Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
– О, мой бог! – вслух произнес Бен.
Всему конец.
Этого ни он, ни Нойманн не предвидели.
Он не видел никакого другого пути, которым можно было бы проникнуть внутрь замка. Даже если бы у него была лопата, он не смог бы прорыть лаз под воротами или рядом с ними, так как вделаны они были в сплошную скалу. Неужели теперь ему предстоит каким-то образом выбираться обратно?
А может быть… Что, если и сами ворота настолько проржавели, что он сможет сломать их? Он принялся колотить облаченным в перчатку кулаком по могучему засову и колотил до тех пор, пока был в состоянии терпеть боль, но, увы, ворота стояли непоколебимо. Похоже, что ржавчина была только сверху.
В полном отчаянии он ухватился за средний брус ворот, принялся трясти створку, словно обезумевший узник Сан-Квентина, отбывающий пожизненное заключение, и внезапно услышал металлический треск.
Одна из петель сломалась.
Он снова принялся трясти створку, вкладывая всю свою силу, и по прошествии недолгого времени сломалась еще одна петля.
Бен не прекращал усилия и вскоре услышал звук, показавшийся ему чрезвычайно приятным: сломалась третья и последняя петля.
Он ухватил створку ворот обеими руками, приподнял ее, освободил от замка и беззвучно опустил на землю.
Он проник в замок.
Глава 45
Через несколько шагов Бен уткнулся в пыльную гладкую поверхность. Это была тяжелая железная дверь, закрытая на массивный засов. Он отодвинул засов, толкнул дверь, и она пронзительно скрипнула. Очевидно, ее не открывали со времен войны. Тогда Бен навалился на дверь всем своим весом. С громким стоном дверь подалась.
Помещение, в которое он попал, оказалось очень небольшим, но все равно было немного просторнее, чем тамбур, из которого он вошел. Его глаза, привыкшие к темноте, неплохо различали контуры предметов. По чуть заметной полоске просачивавшегося света Бен нашел следующую дверь и принялся шарить по стене рядом с нею, разыскивая выключатель.
Выключатель оказался там, где он рассчитывал; зажглась ничем не прикрытая лампочка, висевшая под потолком.
Он находился в маленькой кладовке. Вдоль каменных стен громоздились стальные полки, выкрашенные в неопределенный цвет, который с известной натяжкой можно было бы назвать бежевым, а на этих полках стояли густо покрытые пылью старые картонные коробки, корзины и цилиндрические металлические банки.
Он снял шлем и вязаную шапочку, затем освободился от рюкзака, из которого вынул два полуавтоматических пистолета, и положил все, кроме оружия, на одну из полок. Один пистолет он засунул за пояс сзади и, не выпуская из рук второй, принялся изучать ксерокопию плана замка. Можно было не сомневаться, что с тех пор, когда здесь размещалось часовое производство, замок претерпел довольно значительные изменения, но основной план должен был сохраниться: для серьезной перепланировки потребовалось бы переносить капитальные – и очень массивные – стены.
Он взялся за дверную ручку. Она легко повернулась, и дверь открылась.
Бен оказался в ярко освещенном коридоре с каменным полом и сводчатым потолком. Ни справа, ни слева не было видно ни души.
Наугад он пошел направо. Рифленые подошвы альпинистских ботинок приглушали шаги. Если бы не негромкое поскрипывание мокрой кожи, его походка была бы совсем беззвучной.
Впрочем, он отошел совсем недалеко, когда в конце коридора появился какой-то человек, направлявшийся прямо к нему.
«Сохраняй спокойствие, – напомнил он себе. – Веди себя так, будто ты находишься здесь с полным правом».
Это было не так уж легко для человека, облаченного в мокрую грязную одежду и с лицом, которое все еще украшали синяки и ссадины, полученные во время происшествия в Буэнос-Айресе.
Живее!
Увидев слева дверь, Бен остановился, на мгновение прислушался, а затем открыл ее, надеясь, что за ней не окажется никаких слишком уж неприятных сюрпризов.
Едва он успел скрыться в комнате, как неизвестный прошел мимо – мужчина, одетый в белую куртку, похожую на прыжковый костюм парашютиста, с висевшим на поясе пистолетом в кобуре. Скорее всего, охранник.
Помещение имело футов двадцать в длину и пятнадцать в ширину. В падающем из коридора свете Бен разглядел, что здесь тоже громоздятся металлические полки. Он нащупал выключатель и зажег свет.
То, что он увидел, было слишком ужасным для того, чтобы быть реальным, и в первый миг он решил, что пал жертвой какого-то кошмарного оптического обмана.
Но это вовсе не было иллюзией.
«Бог в небесах! – думал он. – Этого не может быть».
От того, что он увидел, у него подкосились ноги, и все равно Бен не мог отвести глаз от этого зрелища.
Все полки были уставлены рядами запыленных стеклянных банок; среди них попадались и маленькие, наподобие тех, в каких миссис Уолш консервировала фрукты, и большие, в два фута высотой.
Каждая банка была наполнена жидкостью, скорее всего консервантом, вроде формалина, слегка помутневшей от времени и загрязнений.
И в жидкости плавали, как огурцы в рассоле, в каждой банке по одному…
Нет, это не могло быть настоящим!
Он почувствовал, что весь покрылся гусиной кожей.
В каждой банке находилось по человеческому младенцу.
Банки были выстроены с ужасающей аккуратностью.
В самых маленьких – крошечные эмбрионы, в начальной стадии беременности – мелкие бледно-розовые креветки, прозрачные насекомые с хвостами и гротескно большими головами.
Затем зародыши немногим более дюйма в длину – скрюченные, с короткими ручками и огромными головами, запакованные в околоплодные мешки.
Зародыши не намного крупнее, но казавшиеся больше похожими на людей – согнутые ножки, растопыренные ручки, глазки, словно ягоды черной смородины, – плавающие в совершенно круглых оболочках, окруженных рваным ореолом хорионового мешка.
Миниатюрные младенцы с закрытыми глазами, сосущие большие пальцы, со сложенными трудно вообразимым образом крошечными, но уже совершенно сформированными ручками и ножками.
По мере увеличения объема банок увеличивалось в размерах и их содержимое, и в самых больших сосудах плавали практически доношенные младенцы, готовые к появлению на свет, с закрытыми глазами, расставленными в стороны конечностями, с раскрытыми или стиснутыми в кулачки крохотными ладошками, с длинной пуповиной, свисающей на дно сосуда, обмотанные прозрачной пленкой околоплодного мешка.
Здесь находилась сотня, не меньше эмбрионов, зародышей и младенцев.
На каждую банку была наклеена этикетка, где по-немецки, каллиграфическим почерком проставлена дата (дата извлечения из матки?), срок беременности, вес в граммах, длина в сантиметрах.
Даты ограничивались периодом с 1940 по 1954 год.
Герхард Ленц проводил эксперименты на человеческих младенцах и детях постарше.
Реальность оказалась хуже, чем Бен когда-либо воображал себе. Этого человека, собственно, нельзя было назвать человеком, он был чудовищем… но почему эта ужасная выставка все еще находится здесь?
Он с трудом нашел в себе силы, чтобы не закричать.
На подгибающихся ногах побрел к двери.
Лицевую стену занимали стеклянные резервуары от фута до пяти футов высотой и диаметром в два фута, и в них находились уже не зародыши, а маленькие дети.
Маленькие дети с морщинистой кожей, от крошечных новорожденных малышей до семи-восьмилетних.
Дети, решил он, которых погубил синдром преждевременного старения, известный под названием прогерия.
Лица маленьких старичков и старушек.
Его затрясло.
Дети. Мертвые дети. Он подумал о несчастном отце Кристофа, укрывшемся от мира в своей мрачной квартире.
Мой Кристоф умер счастливым.
«Частный санаторий, – сказала женщина из фонда. – Эксклюзивное частное заведение, очень роскошное», – заверила она.
Чувствуя головокружение, он повернулся, намереваясь покинуть комнату, и услышал шаги в коридоре.
