Сделка Райнемана - Ладлэм Роберт (книги без сокращений TXT) 📗
– Признаюсь, я ожидал, что вы обратитесь ко мне. Или, точнее, кто-то из вас.
– Простите?
– Бросьте! Дэвид провел как-никак много лет в Германии. Можно сказать, вырос там.
– Но из его анкет, как, впрочем, и из паспортных данных, следует, что семья Сполдинг проживала в Лондоне и в Коста-де-Сантьяго, местечке, расположенном в Португалии.
– И все же, как я сказал, он провел немало времени в Германии. И свободно владеет немецким.
– Как и португальским, я полагаю.
– Да. И еще родственным португальскому языком – испанским… Мне и в голову не приходило, чтобы человек, призываемый в инженерные войска, мог вызвать у полковника такой интерес. Чтобы так скрупулезно копались в его прошлом, – ухмыльнулся Мендель.
– Мне трудно что-либо ответить вам на это, – признался полковник. – Многим подобного рода беседы представляются чем-то рутинным. Или они сами убеждают себя в этом… естественно, при желании.
– Однако из них лишь немногие могут сказать о себе, что они евреи, эмигрировавшие в Соединенные Штаты из царской России, где проживали в городе Киеве… Но чего вы все же хотите от меня?
– Прежде всего мне хотелось бы знать, не говорили ли вы кому-либо о нашей встрече? Сполдингу или кому-то еще?..
– Конечно же нет, – мягко прервал полковника Мендель. – Я же сказал, что он мне как сын родной. И я не хотел тревожить его.
– Понимаю. Однако пока что я не узнал от вас ничего стоящего.
– И тем не менее рассчитываете узнать от меня все, что вам нужно.
– Да, говоря откровенно. У нас имеется ряд вопросов, на которые мы должны получить ответ. В жизни Дэвида Сполдинга нет ничего такого, что мы могли бы назвать столь уж необычным. В ней так же, как и у других, полно несообразностей. И вы это сами отлично знаете. Взять хотя бы то, что у нас никак в голове не укладывается, чтобы сын известных музыкантов… Я имею в виду…
– Концертирующих музыкантов, – подсказал Мендель.
– Совершенно верно. Так вот, у нас никак в голове не укладывается, чтобы дети таких родителей становились вдруг инженерами. Или бухгалтерами, если вы понимаете, что я подразумеваю под этим. И еще – я уверен, вы согласитесь со мной, – столь же несуразным выглядит и то обстоятельство, что сын известных музыкантов, инженер, зарабатывает на жизнь в основном тем, что участвует в этих… как их там? – радиоспектаклях. Все это указывает на непостоянство его натуры, которое, возможно, и является основной чертой характера этого человека.
– У вас, американцев, прямо-таки маниакальное стремление к упорядоченности, но я не собираюсь упрекать кого-либо за это. Из меня, например, никогда бы не вышел нейрохирург, зато вы, и научившись неплохо играть на пианино, не смогли бы надеяться, что я помогу вам выступать в «Ковент-Гарден»… На ваши вопросы несложно ответить. Вероятно, то, что скажу я, будет касаться в какой-то степени и такой вещи, как постоянство… Имеете ли вы хотя бы малейшее представление о том, что являет собою в действительности артистический мир? Это же просто бедлам какой-то… В таком-то вот мире Дэвид вращался без малого двадцать лет, и я подозреваю – нет, я знаю, – что ему подобная жизнь была не по душе… Люди, к слову, не замечают, как правило, существеннейших отличительных черт музыкантов. Особенностей, которые сами собой передаются по наследству. Выдающиеся музыканты, например, нередко обладают удивительными, пусть и на свой манер, математическими способностями. Взять хотя бы Баха. Он был настоящим гением в математике…
По словам Аарона Менделя, Дэвид Сполдинг выбрал свою будущую профессию на втором году обучения в колледже. Он решил бежать из неупорядоченного артистического мира в мир надежных, крепких инженерных конструкций, где все рассчитано до мелочей. Но он унаследовал от родителей не только склонность к математике, но и некоторые другие черты. И в их числе – чувство собственного достоинства и независимость. Он нуждался в признании. Добиться же его молодому инженеру, только что получившему диплом и поступившему на службу в одну из крупнейших нью-йоркских фирм в наше время, в конце тридцатых годов, не так-то просто. Строительная индустрия переживает период застоя, а капитала, чтобы начать свое дело, у Дэвида не было.
– Вот и уехал он из Нью-Йорка, – продолжал Мендель. – Взял несколько частных заказов, рассчитывая получить большие деньги. Ничем не связанный, он мог свободно разъезжать. Побывал на Среднем Западе, пару раз в Центральной Америке и, насколько я знаю, четыре раза в Канаде. Сначала искал предложения по газетным объявлениям, потом появились связи… В Нью-Йорк Дэвид вернулся восемнадцать месяцев назад. Но денег, как я и говорил ему, у него не прибавилось. Сам он ведь ничего не проектировал, а работал по проектам других, к тому же на стройках лишь местного значения.
– А как он попал на радио?
Мендель рассмеялся, откинувшись на стуле.
– Как вы, должно быть, знаете, полковник Пейс, мне пришлось разнообразить свою деятельность. Концерты и война в Европе, которая, как все мы понимаем, скоро докатится и до наших берегов, как-то не согласуются друг с другом. И нет ничего удивительного в том, что в последние годы мои клиенты стали отдавать предпочтение другим видам артистической деятельности, включая и выступления по радио, где хорошо платят. Дэвид быстро сообразил, что сможет преуспеть, участвуя в радиопередачах, и я помог ему. Получается у него совсем неплохо, о чем вам и самому известно.
– Но ведь у него нет профессиональной подготовки.
– Да, это так. И все же у него что-то есть… Сами подумайте, большинство детей известных артистов, политических лидеров или тех же финансовых воротил что-то перенимают от своих родителей. Скажем, умение держаться, самоуверенный вид, если хотите, с которым они не расстаются даже тогда, когда у них на душе кошки скребутся. В конце концов, они на виду с тех самых пор, как начинают ходить и говорить. И Дэвида не миновала чаша сия. У него такой же отличный слух, как и у родителей, великолепная музыкальная память и чувство ритма… Он не играет, он читает. Как правило, ему дают тексты на диалектах или иностранных языках, которыми он свободно владеет… Работа на радио привлекла Дэвида Сполдинга заработком: он привык жить на широкую ногу. В то время как владельцы строительных компаний могли предложить не больше ста долларов в неделю, Сполдинг имеет по триста-четыреста долларов. Как нетрудно догадаться, – продолжил Мендель, – Дэвид стремится сколотить капитал, достаточный для учреждения собственной компании. Он торопится, опасаясь, что политические потрясения в мире или в стране могут помешать ему осуществить его планы. Дэвид ведь не слепой. Каждому, кто читает газеты, ясно, что не сегодня завтра мы вступим в войну.
– Вы так думаете?
– Я еврей, и, по моему мнению, ждать уже недолго.
– Судя по вашим словам, Сполдинг предприимчив.
– Я рассказал только то, что вам могло быть известно и из других источников. Ну а вы познакомили меня с выводами, которые сделали на основании полученных вами сведений общего характера. Но это – не полная картина.
При этих словах, вспоминал Пейс, Мендель поднялся со стула и, избегая взгляда полковника, зашагал по комнате. Полковник понимал, что Мендель пытается найти что-нибудь такое, что характеризовало бы Дэвида с отрицательной стороны и, таким образом, избавило бы «его сына» от посягательств представляемого им, Пейсом, ведомства.
– Что, несомненно, поразило вас больше всего в моем рассказе, так это упоминание о предприимчивости Дэвида, о его стремлении занять свое место под солнцем, если вам будет угодно. С позиций практицизма такие вещи должны лишь приветствоваться, что, считаю нужным заметить, противоречит вашим представлениям о постоянстве. И я был бы не откровенен, если бы не сообщил вам о том, что Дэвид – исключительно своенравная личность. Думаю, он не очень-то склонен подчиняться чьей бы то ни было воле. Короче, человек он эгоистичный, не приученный к дисциплине. Мне больно упоминать об этом: я же люблю его всем сердцем…
