Зайти с короля - Доббс Майкл (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
— На этом конце ничего, Пит. На бирже все спокойно.
— А у нас, должен тебе сказать, явно чем-то попахивает.
— Это у вас в королевский парк вывезли еще одну тачку навоза.
— Возможно, возможно, — ответил журналист не очень уверенным голосом. — Но ты все-таки дай мне знать, если что-нибудь услышишь, ладно?
Маклер нажал кнопку разъединения и снова промассировал глаза, прикидывая, снолько придется взять под залог, чтобы оплатить свои последние материальные приобретения. Его мечты унеслись к улыбающимся голым красотнам, натертым кокосовым маслом, когда телефон зазвонил снова. Это был клиент, до которого дошел аналогичный слух и который хотел знать, не пора ли быстренько скупать доллары или иены. Еще запашок. И, когда маклер снова бросил взгляд на экран, цифры фунтов полыхали красным. Снижение. Не очень сильное, всего на несколько пунктов, но это тоже намек. Что делать? Можно ли проигнорировать его? Черт, он уже староват для этого занятия, не лучше ли упаковать чемоданы и провести годик под парусом в Карибском море, прежде чем подыскать себе более спокойную работу? Но не сейчас, он еще не загреб последний большой куш, который поможет расплатиться за яхту и выкупить проклятые закладные. Устремив свои больные глаза на пульт, который соединял его с брокерами и их вечной тарабарщиной цифр понупни и продажи, он нажал кнопку.
— Кабель? — спросил он. На жаргоне маклеров это слово означает курс фунта стерлингов, появилось оно еще в те незапамятные времена, когда две великие финансовые империи, лондонскую и нью-йоркскую, связывали только ненасытная жадность и трансатлантический кабель.
— Двадцать, двадцать пять. Пять на десять, — донеслось до него сквозь треск в трубке. Даже в век космических путешествий они не могут сделать нормальную связь с брокерской конторой, до которой руной подать. Или у него и со слухом тоже плохо?
Он вздохнул. Была не была.
— Твои. Пять. Обвал начался.
Дверь кабинета редактора была плотно захлопнута, хотя это не имело никаного значения, все равно уже через несколько минут всем в редакции все станет известно. Заместитель, заведующий отделом новостей, заведующий отделом иллюстраций стояли вокруг стола главного в диспозиции, напоминающей захват индейцами сиу почтового поезда, но главный не собирался сдаваться без боя.
— Первая полоса у меня не для такой мерзости. Они отвратительны. Это вмешательство в частную жизнь.
— Но это новость, — выдавил заместитель сквозь стиснутые зубы.
— Ты знаешь утреннее правило хозяина: на первую полосу ничего такого, что могло бы испортить аппетит за завтраном двум пожилым леди, — парировал главный.
— Вот поэтому-то нашу газету никто и не читает, нроме старух!
Редактор хотел бы затолкать эти слова обратно в наглую глотку заместителя, но они буквально совпадали с теми, которые он сам употреблял в частых спорах со стареющим владельцем газеты. Он еще раз бросил взгляд на две фотографии размером с тарелку, уже размеченные красным карандашом, чтобы отвлечь внимание от посторонних деталей вроде постели, смятых подушек, переплетенных ног и сконцентрировать его на главных кадрах: теле и лице принцессы.
— Мы не можем. Это просто непристойно.
Не говоря больше ни слова, редактор склонился над столом, взял нрасный карандаш и линейку и провел две аккуратные линии, которые отрезали снимки как раз повыше сосrов. То, что осталось, можно было видеть и прежде на бесчисленных фотографиях принцессы, сделанных на пляжах, с той только разницей, что здесь у нее было иное выражение лица, изогнутая дугой спина и язык возле уха. В этом, собственно, и заключалась новость.
— А что говорят во дворце? — устало спросил редактор.
— Обычные словеса. После саморазоблачения Майкрофта они немного не в своей тарелке.
— Сначала Майкрофт, потом это… — Редактор покачал головой. Он понимал, что многие откажут ему от дома, если эти снимки будут связаны с его именем.
Он предпринял еще одну попытку к сопротивлению:
— Послушайте, но ведь у нас не дурацкая Французская революция. Я не собираюсь тащить королевскую семью на гильотину.
— Здесь есть сторона, живо затрагивающая общество, — вмешался редактор новостей, он говорил спокойнее заместителя. — Король возбуждает политичесние споры, вмешиваясь в самые разные дела, и, оказывается, ему нет дела до того, что происходит под крышей его собственного дворца. От него ждут, что он будет олицетворением морали нации, а не хозяйкой борделя. Получается, слепых глаз у него больше, чем у Нельсона.
Редактор опустил голову. Из-за слухов фунт уже упал на два цента, и это реальная угроза.
— Никто не просит тебя возглавлять революцию, не отставай тольно от других. — Заместитель вновь принялся за свое. — Эти картинни уже гуляют по всему городу. Утром мы можем оказаться единственной газетой, в которой их нет.
— Я не согласен. Мне плевать на иностранные газетенки. Это чисто британское дело, и любой редактор в этом городе представляет последствия публикации этих снимков. Никто не станет спешить, во всяком случае, в британских газетах. Нет.
В приливе патриотической гордости он распрямил плечи и решительно поднял голову:
— Нет, мы не станем давать их, пока наверняка не узнаем, что кто-то уже решился. Возможно, мы упускаем из рук сенсацию, но это не та сенсация, которую я хотел бы видеть выбитой на своем могильном камне.
Зам открыл рот, чтобы сказать, что в бухгалтерии уже подсчитывают цифры убытков, которые выбьют на этом камне, кан дверь распахнулась и в кабинет влетел редактор колонки сплетен. Он был слишком возбужден и слишком запыхался, чтобы из его сбивчивых слов можно было что-нибудь понять. Отчаявшись, он схватил со стола пульт телевизионного дистанционного управления и нажал ннопку одного из новых спутниковых каналов. Канал принадлежал немцам, работал из Люксембурга, а принимала его половина Европы, включая и южную Англию. Когда энран ожил, на нем предавалась страстям принцесса Шарлотта со всеми своими сосками и прочим. Заместитель сгреб снимки и побежал спасать первую полосу.
— О, это мне нравится, Элизабет. Это мне нравится.
Был второй час ночи, первые выпуски газет уже прибыли, и Элизабет прибыла с ними. Он, похоже, не мел возражении и только хмыкал, просматривая газеты.
„Этим утром королю предъявляется обвинение в пренебрежении своими обязанностями, — прочел Урхарт в „Тайме". — В погоне за личной популярностью и собственными политическими целями он подставил под удар не только себя, но и весь институт монархии. Политики и газетные магнаты, поспешившие вскочить на подножки его кареты в последние недели, повели себя оппортунистически и беспринципно. Требовалось мужество, чтобы твердо стоять на конституционных принципах, чтобы напоминать нации, что монарх не должен быть ни опереточным шутом, ни выразителем общественного мнения, но лишь беспристрастным и не вовлеченным в политику главой государства. Френсис Урхарт таное мужество проявил, и он заслуживает аплодисментов".
Урхарт снова хихикнул.
— Да, мне это нравится. Но это и должно мне нравиться, дорогая. Я писал это сам.
— А мне больше нравится „Тудей", — отозвалась Элизабет. — „К черту королевские титьки и титулы. Им пора подтянуть ремни и что-нибудь на себя накинуть!"
„Слабоумный нороль", — прочел Урхарт еще один заголовок. — „Его Королевскому Величеству следовало бы срочно шепнуть кое-что на ушко принцессе, да вот выстроилась целая очередь…"
Элизабет громко смеялась. У нее в руках был номер „Сан" с огромным заголовком: „Король извращенцев".
— Ах, дорогой, — она едва могла говорить, давясь от смеха, — эту битву ты выиграл.
Внезапно он стал серьезным, словно кто-то повернул выключатель.
— Элизабет, моя битва только начинается. Он поднял трубку, оператор отозвался.
— Проверьте, числится ли еще в живых министр финансов, — распорядился он и аккуратно положил трубку на место. Спустя полминуты телефон зазвонил снова.
