.
Подготовка двойников идет полным ходом, заверил их Шэнкленд. Они будут готовы вовремя.
Гуардиа обнаружила, каким образом регулярные звонки Марио Мецетти из Гибралтара в Альмерию доходили до адресата. В деле оказалась замешана телефонистка в Альмерии. За огромную сумму – пятнадцать тысяч песет – она согласилась установить маленький радиопередатчик на телефонную панель, отвечавшую за соединение с номером, на который приходили звонки Марио, и тот пересылал эти звонки на частоте, зарезервированной для воздушных сообщений. В диапазоне действия передатчика – приблизительно сто миль, в зависимости от помех и высоты над уровнем моря, – принимающий аппарат мог слышать все, что происходило на этой телефонной линии.
Небольшой радиус действия передатчика ничего не значил; на этой территории мог находиться промежуточный связной, который следил за получением условного сигнала и, если бы он прекратился, сообщил бы об этом остальным.
Была и еще одна новость. В Скотленд-Ярде подвергли целому ряду химических обработок пару перчаток, найденных на брошенном в Пиренеях вертолете; эксперименты позволили получить несколько слабых отпечатков пальцев, которые пропустили через компьютерную базу данных ФБР. Результат был не стопроцентным, но достаточно убедительным – один из отпечатков принадлежал Элвину Корби.
Связь Корби со Стуркой установили почти две недели назад. Пилот вертолета был черный американец. Все сходилось. Саттертуэйт не без некоторого удовлетворения отослал это сообщение Дэвиду Лайму, который, следуя за непредсказуемыми перемещениями Марио Мецетти, находился теперь в Финляндии.
Количество улик все нарастало, но единственной твердой зацепкой оставался пока Мецетти, и Лайм шел за ним по пятам.
У русских были свои люди в Алжире на тот случай, если Стурка в конечном счете отправится туда. В Северной Африке КГБ имел лучшую сеть, чем ЦРУ. Пока нельзя было сказать, что русские считают своей основной мишенью Стурку, но не было и доказательств обратного. КГБ шел по следам Лайма в Финляндии и, несомненно, был осведомлен о том, что целью поиска является Марио Мецетти, однако не стал переходить дорогу американцам из дипломатической вежливости или по каким-то другим соображениям. Когда следы похитителей привели в Финляндию, русские организовали масштабное, но очень тихое расследование в собственной стране: вышло бы крайне неловко, если бы новоизбранный президент Америки обнаружился где-нибудь на территории России.
