На орлиных крыльях - Фоллетт Кен (прочитать книгу txt) 📗
Биллу сразу же в глаза бросился телевизор. Он оглянулся, и настроение у него поднялось. Здесь уже все напоминало человеческое жилье, не то что в подземелье.
Стены и пол выкрашены свежей серой краской, отчего было почище и посветлее. Двери камер не запирались, и заключенные без помех общались друг с другом. Сквозь окна лился дневной свет.
Они пошли дальше: справа и слева размещались по две камеры, причем слева, как оказалось позднее, камеры были переоборудованы под санузлы. Билл смотрел вперед, надеясь, после бессонной ночи в подвале, что и дальше не будет той грязи. Через открытую дверь в последней камере он заметил полки с книгами. Затем надзиратель повернул налево и провел их по длинному узкому коридору в последнюю камеру.
А в ней они увидели знакомую личность.
Это был заместитель министра здравоохранения Реза Негхабат, курировавший работу департамента социального страхования. Пол и Билл хорошо знали его, так как тесно работали вместе вплоть до его ареста в сентябре. Они обменялись крепкими рукопожатиями. Увидев знакомого, да еще говорившего по-английски, Билл оживился.
Негхабат очень удивился:
– А вы-то почему здесь?
Пол пожал плечами:
– Я, признаться, отчасти надеялся, что вы разъясните нам это.
– А в чем вас обвиняют?
– Ни в чем, – ответил Пол. – Вчера нас допрашивал господин Дэдгар из городского следственного управления. Он расследует дело вашего бывшего министра господина Шейка. Он нас и арестовал. Без всяких обвинений, без допросов. Думаем, нас задержали, как важных свидетелей.
Билл оглядел камеру. По обеим ее сторонам стояли спаренные трехъярусные койки, еще одно такое же сооружение находилось около окна. Всего же, таким образом, в камере насчитывалось восемнадцать спальных мест. Как и в той камере в подземелье, на койках лежали тощие тюфяки из поролона и серые шерстяные одеяла. Нижнее место представляло собой просто брошенный на пол матрац. В отличие от узников подземелья, у некоторых обитателей этой камеры имелись и простыни. Окно напротив двери выходило во двор. Из него Билл увидел траву, цветы, деревья, а также припаркованные автомашины, как он догадался, охранников и надзирателей. Виднелось также низенькое здание, где они только что беседовали с Джорданом и Соренсоном.
Негхабат представил Пола и Билла остальным заключенным. Они выглядели довольно приветливыми и не такими злодеями, как те, из подземелья. Некоторые полки пустовали – эта камера не была переполнена, подобно подвальным. Пол и Билл разместились по обе стороны двери. Билл выбрал себе среднюю койку, а Пол снова улегся на нижней.
Негхабат повел их знакомить с помещениями. Напротив камеры находилась кухня, в ней стояли стулья и столы, за которыми заключенные пили чай и кофе или просто сидели и болтали. Кухню почему-то называли чаттанугской комнатой. Поблизости, в стене, где кончался коридор, виднелся закрытый люк. За ним размещалась лавка, где, как объяснил Негхабат, иногда можно покупать мыло, полотенца и сигареты.
Пройдя назад по коридору, они миновали свою камеру – номер 5 – и еще две камеры, прежде чем попали в широкий коридор. Комната, которую Билл заметил раньше, оказалась служебным помещением для надзирателей и библиотекой с книгами на английском и на фарси. К этой комнате примыкали еще две камеры. На противоположной стороне коридора размещались совмещенные санузлы с умывальниками, душами и уборными. Душевые сделаны на персидский манер – вверху лейка, а внизу отверстие для слива воды. Билл, хотя и очень хотел принять душ, узнал, что вряд ли это возможно – по обыкновению, горячая вода не текла.
За стальной дверью, сказал Негхабат, находится небольшой кабинет, где принимали приходящие терапевт и зубной врач. Библиотека работала всегда, а телевизор включали только по вечерам, но программы шли лишь на фарси. Заключенных из этой секции тюрьмы дважды в неделю выводили во двор на прогулку, и они ходили полчаса по кругу. Бриться надо было обязательно: надзиратели разрешали отпускать усы, но не бороды.
В коридоре они повстречали еще двух знакомых: консультанта Министерства здравоохранения по вопросам обработки данных господина Тоульяти и Хусейна Пашу, который был финансовым представителем Негхабата в департаменте социального страхования.
Пол и Билл побрились электробритвой, которую передали Соренсон и Джордан. Наступил полдень – время обеда. В стене коридора виднелась ниша, задернутая занавеской. Оттуда заключенные достали и расстелили на полу линолеумные коврики и взяли в руки простенькую посуду. На обед подавали отварной рис с кусочками баранины, хлеб и йогурт, а на третье чай или кока-колу – по выбору. Все уселись на коврики, по-восточному скрестив ноги, и принялись за еду. Пол и Билл, как говорится, поесть не любили, и обед показался им убогим. И все же Билл уплетал с аппетитом – возможно, потому, что все кругом было чисто.
После обеда пришли посетители – иранские адвокаты. Они, к сожалению, и сами не знали, за что взяли под стражу Пола и Билла, как не знали и что будет дальше и как можно помочь им. Состоялся бессвязный тягостный разговор. Пол и Билл ни в чем не верили этим адвокатам, так как именно они говорили Ллойду Бриггсу, что залог не превысит двадцати тысяч долларов. Поэтому встреча с адвокатами им ничего не объяснила и не вселила каких-то надежд.
Остаток дня они просидели в чаттанугской комнате, беседуя с Негхабатом, Тоульяти и Пашой. Пол подробно рассказал о допросе, учиненном им Дэдгаром. Иранские собеседники проявили живейший интерес к тем местам допроса, где упоминались их имена. Доктору Тоульяти Пол объяснил, что его имя выплыло в связи с возможным столкновением интересов. Тоульяти тоже рассказал, что Дэдгар допрашивал его подобным же образом, прежде чем посадить в тюрьму. В разговоре Пол припомнил, что Дэдгар спрашивал его что-то о меморандуме, написанном Пашой. Меморандум не представлял собой ничего необычного для статистики, и никто не подозревал, что из него можно извлечь что-то, из ряда вон выходящее.
Негхабат высказал свои мысли, почему они все оказались в тюрьме. «Шах делает из нас козлов отпущения, – говорил он, – чтобы показать массам, что он на деле искоренит коррупцию, но он взялся за учреждение, где коррупцией и не пахло. В нем искоренять просто нечего, но если он нас освободит, то распишется в собственном бессилии. Если бы он вместо этого присмотрелся к бизнесменам, связанным со строительством, то нашел бы непостижимое число примеров коррупции».
Все эти рассуждения были довольно неопределенными. Негхабат давал только рациональное объяснение. А Пол и Билл хотели конкретности: кто отдал команду искоренять коррупцию, почему выбор пал на Министерство здравоохранения, какой вид коррупции предполагалось разоблачить, где сидят осведомители, которые написали доносы на лиц, взятых теперь под стражу? Негхабат от ответа не то чтобы уклонялся, а просто ничего не отвечал, словно набрал в рот воды. Уклончивость заложена в характере перса – спросите его, что он ел на завтрак, и через десять секунд он заведет философские рассуждения о жизни.
В шесть вечера они вернулись в камеру на ужин. Ужин оказался отвратительным – не более чем остатками от обеда, размешанными в каком-то пойле и размазанными на куске хлеба, да чуть побольше чая.
После ужина смотрели телевизор. Негхабат переводил последние известия. Шах попросил лидера оппозиции Шахпура Бахтиара сформировать гражданское правительство вместо правления генералов, находившихся у власти с ноября. Шахпур, объяснил Негхабат, возглавлял племя бахтиаров и никогда не соглашался сотрудничать с режимом шаха. И тем не менее, вопрос о том, сможет ли правительство Бахтиара положить конец беспорядкам, будет зависеть от позиции аятоллы Хомейни.
Кроме того, шах опроверг слухи, будто уезжает из Ирана.
Билл подумал про себя, что все эти новости обнадеживают. Если Бахтиар станет премьер-министром, то шах останется в стране и наведет порядок. Но все же бунтовщики сохранят, по меньшей мере, свое влияние на управление страной.