Кукла госпожи Барк - Мугуев Хаджи-Мурат Магометович (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
Зося внимательно и не без любопытства посмотрела на меня.
– »Дзяды» Мицкевича и «Конрад Валленрод» – мои любимые книги. Читал и Сенкевича. Много смеялся, читая о пане Заглобе…
Зося еле заметно улыбнулась, и ее насупленное лицо стало мягче.
– Очень люблю «Крестоносцев», «Огнем и мечом», «Потоп» и «Пан Володыевский», а также и все рассказы и повести великого Генрика, вплоть до «Старого слуги» и «Семьи Поланецких».
Зося смотрела на меня, и я видел, как в ней боролись два чувства – горделивой радости за свою родину, за то, что чужой человек так хорошо и тепло говорит о великой польской литературе, и второе – недоверие.
– Читал, конечно, и Жеромского, и Ожешко, и Пруса, и Конопницкую… Знаю и современную вашу литературу, вплоть до Тувима. Горжусь, что великий Шопен – поляк и славянин, восторгаюсь игрой несравненного Падеревского… – взволнованно сказал я. – Мы, русские люди, гордимся, что у вас, поляков, были такие великие воины, как Тадеуш Костюшко, храбрейший из храбрых генерал Ярослав Домбровский, отдавший свою жизнь за Польшу, за Париж, за Коммуну. Мы гордимся и тем, что вместе с Лениным жил и работал сын польского народа, чистый и пламенный революционер – Феликс Дзержинский.
– Пан полковник, – дрогнувшим голосом сказала девушка, впервые за все это время назвавшая меня так, – мне очень приятно, что вы знаете нашу литературу и музыку и наших героев больше, чем я… во всяком случае, ни один из моих американских и английских знакомых и господ никогда не говорил об этом.
– Ведь мы же, Зося, славяне, братья, одной крови и одной матери дети. История и подлые наши цари и подлые ваши крули сеяли вражду и рознь между нами. Пришло время, когда она должна окончиться. Вы, наверное, знаете, Зося, о том, как в старину в Грюнвальдском лесу польские, литовские и русские войска разгромили и нанесли ужасное поражение немецкому ордену меченосцев. Пришло время, и опять русские и польские полки вместе бьют и окончательно добьют проклятую фашистскую гидру. Вы, наверное, знаете, Зося, что на Западном фронте вместе с Советской Армией прекрасно дерутся великолепные польские дивизии. Вот настоящие поляки, истинные патриоты, дети великой Польши, дети, освобождающие свою многострадальную мать. Это не чета продажным бандам Андерса, людям без родины и чести…
– Молчите, молчите! – вся побагровев от гнева, закричала Зося. – Вы… не смеете так говорить о тех несчастных, обманутых людях, которые, поверив вам, думают, что они спасают Польшу… Убийца! Убийца!.. – с ненавистью вскричала она, потрясая сжатыми кулаками возле моего лица.
Тут уж выдержка и хладнокровие оставили и меня.
– Я… убийца? Да что вы, с ума сошли? Кого я убил?
– Не знаете? Хорошо, я напомню вам!.. – проговорила она, впиваясь в меня взглядом. Зрачки ее потемнели. – Моего брата… Лично, сами!..
– Какого брата? – недоумевая, спросил я. – Как ваша фамилия?
– Кружельник!.. А-а, вздрогнули!.. – глядя в мои глаза, крикнула Зося.
Я действительно чуточку подался к ней, припоминая, что где-то совсем недавно слышал эту фамилию. Моя память мучительно напряглась… «Где, где же… откуда я знаю эту фамилию?..» Но я никак не мог припомнить. Я пожал плечами и спокойно спросил:
– Да кого же я убил?
– Моего брата!.. Рядового польской армии Яна Кружельника!.. Вы, именно вы!.. Своими собственными руками убили его… Вы думали, что ваше злодеяние не узнает никто… У-у, с какой радостью я б уничтожила вас, подлый палач!..
Она судорожно искала что-то в сумочке. Найдя скомканную бумажку, бросила ее мне в лицо. Ничего не понимая, я поднял листок и медленно прочел:
«Уведомление панне Софье-Ядвиге Кружельник.
Уважаемая панна Зося! По предсмертной просьбе вашего дорогого брата Яна и по великой клятве исполнить его последнюю предсмертную просьбу, я решаюсь написать вам это тяжелое письмо. Крепитесь, дорогая панна! Ваш любимый брат Ян, а мой дорогой друг умер мученической смертью 23-го сего июля, расстрелянный большевистским полковником только за то, что Ян, как истинный сын польского народа, не хотел идти против своей родины и религии. Он сказал, что для него Польша дороже, чем Россия, и что колхозы противоречат принципам католической церкви и никогда не создадутся на польской земле. Этого было достаточно, чтобы мужественного солдата Яна 23-го числа в 8 часов утра расстреляли перед строем обезоруженных польских солдат… Пишу, чтобы вы знали имя палача вашего брата, убил его полковник Александр Петрович Дигорский. Он собственноручно застрелил Яна из пистолета, сказав с усмешкою остальным арестованным польским патриотам: «То же будет и с вами, лайдаки, пся крев». Так как я был самым близким Яну человеком, то и спешу исполнить его просьбу – сообщить вам о его последних часах жизни. Я сидел вместе с ним в тюрьме, он много говорил о вас, вспоминал детство, Варшаву… Я лично сейчас пока на свободе, но думаю, что всем польским патриотам будет худо. Посылаю это письмо через верные руки, которые обязательно найдут вас. Не плачьте…
Юльский».
Я рассмеялся.
– Вы смеетесь, изверг!.. – заплакала Зося.
– Успокойтесь, девочка! Я знаю кто, зачем и для чего писал эту фальшивку, и даже знаю, кто передал ее вам. Дешевая провокация, на которую попались вы, Зося.
– Фальшивку? – негодующе закричала она.
– Конечно! Я сейчас докажу это. Только минуточку спокойствия, – и, достав из кармана гимнастерки свою записную книжку, я заглянул в нее, будто бы ища что-то, на самом же деле я с мучительным усилием напрягал память, чтобы вспомнить подробнее о Яне Кружельнике, о котором уже дважды писал Аркатов. Передо мною, как на бумаге, всплыло все то, что сообщал капитан:
– …Рядовой Ян Кружельник из дивизии имени Тадеуша Костюшко, – медленно проговорил я, будто бы читая. Девушка схватилась за сердце и побелела. – Шофер-механик дивизионной автобазы…
– То есть… то есть правда… – мешая и польские, и английские слова, заговорила она. – Янусь действительно учился шоферскому делу…
– …Уроженец города Варшавы, улица… – я сделал вид, будто не разбираю написанного и, поднеся к глазам книжку, глянул на Зосю.
– …улица Яна Собесского, дом двадцать девять, – побелевшими губами подсказала она.
– Точно! Адрес правильный, – сказал я и, закрыв книжку, положил ее обратно в карман.
– Ну! – с отчаянием закричала она.
– Что, ну? Все в порядке!
– Еще глумитесь!.. Теперь я окончательно убеждена, что вы убили…
– Спокойствие, Зосенька. Вы убеждены, что это письмо не фальшивка и что я убил вашего брата?
– Да, да, да! – страстно и убежденно сказала она. – Вы, именно вы убили его.
– А что, если недели через две, самое большее через три, я докажу вам, что все это ложь и что вас обманывают с очень грязной и преступной целью?
– Вы не можете доказать этого!
– Могу!
– Каким образом?
– Ваш брат, Ян Кружельник, живой и невредимый, будет разговаривать с вами и скажет вам, кто и зачем создал всю эту отвратительную провокацию.
Зося отшатнулась.
– Вы… вы лжете!.. Он мертв!..
– Он так же жив, как и вы! Хотите, я устрою вам свидание с ним, как только это можно будет сделать?
– Гос-поди!.. Езус-Мария!.. Хочу ли я? Да если это правда!.. Если брат жив… пан полковник!.. но нет, нет, я не верю вам, вы обманываете меня… Ведь это письмо, я наверное знаю, пришло оттуда…
– Спрячьте это письмо, оно действительно пришло оттуда, но я знаю, кто привез и передал его вам… Это тот самый маленький подозрительный полковник, который приехал к госпоже Барк и из-за которого вы увели меня черным ходом… правда?
Зося посмотрела на меня отчаянным, умоляющим, растерянным взглядом и тихо сказала:
– Да!
– Вот видите, а Юльский, который пишет вам это письмо, шпион, убийца и преступник, связанный одной веревочкой с этим самым Сайксом. И то, что я говорю вам, через несколько дней подтвердит вам ваш брат, честный и действительно мужественный патриот Кружельник. А теперь, Зося, дайте мне честное слово, что то, о чем мы сейчас говорили, останется между нами. Вашей госпоже вы можете сказать, что я ухаживаю за вами, влюблен, словом, все, что угодно, только помните, если вы действительно любите брата, любите Польшу, то ни-че-го, ни-ко-му не говорите о нашем разговоре. Если же проговоритесь, то погубите себя и никогда не увидите Яна.
