Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович (бесплатные версии книг .txt) 📗
— Я! — твердо сказал Томас. — Вон там, рядом со станцией, ночной универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не поеду. И ничего не расскажу.
— Тормозни, — кивнул я Артисту. — Муха, сгоняй. Ты у нас единственный, кто нормально одет.
— Что будем брать? — деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и занимался тем, что бегал за водкой.
— Все равно, — сказал Томас. — Только много!
Через двадцать минут Муха вернулся в машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с места, как Томас извлек из пакета бутылку и начал зубами выдергивать пластмассовую пробку.
— Стой! — заорал Муха. — Это же бензин!
— Какой бензин? — опешил Томас.
— Чистый. Авиационный.
— Зачем ты купил бензин? — обиделся Томас. — Я просил купить водку, а ты купил бензин!
— Штаны почистить, вот зачем, — объяснил Муха. — Водка — в другой бутылке. Ну, кадр!
Но Томас уже не обращал ни на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то водяры с эстонской этикеткой, он припал к горлу и сделал несколько хороших глотков. Потом промакнул губы рукавом, понюхал мятую гвоздику, торчавшую в петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:
— Вот теперь тип-топ. Ты спросил, кто пьет водку утром, — обратился он к Мухе. — Водку хорошо пить в любое время. Вечером — чтобы вечер был веселый. Днем — чтобы день был хороший. Ночью — чтобы ночь была не очень длинной. Но лучше всего водку пить утром. У вас, у русских, есть хорошая поговорка: «С утра выпил — весь день человек свободный». Теперь я свободный. — И он с удовольствием закурил.
— Пора валить из этого независимого государства, — сказал Артист. — Не нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.
— Ты не имеешь права так говорить, — запротестовал Томас. — Страна не может быть злой. Такой ее делают люди.
— А я про что? — отозвался Артист. — Проскочим через Нарву, — решил он и прибавил газу.
— Нет, — возразил Томас. — Через Нарву нельзя. Там перехватят.
— Тогда через Псковскую область, через погранпереход «Куницына гора».
— Нельзя, — повторил Томас.
— Ладно, через Латвию — через Валгу.
— И через Валгу нельзя. Вообще через границы нельзя. Все они будут перекрыты.
— Ерунда, — отмахнулся Артист. — Пока они нас вычислят, пройдет время. Не сразу же они кинутся нас ловить.
— Они будут ловить не вас, — сказал Томас.
Он помолчал и со вздохом добавил:
— Они будут ловить меня.
VII
Мы поначалу не придали значения словам Томаса и с таллинского шоссе свернули на трассу, которая должна была вывести нас самым коротким путем к Нарве. Восточнее Кохтла-Ярве она вливалась в автостраду Таллин — Санкт-Петербург. До автострады было чуть больше ста километров, потом километров пятьдесят до Нарвы, а там — Ивангород, Россия. При нормальном раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не пахло.
— Это плохая дорога, — сказал Томас. — Мы неправильно по ней поехали.
— Нормальная дорога, — возразил Артист, держа под сто пятьдесят. — Не автобан, но бывают и хуже.
— Она не потому плохая, что неровная, — объяснил Томас. — Много дорожных постов.
— А на таллинской трассе — меньше?
— Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки — к хуторам, к дачам. Здесь — болота, особенно на севере. И если пост — его не объедешь.
— Фигня, проскочим, — отозвался Артист. — Пока они сообразят, что к чему, мы уже будем в России.
Дорога была пуста, в темных ельниках и прозрачных березнячках по обочинам висели клочки тумана, мелькали хутора, в которых только-только начинала пробуждаться жизнь. Над печными трубами вились дымы, кланялись колодезные журавли, из раскрытых ворот царственно выплывали дородные коровы знаменитой эстонской черно-пестрой породы с мотающимися на шеях жестяными боталами.
— Чтобы нас вычислить, нужно киношников опросить, — продолжал успокаивать нас и себя Артист. — А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут, как... Черт! — сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. — Кому же это не спится в такую рань?
Не спалось дорожному полицейскому, одинокая фигура которого маячила возле стеклянной будки поста. Он был без бронежилета, как это заведено сейчас у российских гаишников, и даже без «калашникова» на груди. Хорошо они тут живут, мирно. В руках у полицейского была черная труба переносного локатора типа «Барьер-2», он с интересом смотрел на цифры, мелькающие на дисплее, и наверняка с удовлетворением прикидывал, в какую копеечку обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.
Артист сбросил скорость до девяноста.
— Сейчас нас оштрафуют, — сообщил Томас. — На этой дороге везде стоят знаки «шестьдесят».
— Перебьются! — ухмыльнулся Артист и нажал на антирадаре кнопку подавления локаторного сигнала. И видно, сработало: полицейский начал озадаченно вертеть свой прибор в руках, трясти, заглядывать в трубу, протирать дисплей, на котором вместо цифр плавал туман. Он был так обеспокоен поломкой своего кормильца, что лишь мельком глянул на просвистевшую мимо него «мазератти». Потом вдруг, словно вспомнив что-то, уставился нам вслед и метнулся к будке.
— Побежал звонить, — прокомментировал Томас. — На следующем посту нас задержат, потому что пользоваться антирадарами в Эстонии запрещено. А радарами с подавлением — тем более.
— Отмажемся, — отмахнулся Артист. — Баксы они у вас берут?
— Нет, они берут кроны, — объяснил Томас. — А баксы они хватают. И сразу заглатывают. Как и ваши в России.
— Наши? — вступился за честь России Артист. — Никогда! Наши сначала просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.
— Я бы вернулся, — подал голос Муха. Он оглянулся и снял свое предложение: — Поздно.
Полицейский «форд», стоявший возле поста, сорвался с места и устремился нам вслед, включив мигалки.
— Тормозни, — приказал я Артисту. — С одним мы договоримся.
Артист сбавил скорость. Но полицейский не стал догонять нас. Он держал дистанцию в полкилометра, не приближаясь. Это был плохой признак. Но бессонная ночь со всеми нашими приключениями притупила чувство опасности. Самоуверенность Артиста, все еще наполненного дурацкой победительностью, невольно передалась и мне. Подумалось: обойдется. Артист поднажал. «Форд» отстал. Но когда впереди показался второй пост дорожной полиции, я понял, что не обойдется.
Это была такая же стеклянная будка, как и прежний пост, но выглядел он совсем не так мирно. Шоссе перегораживали две полицейские машины с включенными проблесковыми маячками. Возле них стояли четверо постовых в бронежилетах. В руках у них были «калаши» с недвусмысленно направленными в нашу сторону стволами.
«Понял? — спросил меня мой внутренний голос. — А что я тебе, мудаку, говорил?»
Артист бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и взялся за ручник, явно намереваясь юзом развернуть «мазератти» в обратном направлении.
— И не думай! — приказал я. — Попали — значит, попали.
Старое правило: сделав ошибку, не торопись ее исправлять, чтобы впопыхах не наделать новых.
Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:
— Доброе утро, командир! Какие проблемы?
При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.
— Документы! — потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком — так, что ствол «калаша» оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.
Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:
— Кто ваши пассажиры?
— Друзья, командир.
— Прошу всех выйти из машины.
Все-таки Европа — это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками — так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.
