Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
– Что вы с ними делаете? – спросил Бен. Он понял, что его челюсть болит оттого, что он все это время изо всех сил стискивал зубы. Перед его внутренним взором плясали дети-прогерики, упакованные в стеклянные банки.
Доктор Рейсингер, судья Мириам Бэйтиман, Арнольд Карр и другие весело выходили из зала, переговариваясь между собой.
– Эти крохотные наконечники для шнурков, они… они наподобие крохотных одометров. Хотя вернее будет сравнить их с таймерами. В теле человека сотня триллионов клеток, а в каждой клетке имеется девяносто две теломеры, так что получается десять квадриллионов маленьких-маленьких часиков, которые говорят телу, когда ему пора выключаться. Мы заранее запрограммированы на смерть! – Ленц, казалось, был не в состоянии сдержать волнение. – А что, если бы мы смогли каким-то образом перепрограммировать эти часы, а? Помешать теломерам укорачиваться! Ах, вот в этом-то и заключалась вся хитрость. Ну, так вот, выяснилось, что некоторые клетки – к примеру, некоторые клетки мозга – производят химические вещества, энзимы, которые сохраняют теломеры и даже восстанавливают их. Все наши клетки обладают способностью делать это, но – по неизвестным причинам – большую часть времени эта способность оказывается выключенной. А что, если нам удастся ее включить? Заставить внутренние часики тикать дольше, чем они это делают сами по себе? Как изящно и как просто. Но я солгал бы вам, если бы сказал, что это было легко сделать. Даже имея доступ к чуть ли не всем деньгам мира и обладая возможностью выбирать из числа крупнейших ученых, для решения проблемы потребовались десятилетия, и множество других научных достижений, таких, например, как соединение генов…
Выходит, вот ради чего совершались все эти убийства, так, что ли?
«Как всегда, судьба не обходится без иронии, – подумал Бен. – Люди умирают ради того, чтобы кто-то другой мог прожить намного больше отведенного ему природой срока…»
Продолжать отвлекать его разговором, заставлять его увлеченно объяснять. Не показывать гнева. Не выпускать цель из виду.
– И когда же вы совершили ваш главный прорыв? – осведомился Бен.
– Лет пятнадцать-двадцать тому назад.
– Но почему же никто так и не догнал вас?
– Конечно, мы не одни работали в этой области. Но у нас имелось преимущество, которым не обладал никто другой.
– Неограниченное финансирование. – Деньги Макса Хартмана, добавил он про себя.
– Конечно, это было весьма полезно. И еще тот факт, что мы почти без остановок работали над этой проблемой, начиная с сороковых годов. Но это еще далеко не все. Главное отличие в том, что мы проводили эксперименты на людях. Все так называемые «цивилизованные страны» давно уже объявили подобные исследования вне закона. Но, ради бога, скажите: много ли можно по-настоящему узнать, работая с крысами или плодовыми мушками? Самых первых наших достижений мы достигли, экспериментируя на детях с прогерией, аномалией, не существующей ни у одного другого вида представителей животного мира. И мы продолжаем использовать прогериков, по мере того как совершенствуем свое понимание молекулярных структур. Наступит время, когда они больше не будут нам нужны. Но пока что нам предстоит узнать еще много того, чего мы не знаем.
– Эксперименты на людях… – повторил Бен, с трудом скрывая отвращение. Между Юргеном Ленцем и Герхардом Ленцем не существовало никакой разницы. Для них люди – больные дети, беженцы, заключенные лагерей – были все равно что лабораторные крысы. – Таких, как те дети-беженцы из стоящих за забором палаток, – продолжал он. – Наверно, вы привезли их сюда, укрываясь за вывеской «гуманитарной помощи». Но они для вас тоже всего лишь «расходный материал», не так ли? – Он вспомнил то, что успел рассказать им Жорж Шардан, перед тем как его голову разнесла бронебойная пуля, и добавил: – Избиение младенцев.
Ленц сразу ощетинился.
– Действительно, именно так называли это некоторые из angeli rebelli, но это чрезмерно эмоциональное определение, – возразил он. – И к тому же оно противоречит рациональному осмыслению проблемы. Да, некоторые вынуждены умереть для того, чтобы другие смогли жить. Несомненно, это неприятная мысль. Но откинем завесу сентиментальности и хотя бы мгновение посмотрим в лицо жестокой правде. Эти несчастные дети все равно были обречены на то, чтобы погибнуть во время войны или умереть от болезней, порожденных нищетой, – и чего же ради? А они, вместо того чтобы бессмысленно умереть, превращаются в спасителей. Им предстоит послужить делу полной перемены мира. Разве этичнее бомбить их дома, допускать, чтобы их расстреливали из автоматов, позволять им бессмысленно умирать, как это широко практикует «цивилизованный мир»? Может быть, все же стоит дать им шанс вложить свою лепту в изменение хода истории? Видите ли, форма фермента теломеразы, требующаяся для нашей терапии, эффективнее всего добывается из тканей центральной нервной системы человека – из клеток головного мозга и мозжечка. Выработка фермента гораздо успешнее происходит в молодом организме. К сожалению, этот фрагмент невозможно синтезировать: это сложный белок, и структура его молекулы имеет критическое значение. Как и многие другие сложные белки, его не удается воссоздать искусственными средствами. И потому… мы должны получать его из людей.
– Избиение младенцев, – повторил Бен.
Ленц пожал плечами.
– Эти жертвы могут беспокоить вас, но они не вызывают никакого волнения у мира в целом.
– Что вы имеете в виду?
– Не сомневаюсь, что вы знакомы со статистикой – с тем фактом, что ежегодно бесследно исчезает двадцать тысяч детей. Люди знают об этом и пожимают плечами. Они смирились с этим. Возможно, им стало бы полегче, если бы они знали, что эти дети погибли не бессмысленно. А нам потребовались годы и годы на то, чтобы устранить противоречия в теории, отработать методы, определить дозировку. Никакого иного пути просто не существовало. И не появится в обозримом будущем. Мы нуждаемся в тканях. Это должны быть человеческие ткани, и они должны быть добыты у подростков. Мозг семилетнего ребенка – полторы кварты дрожащего желе – почти не уступает по размеру мозгу взрослого, но производит в десять раз больше фермента теломеразы. Согласитесь, что это самый большой, самый ценный природный ресурс на земле. Как говорят у вас в провинции, нельзя, чтобы такое богатство пропадало зря.
– Так, значит, это вы «исчезаете» их? Каждый год. Тысячи и тысячи детей.
– Как правило, из разоренных войной областей, где их шансы на выживание в любом случае были бы крайне невысоки. А здесь они по крайней мере умирают не напрасно.
– Да, они умирают не напрасно. Они умирают во имя человеческой суетности. Они умирают ради того, чтобы вы и ваши друзья могли жить вечно, разве не так? – Не смей спорить с этим человеком! – говорил себе Бен, но ему с каждой минутой было все труднее и труднее сдерживать ярость.
Ленц усмехнулся.
– Вечно? Ну, нет, никто из нас не сможет жить вечно. Все, что мы делаем, сводится к торможению процесса старения в одних случаях и направлению его вспять в других. Фермент позволяет в значительной степени ликвидировать возрастные изменения кожи, иных наружных покровов. Полностью устранить повреждения, причиненные сердечными заболеваниями. Пока что эта терапия может лишь в отдельных случаях вернуть пожилого в состояние относительной молодости. И даже для того, чтобы дать человеку моих лет его сорокалетнее тело, требуется очень много вре…
– Эти люди, – перебил его Бен, – они все прибыли сюда, чтобы… чтобы омолодиться?
– Только некоторые. Большинство из них – общественные деятели, которые не могут позволить себе решительное изменение внешности без того, чтобы не привлечь к этому всеобщее внимание. Так что они приезжают сюда по моему приглашению, чтобы замедлить ход старения и, возможно, компенсировать часть того ущерба, который неизбежно причиняет возраст.
– Общественные деятели? – насмешливо переспросил Бен. – Они все богатые и влиятельные люди! – Он начинал понимать, чем занимается Ленц.
