Время скорпионов - D. O. A. "Dead on arrival" (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
— Но что… Вы?!
Феннек кивнул.
— Что вам от меня надо?
Феннек отступил к садовому стулу, сел на него и немного привел в порядок свои мысли.
— Мое имя, настоящее имя — Робер Рамдан. — Он улыбнулся реакции, вызванной этой информацией. — Да, Робер, правда неплохо, а? — Он рассказал о родителях, лагерях, несправедливостях, лишениях, нескольких оставшихся у него верных друзьях, допуске в среднюю военную школу для сыновей офицеров. Затем Сен-Сир, до вступления в расквартированный в Байоне полк, названия которого он не уточнил. Затем пребывание в разведшколе в Страсбурге, преддверие его нынешней службы. — Что бы там ни было, мне тридцать четыре года, я разведен и являюсь офицером французской армии в…
— …военной разведке, вы мне уже говорили. Как вы вышли на меня?
— Я обладал идеальными данными — особенно после развода — для участия в серьезнейшем задании по внедрению в сеть исламской вербовки. Именно этим я и занимался до недавнего прошлого. — Он сделал краткий обзор прошедшего года, упомянув соратников, поездки и причины его отправки под вымышленным именем для внедрения в среду исламистов двадцатого округа. Он говорил о пережитых лишениях и обидах, об одиночестве. — Это не всегда давалось легко по причине почти полного разрыва с близкими. Я уже давно не видел родителей. Они нужны мне, хотя бы чтобы не сбиться с курса. В операциях вроде этой со временем ориентиры стираются. Я не раз думал, что сбился с пути.
— Тогда почему бы вам не остановиться?
— Остановиться? Конечно, почему бы и нет? — Агент на мгновение задумался. — Есть множество причин, и я думаю, вероятно, все плохие. Психологическое воздействие, приказы, непредвиденные обстоятельства. Одиннадцатое сентября сильно подпортило дело. После этого дня природа моего задания изменилась. Передо мной поставили новые первоочередные задачи. Я не сумел вовремя сказать «нет», и мое руководство сыграло на чувствительных струнах. Мне дали понять, что есть опасность покушения на национальной почве.
— И это была правда?
Карим задумался, а потом кивнул:
— Возможно.
— Вы в этом уверены?
— Мне дали задание следить за бандой салафистов-шейхистов, действующей через мечеть Пуанкаре. Именно они были со мной в тот день, когда вы с ног до головы оделись, как настоящая мусульманка. Мои начальники думали, что эти люди покровительствуют очень разветвленной сети, которой поручено возглавить масштабную акцию в столице. Я подчинился приказу, и, чтобы внедриться, мне потребовалось время, много терпения, много лжи. — Феннек опустил голову и вздохнул. — Позже я заподозрил мою контору в том, что от меня скрывают положение вещей, и в конце концов понял, что одновременно проводится операция, параллельная моей. Жестокая штука: то, что во внешней разведке называют акцией хомо [263]потому что она направлена против людей, — похищения, убийства, всякое такое.
Амель передернуло, но Карим ничего не заметил и продолжал свой рассказ:
— Те, за кем я следил, стали исчезать. Постепенно мне подсовывали все новые и новые имена, казалось бы появившиеся ниоткуда. — Он взглянул прямо в глаза своей собеседнице. — У меня нет никаких доказательств моим предположениям, однако…
— Вы полагаете, что некоторые ваши сослуживцы пытали людей, чтобы добиться от них какой-то информации?
Агент кивнул:
— Это наиболее правдоподобное объяснение, подтверждающее достоверные и надежные сведения, получателем которых я был. — Он усмехнулся. — Наши навыки в этой области очень ценятся, вы знаете.
Журналистка отвернулась.
— В любом случае я уверен, что в течение многих месяцев играл в пинг-понг с другими агентами. Не отдавая себе в этом отчета. По крайней мере вначале.
Она молчала.
— Вы мне хотя бы верите?
Амель потребовалось несколько секунд, чтобы ответить:
— В последнем триместре две тысячи первого года мы с Ружаром, моим собратом, как вы говорите, получили сведения, первоначально — прежде чем мы поняли, что они по-настоящему тревожные, — расцененные нами как не слишком правдоподобные. Они поступили от анонимного источника, который мы в конечном счете связали с бывшим чином из внешней разведки.
— Я всегда спрашивал себя, как вы оказались в этой истории. Неудивительно, что мое начальство с вас глаз не спускает.
Высказывание Карима не помешало молодой женщине продолжать:
— Без этого свидетельства мне было бы трудно вам поверить.
— Но не теперь.
Журналистка покачала головой:
— Есть одна вещь, которой я не улавливаю.
— Какая?
— Смысл всего этого. В чем он? Остановить покушение, это мне представляется слишком легковесным, нет. — Амель повернулась к Феннеку. — Чтобы так рисковать?
Теперь настала очередь агента отвести глаза. Ничего не говорить, никогда не критиковать — вот что ему внушали долгие годы, а сейчас ему предстояло снова забыть данное им слово. Предать.
— Можно без большого риска сказать, что эта террористическая акция имеет целью главным образом поразить воображение. После Нью-Йорка она может вписаться лишь в процесс эскалации. Речь идет о том, чтобы принести максимальный психологический и политический, а следовательно, гуманитарный ущерб. Вы, вероятно, в курсе, вот уже некоторое время самым страшным для всего мира представляется «грязная» бомба, [264]созданная из радиоактивных отходов или, как в интересующем нас случае, с использованием химической составляющей.
— Вы серьезно? — Журналистка принялась мерить шагами террасу. — Вы говорите, что в настоящий момент у нас есть люди, планирующие использование химического оружия? Но где? — В ее голосе зазвучали почти истерические, пронзительные нотки. — Это невозможно! Я не верю!
Карим знаком потребовал, чтобы она говорила тише.
Амель продолжала ходить из стороны в сторону.
— Может быть, надо предупредить как можно больше людей, поднять по тревоге все имеющие отношения к вопросу учреждения?
— Обычно да.
— Но что?..
— Складывается впечатление, что отравляющее вещество, находящееся в распоряжении фундаменталистов, уже осточертело некоторым личностям или, скорее, некоторым заинтересованным группам. Для них само по себе покушение очень второстепенно. Первоочередной целью с самого начала было как можно скорее спрятать это дерьмо поглубже, где никто его никогда не увидит, а главное, не рискнет в него сунуться.
— Не понимаю.
— Исламисты хотят использовать против нас дрянь, доставшуюся им от нас же, в тот момент, когда мы рискуем вновь поставить под сомнение наши отношения с союзниками. Разделяй и властвуй. Вот почему мы здесь.
В отчаянии Амель прекратила ходить, прислонилась спиной к стене и сползла по ней на пол.
— Куда это уже дошло? То есть, я хочу сказать, кто в курсе?
Агент воздел руки к небу:
— Как знать! Некоторые вещи не могут происходить, пока не подписаны приказы на самом высоком уровне. Теперь уже ни для кого не тайна, что не всегда решения находятся в тех же руках, что и перья, подписывающие официальные документы. К тому же через пару месяцев в высших сферах будут думать о другом. На мой взгляд, никто не в курсе, но все знают. В случае неудачи все можно отрицать. Они в этом большие доки. И поддерживают друг друга. Вопреки соображениям права, бремя некоторых привязанностей, как бы стары и затруднительны они ни были, разделяют все.
Амель что-то пробормотала, агент не расслышал:
— Что вы сказали?
— Что это напоминает мне трех обезьянок. Знаете, одна закрывает себе глаза, другая затыкает уши, а третья — рот. [265]
Какое-то время оба молчали.
Журналистка устало поднялась.
— Все-таки зачем вы пришли?
— Я бросил порученное мне дело. Меня ищут.
— Почему?
— Есть одна проблема. Мне кажется, что параллельная спецоперация ведется плохо. Без сомнения, из-за вас. Хотя бы частично. Но еще и потому, что в дело вмешалась полиция. С самого начала тот, кто придумал все это безумие, упустил одну маленькую деталь: последовательные смерти многих завсегдатаев органов внутренних дел могут лишь привлечь чье-то внимание в тот или иной момент. И бородачей тоже. Я из-за вас сделал пару глупостей…
263
Homo (лат.) — человек.
264
Атомная бомба, дающая обильные радиоактивные выпадения.
265
Японская притча. Первая обезьянка говорит, что не видит зла и глупости; вторая — что их не слышит; третья — что не разговаривает с ними. Может рассматриваться как притча о сознательном отказе от признания существования зла, выведении дурного за пределы своего мироощущения.