Костры амбиций - Вулф Том (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗

В понедельник утром Крамера и Берни Фицгиббона сразу же вызвал к себе Эйб Вейсс. Милт Лубелл тоже присутствовал. Крамер почувствовал, что его статус за выходные повысился. Теперь Вейсс называл его не Крамером, а Ларри и не адресовался с каждым замечанием по поводу дела Лэмба к Берни, словно он, Крамер, служит у Берни всего лишь ординарцем.

Правда, Вейсс все же смотрел на Берни, когда сказал:

— Если есть хоть какая-то возможность, я бы хотел прекратить проволочки с этим делом. У нас достаточно оснований, чтобы задержать этого Мак-Коя, или нет?

— Достаточно, Эйб, — ответил Фицгиббон, — но мне не все в этом деле нравится. У нас есть этот тип Обэрн, который узнал в Мак-Кое того мужика, который вел машину, сбившую Лэмба, у нас есть сторож из гаража, он говорит, что Мак-Кой брал оттуда машину как раз в то время, когда это случилось, а еще Мартин и Гольдберг нашли владельца такси, Брилла, и тот подтверждает, что Обэрн тем вечером действительно нанимал одну из его машин. Однако они не нашли водителя, этого Кочан-Курчана, — (он возвел глаза к небу и с шумом всосал воздух, как бы говоря: «Ну и народ, ну и имена!»), — а мне кажется, надо бы сперва поговорить именно с ним.

— Зачем? — удивился Вейсс.

— Затем, что некоторые моменты не шибко стыкуются, а этот распространитель наркотиков Обэрн — та еще падла. Все-таки мне хотелось бы знать, почему Лэмб не сказал, что его сбило машиной, сразу же как попал в клинику. Мне хотелось бы знать, что происходило в этом такси и действительно ли в больницу пацана отвез Обэрн. Об этом Обэрне тоже хотелось бы узнать побольше. Понимаете, как-то не похожи они на приятелей, которые вдвоем ходят перекусить цыплятами по-техасски. Лэмб, на мой взгляд, пацан довольно безобидный, а вот Обэрн бандюга.

Крамер почувствовал, как странное волнение вздымается у него в груди. Ему захотелось отстоять честь Роланда Обэрна. Да! Защитить его!

Вейсс отстраняюще махнул рукой.

— Вислые концы — вот что это по-моему, Берни. Не понимаю, почему бы нам не задержать Мак-Коя: все бы с ним оформили, а после уж свели бы концы с концами. Все считают возню с расследованием, которое якобы ведется, просто тактикой проволочек.

— Лишняя пара дней погоды не сделает, Эйб. Мак-Кой никуда от нас не уйдет, а уж Обэрн и подавно никуда не денется.

Уловив паузу, ободренный своим новым статусом, в разговор тут же вклинился Крамер:

— Не все тут так просто, Берни. Это верно, что Обэрн никуда от нас не денется, но, по-моему, его надо использовать быстро. Он, вероятно, думает, что его вот-вот отпустят под залог. Его надо поставить перед присяжными как можно скорее, если мы хотим, чтобы из этого вышел толк.

— Об этом не беспокойся, — проговорил Фицгиббон. — Большим умником его не назовешь, но он понимает, что перед ним выбор: либо три годы тюрьмы, либо ни одного. Не станет он играть с нами в молчанку.

— Это мы такое соглашение заключили? — спросил Вейсс. — Обэрн выйдет сухим из воды?

— Все идет к тому. Придется нам дело закрыть и свести все к мелкому правонарушению: мелкое хранение, однократная продажа.

— Черт! — буркнул Вейсс. — С этим сукиным сыном не надо бы так торопиться. Не люблю закрывать дела, по которым уже высказалось большое жюри.

— Эйб, — улыбнувшись, проговорил Фицгиббон, — ведь это ваши слова, не мои! Все, что я говорю, — это давайте работать чуть медленнее. Я бы куда лучше себя чувствовал, если бы мы могли чем-нибудь еще подкрепить его слова.

Крамера так и распирало:

— Не знаю, не знаю — у него очень крепкие показания. Он сообщил мне вещи, которых не мог знать, если его там не было. Знает цвет машины, количество дверей, указал, что это спортивная модель. Знает, как Мак-Коя зовут. Ему послышалось «Шууман», но, вы ж понимаете, это так близко. Не могло же все это ему пригрезиться.

— Я не говорю, что его там не было, Ларри, и не говорю, что он нам не пригодится. Он пригодится нам. Я говорю только, что он скользкий тип и надо быть настороже.

«Скользкий тип». Это он омоем свидетеле?

— Не знаю, Берни, — проговорил Крамер. — Из того, что мне пока удалось выяснить, получается, что он не такой уж плохой пацан. Я запросил отчет его куратора по условно-досрочному. Гением его не назовешь, но ведь рядом с ним никогда не было человека, который заставил бы его шевелить мозгами. Он безработный в третьем поколении; когда он родился, матери было пятнадцать, кроме него, у нее еще двое и все от разных отцов, а сейчас она живет с одним из приятелей Роланда, двадцатилетним парнем, всего на год его старше. Он так прямо у них и поселился, вместе с Роландом и одним из двух других ее детей. Я это к тому, что — бог мой! — вы только представьте! На его месте я бы, наверно, еще хуже скурвился. Сомневаюсь, чтобы у него хоть кто-нибудь из родственников жил не в квартале для неимущих.

Берни Фицгиббон смотрел на него и улыбался. Крамера это смущало, но он продолжал гнуть свое.

— Кроме того, в нем обнаружилось что-то вроде таланта. Его куратор по условно-досрочному показал мне несколько сделанных им картинок. Между прочим, действительно интересные. Это… как же это называется…

— Коллажи? — подсказал Фицгиббон.

— Вот-вот! — обрадовался Крамер. — Коллажи, с этакими еще серебряными…

— С мятой алюминиевой фольгой вместо неба?

— Именно! Ты их видел? Где ты их видел?

— Тех, что делал Обэрн, я не видел, но вообще я их насмотрелся. Типичное тюремное творчество.

— Это в каком же смысле?

— Да всю дорогу попадается. В тюрьме они и картинки делают, и фигурки — такие, знаешь, вроде как из мультфильмов. А для фона присобачивают мятую фольгу от конфет. Так?

— Смотри-ка…

— Я на этот мусор насмотрелся. Каждый год двое-трое адвокатов притаскивают мне эти фольговые картинки, убеждая, что у меня за решеткой томится Микеланджело.

— Ну, это я, конечно, понимаю, — отозвался Крамер. — Но у нашего пацана, я бы сказал, все-таки настоящий талант.

Фицгиббон ничего не ответил. Только улыбнулся. И тут Крамер понял, к чему все эти его улыбочки. Берни решил, что он изо всех сил отбеливает свидетеля. О подобных вещах Крамер и сам знал, но тут — тут все по-другому! Отбеливание свидетеля — обычное у обвинителей психологическое явление. В уголовном деле твой основной свидетель чаще всего варился в том же соку, что и обвиняемый, и к тому же сам может запросто иметь кучу судимостей. Трудно ожидать, чтобы он оказался столпом общества, но при этом он у тебя единственный и неповторимый, он свидетель, на которого опирается все обвинение. И тут возникает непреодолимое желание отбелить его. Наделить сиянием правды и достоверности. Причем не только для того, чтобы улучшить его репутацию в глазах судьи и присяжных. Больше всего тянет почистить его для самого себя. Необходимо верить, что дело, которое ты делаешь с ним заодно (то есть вы на пару загоняете другого человека в тюрьму), делается не просто ловко и профессионально, но и справедливо. Этот червь, микроб, подонок, этот только что выкопанный из кучи навозный жук теперь твой товарищ, твоя главная опора в битве добра со злом, и тебе самому необходимо верить, что существует некое сияние, окружающее этот… организм, это существо, которое только что было последней скотиной, а теперь стало оклеветанным и непонятым юношей.