Заложники обмана - Уивер Майкл (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
– Да. И он примерно в том же возрасте, как мальчик на картине. Именно это и подало нам мысль. Мы были бы весьма признательны вам, если бы вы могли связаться с художником по телефону и потом сообщили нам в наш отель. Возможно ли это?
Дилер откровенно любовался глазами Мэри Янг. Этакий дотошный ценитель красоты в любом проявлении, он, как сразу понял Джьянни, вполне был готов вступить в клуб фанов его мнимой супруги.
– Все возможно, синьора. – Дилер улыбнулся, показав не слишком совершенные итальянские зубы.
– Мы были бы так благодарны.
Владелец галереи почтительно склонил голову, направился к телефону на письменном столе в дальнем конце помещения и поискал номер в своей картотеке.
Секундой позже он уже быстро говорил с кем-то по-итальянски.
Делая вид, что интересуется картинами, Джьянни мало-помалу подобрался поближе к хозяину, чтобы подслушать разговор. Представитель художника явно задал дилеру жару, голос того звучал все громче и возбужденнее. Повесив трубку, он, казалось, был вне себя.
– Синьора… синьор… я просто сбит с ног… я уничтожен. Прошу прощения… – Отчаянно размахивая руками, дилер рассыпался в извинениях.
Выяснилось, что Гвидо Козенца не просто не принимает заказы на портреты, но вообще терпеть их не может. Более того – он не любит детей. Даже собственного сына, поскольку мальчик на картине, очевидно, его сын. Какой нормальный отец назначит цену за голову собственного ребенка? Это все равно что променять его душу на кусок холста. Господь проявил неосмотрительность, наделив этого человека талантом. Гвидо Козенца недостоин такого дара.
До самого ухода из галереи Мэри Янг успокаивала дилера. Что касается Джьянни, то ему хотелось только одного – поскорее улетучиться отсюда.
– Ну, – заговорила Мэри, когда они покинули галерею и двинулись дальше, – скажи что-нибудь, ради Бога. Я выдохлась.
Джьянни был весь погружен в свои мысли, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы связать воедино нужные слова.
– Мы едем в Позитано, – произнес он.
– Витторио там?
– Я так думаю.
– Что значит “думаю”? Там он или нет?
– Это не так просто. Сейчас я попробую тебе объяснить. Тогда и решай.
Они вернулись на Виа Венето, по которой потоком шли машины и то и дело сигналили многочисленным туристам. Гарецки некоторое время шел молча, все еще пытаясь осмыслить то, что удалось подслушать.
– Понимаешь, – сказал он наконец, – все, что мне стало известно, относится к концу разговора дилера по телефону. Остальное я должен додумывать. Представитель художника – женщина. Ее зовут Пегги Уолтерс. Она американка и замужем тоже за американцем, Питером Уолтерсом, и у них есть восьмилетний сын Поли.
– Очень мило. Питер, Пол и Пегги.
– Это не просто мило.
Она сообразила сразу.
– Ты имеешь в виду, что их сыну столько же или примерно столько же лет, как и сыну Гвидо Козенцы на картине?
– Совершенно верно. Ты, конечно, понимаешь, что это значит. Они живут в Позитано на Амальфийском Берегу. Я отлично знаю эти места. Во всяком случае, достаточно для того, чтобы распознать три крошечных островка Сирен, которые Витторио изобразил на заднем плане картины.
Джьянни шел, глядя на сплошной, бампер к бамперу, движущийся ряд машин, но ничего не видел, кроме образа мальчугана, которого посчитал сыном Витторио Баттальи, моря у мальчугана за спиной, а в море – трех скалистых островков, воспетых в поэме об Улиссе.
– Эта Пегги Уолтерс представляет и других художников, а не только Витторио, – продолжал Джьянни. – Она с удобством скрыла его работу среди остальных. Кому еще, кроме своей жены, мог Витторио доверить продажу собственных работ и быть при этом уверенным, что его подлинное имя не станет известным?
Вопрос был чисто риторический, но Мэри ответила на него коротким:
– Никто.
– Так ты согласна, что Витторио живет в Позитано как Питер Уолтерс? Ты тоже так думаешь?
Мэри покачала головой:
– Я не думаю. Я знаю это.
Они распрощались со своей комнатой.
Потом, когда Джьянни нетерпеливо дожидался, пока ему напишут счет, Мэри Янг удалилась в туалетную комнату, чтобы позвонить.
Ее соединили с министром юстиции через две минуты.
– Мы его нашли, – сообщила она Генри Дарнингу. – Вы готовы исполнить обещанное?
– Да. – Ответ прозвучал без промедления.
– В таком случае переведите немедленно деньги на Швейцарский банк в Берне, на персональный счет номер 4873180. Вы записали?
– Да. Но здесь уже больше четырех часов, а банки закрываются в три.
– Не играйте со мной в дурачки, мистер Дарнинг. Мы оба с вами знаем, что время не играет роли для международного электронного перевода денег. Я позвоню в мой банк точно через час.
Если деньги будут у меня на счете, я сообщу вам информацию. Если нет, забудем об этой истории.
– Откуда мне знать, что вы не заберете деньги и не смоетесь?
– Знать вы не можете. Но я предлагаю вам проявить доброе старомодное доверие. Воздайте ему должное. Кроме того, вы не тот человек, которого я хотела бы иметь в качестве преследователя всю оставшуюся жизнь. Приятно было поговорить с вами.
Мэри Янг повесила трубку.
Ладони у нее вспотели, а в желудке творилось нечто немыслимо скверное. Она открыла большую черную яму и угодила в самую ее середину. Но все же ей казалось, что она справилась с задачей. За это надо прежде всего поблагодарить Джимми Ли: он рассказал ей о номерных заграничных счетах и их великой и многообразной пользе. Он и помог ей открыть этот вот скромный счет, утверждая, что когда-нибудь она будет ему очень признательна.
Она сейчас и была признательна.
Через несколько часов я стану богатой.
Глава 28
Полет из Рима занял меньше часа; Джьянни Гарецки и Мэри Янг оказались в аэропорту Неаполя сразу после полудня.
Они почти не разговаривали во время полета. Короткая римская идиллия вдруг показалась далекой и нереальной, улеглось и первоначальное возбуждение, вызванное тем, что они обнаружили Витторио. Оно уступило место более трезвой мысли о том, каков окажется результат непосредственной встречи с Баттальей.
Что касается Мэри Янг, то ее двуликое участие в деле давало повод для удвоенных забот.
Пока Джьянни нетерпеливо препирался и заполнял бланки возле стойки прокатной фирмы Хертца, Мэри скрылась с глаз подальше и отыскала телефоны-автоматы.
Первый звонок она сделала в Швейцарский банк в Берне.
Добившись, чтобы ее связали с администратором, говорящим по-английски, Мэри удостоверила свою личность при помощи секретного буквенного шифра и номера счета. Затем с до боли пересохшим горлом задала главный вопрос:
– Будьте любезны сообщить, переведены ли за последние несколько часов какие-либо деньги на мой счет?
– Подождите, пожалуйста, одну минуту, – ответил швейцарский банкир на отличном английском языке с выговором бывшего студента Оксфорда.
Наступило молчание, во время которого Мэри ясно представляла себе быстрые, напрактикованные пальцы, летающие над клавиатурой компьютера.
– Мадам?
– Да?
– Был сделан единственный перевод. Получен по телеграфу точно в четырнадцать часов тридцать семь минут стандартного времени.
Рот у Мэри превратился в пустыню. Она попыталась извлечь хоть немного слюны, но там был только песок.
– Какова сумма перевода?
– Ровно один миллион долларов. Американских.
– Очень вам признательна.
– Приятно услужить вам, мадам.
Медленно, словно в трансе, она повесила трубку.
И почувствовала, как что-то в ней опустилось, потом поднялось. Снова опустилось и снова поднялось.
Так до тех пор, пока она не засунула себе в рот сжатый кулак. Тридцать лет промелькнули у нее в голове, словно видеолента, с дикой скоростью; она увидела тысячу отвратительных вещей, которые ей приходилось делать, чтобы выжить, и которые она никогда не будет делать снова.
