Тривейн - Ладлэм Роберт (онлайн книга без txt) 📗
Тривейн взглянул на старого посла с невольным уважением. Он начинал постигать жесткую логику его вопросов.
– В какой-то степени вы правы, – ответил он. – Но были и другие соображения. Мне казалось по молодости лет, что существуют более важные приоритеты...
– А может быть, мистер Тривейн, – мягко предположил Хилл, – уже в то время у вас появилась какая-то определенная цель?
– Почему вы не спросите прямо о том, что хотите услышать, мистер Хилл? Вам не кажется, что мы напрасно отнимаем время у президента?
Президент не проронил ни слова, продолжая изучать Тривейна, как врач – пациента.
– Что ж, пусть будет так, – согласился Хилл, закрытая папку и постукивая по ней стариковскими пальцами. – Я прочитал ваше досье раз двадцать, благо оно находится у меня уже около месяца. И все-таки повторю вам то, о чем уже говорил в начале беседы: мне нужны дополнительные сведения. Сначала меня просто разбирало любопытство: побольше узнать о везучем молодом человеке, поскольку Фрэнк Болдвин убежден в том, что этот человек – единственная достойная кандидатура на пост председателя подкомитета. Но потом появились и другие причины. Следует выяснить, почему реакция на возможное назначение Тривейна оказалась такой, я бы сказал, враждебной. Причем, враждебность эта скорее угадывалась, никаких особых высказывании или действий не было...
– Я бы назвал эту враждебность вопиющим безмолвием! – заметил президент.
– Согласен, – кивнул Хилл. – Ответ должен был находиться здесь, – он снова постучал пальцами по досье, – но сначала я не смог найти его. Однако потом, разложив все по временным полочкам, вернувшись к марту пятьдесят второго года, я понял, в чем дело. В тот год вы совершили свой первый, казалось бы, лишенный всякого смысла поступок, вставили, так сказать, капсюль в гранату...
И посол Хилл принялся нудно, пункт за пунктом, излагать свои умозаключения. А Тривейн слушал его и думал о том, действительно ли старику удалось во всем разобраться. Да, у него тогда была только одна цель: делать деньги, чтобы раз и навсегда избавить себя от случайностей. Он не хотел повторить печальный опыт отца, свидетелем чему был во время слушания дела в бостонском суде. Да, конечно, наблюдая за процессом, Эндрю тогда пришел в ярость. Но главное было в другом: в пустой трате ресурсов, не важно каких – финансовых, физических или умственных. Вот что было подлинным злом!
Он видел, как мешали отцу претворить в жизнь задуманное, как искажали все, что он делал. И что в результате? Бедность, а вместе с ней прекращение всякой деятельности. Фантазии стали для отца реальностью, желание защитить себя – своего рода манией. Больное воображение рисовало искаженные образы, некогда энергичный, гордый, полный любви к людям, преуспевающий человек превратился в ничтожество. А дальше... Бессмысленное, исполненное жалости к самому себе существование, движущей силой которого стала ненависть...
Когда-то энергичный, полный любви к людям человек превратился в некоего чудика из-за того, что существование потеряло для него смысл. В марте пятьдесят второго, с последним ударом судейского молотка, отец Тривейна понял, что отныне ему запрещено заниматься бизнесом. Таким образом, суд фактически оправдал жуликов, а все наилучшие стремления и надежды Тривейна-старшего были похоронены навсегда.
Отец превратился в настоящего импотента, растерянного евнуха, который пытался что-то еще доказать. Но срывающийся голос даже отдаленно не напоминал мужской.
А сын его потерял интерес к юриспруденции, а тут как раз некий Дуглас Пейс предложил ему открыть собственное дело. Разочарование и вновь обретенная надежда совпали во времени, и это совпадение оказалось счастливым еще и потому, что младшая сестра Пейса стала впоследствии миссис Тривейн. Однако словам Эндрю мало кто верил. Почему-то предпочитали искать глубже, объясняя его уход из университета неким эмоциональным взрывом, чуть ли не бунтом... Какая чепуха!
Что там говорить, Дуглас Пейс удачно выбрал момент. Это был превосходный, сосредоточенный на себе самом инженер-электронщик, который работал в Хартфорде в «Пратт энд Уитни». Дуглас, крайне стеснительный, чувствовал себя счастливым только в своей лаборатории в Хартфорде. Правда, у этого стеснительного парня была такая особенность: он всегда считал, что он прав, а все другие заблуждаются. В данный момент под другими Дуглас подразумевал своих хозяев, которые наотрез отказались вкладывать деньги в разработку и производство сфероидных дисков. Пейс же был убежден, что именно эти диски – важнейший компонент развивающейся техники. Как выяснилось, он и в самом деле обогнал свое время, правда, лишь на тридцать один месяц.
Их первая «фабрика» разместилась в части заброшенного склада в Меридене. Первый станок, уже сменивший двоих хозяев, они купили у разорившейся фирмы, которая срочно продавала имущество. Ну, а свою деятельность начали с выполнения заказов по производству дисков для реактивных самолетов. Заказчиками выступали фирмы, связанные с Пентагоном, включая, кстати сказать, и «Пратт энд Уитни».
Поскольку их основной заказ был не очень большим, они заключили несколько контрактов с военными организациями, для чего пришлось купить еще два станка и арендовать уже весь склад. Через два года выяснилось, что реактивные самолеты на авиалиниях – это весьма выгодно: будущее за ними! В конце пятидесятых новые грандиозные планы потребовали новых самолетов, и знания, ранее применявшиеся лишь при строительстве военных машин, пригодились и для гражданских нужд. Так что идеи Дугласа, который уже далеко ушел в своих разработках сфероидных дисков, пришлись весьма кстати.
Подъем был крут, и очень скоро Дуглас и Эндрю стали владельцами десяти заводов, которые работали в три смены целых пять лет.
И вот тогда-то Эндрю открыл в себе совершенно новое качество: он, оказывается, умеет продать товар, недаром ему часто говорили об этом. Нет, он вовсе не спекулировал на рынках, где их товары пользовались большим спросом. Его таланты были совсем иного рода: он оказался прирожденным администратором, обладая потрясающей способностью в считанные часы привлечь к работе талантливых специалистов, из-за отсутствия которых другие фирмы так часто несли убытки. Одаренные люди верили в Тривейна, а он, мгновенно оценивая их, выискивая их слабости, умело играл на этом. С его редким талантом создавать в коллективе творческую атмосферу, он умел создать мощные стимулы для хорошей работы, находил, если надо, общий язык с профсоюзами. Контракты Тривейн подписывал лишь после того, как выяснял, что они повлекут за собой рост денежного и торгового оборота в Нью-Хейвене, особенно оговаривая те пункты, в которых шла речь о плате по конечному результату. Его называли «прогрессивным», но он хорошо знал, что этот термин не отражает истины. Он никогда не скрывал, что защищает собственные интересы, проповедуя теорию просвещенного эгоизма.
Что ж, его теория оправдалась, со временем Тривейн доказал это.
Но самой удивительной, необъяснимой способностью, обнаруженной Тривейном в самом себе, оказалось умение помнить пункты и нюансы всех договоров, что позволяло ему обходиться без каких-либо записей. Иногда он заводил разговор о том, что, возможно, обладает абсолютной памятью, но Филис легко опровергала подобные утверждения, приводя в качестве неопровержимого доказательства тот факт, что день своего рождения он не помнил. Жена напомнила ему и о том, что он никогда не шел на переговоры без предварительного, изматывающего, детального анализа дела. Она мягко замечала, что причина тому кроется в подсознании: в страхе повторить судьбу отца.
Со временем росло количество авиалиний и денежные обороты, да и вся производственная сеть, распространившаяся по Атлантическому побережью. Компаньоны понимали, что достигли всего, о чем мечталось. Но в ночь на четвертое октября пятьдесят седьмого года мир был потрясен известием о том, что Москва запустила первый космический спутник. Стало вдруг ясным: старой эре приходит конец, начинается новая...
