Шторм - Старлинг Борис (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Это прозвучало прямолинейнее, чем хотелось бы Кейт, однако подтекст безошибочен. Да и возможности найтись с ответом она ему все равно не дает, потому что наклоняется через стол и целует Алекса. Сначала их губы лишь мягко соприкасаются, потом поцелуи становятся дольше и сильнее, дыхание все жарче. Его язык проскальзывает между ее зубами и облизывает ее язык. Глаза, разумеется, закрыты: поцелуи – это великолепное царство вкуса и осязания, не нуждающихся в зрении.
Они встают из-за стола, и Кейт увлекает Алекса в гостиную, где они ложатся (почти падают!) на пол и начинают медленно снимать друг с друга одежду. Пока она стягивает с Алекса одну вещь, ему приходится снимать две, так основательно она закутана. Ее тело реагирует на обнажение появлением гусиной кожи.
Находясь поверх него, Кейт извивается, избавляясь от своих трусиков, и смотрит, как он делает то же самое со своими шортами-боксерами, стаскивая их вниз по коленям. Они сбиваются на его лодыжках, и длинные мускулы впереди его бедер напрягаются, когда он движениями ног сбрасывает их прочь. Она наклоняется и направляет его внутрь себя, пока он не входит полностью. Алекс лежит совершенно неподвижно. Его глаза закрыты, а кончики пальцев покоятся на ее бедрах.
– Ты в порядке? – спрашивает она.
Он открывает глаза, и она может поклясться, что они влажны от слез.
– В полном порядке.
Он слегка приподнимается и привлекает ее к себе.
– Ты уверен насчет этого?
Он кивком обозначает "да" и подается вверх, навстречу ее движению. Начало получается у них несколько неловким, но потом Кейт чувствует, что он расслабился, и ритм их движений налаживается. Волосы падают ей на лицо, и он тянется, чтобы отвести их назад и видеть ее лицо. Потом его толчки ускоряются, и он кончает первым, но не прекращает движений до тех пор, пока и она, достигнув высшей точки, не падает Алексу на грудь, тяжело дыша ему в ухо. И он замечает, что Кейт дрожит.
Практически весь штат "Абердин ивнинг телеграф" отправился отсыпаться. В редакции остались только три человека: дежурный редактор Йан Лавелль и два ассистента.
Они проверяют проводную связь, пьют кофе, смотрят телевизор. Даже с учетом столь масштабного сюжета, как катастрофа "Амфитриты", ночью (если, разумеется, не считать той, первой, лихорадочной ночи) работы не так уж много.
Звонит телефон. Лавелль берет трубку.
– Ночной дежурный.
– Говорит представитель "Первой земной экологической группы", – раздается в трубке женский голос. Произношение выдает в звонящей женщину образованную. – От имени нашей группы и близких нам по духу организаций, занимающиеся сохранением будущего планеты, уполномочена заявить, что мы не несем ответственности за случившееся с "Амфитритой". Тактика нашей борьбы никогда не будет предусматривать возможность посягательства на невинные жизни.
На том конце линии кладут трубку. Лавелль заканчивает стенографирование полученной телефонограммы, а потом снова берется за телефон, чтобы позвонить в Лондон, в информационное агентство Пресс ассошиэйшн.
С чего все это начинается? Конечно, с самого начала. Начало же всему кладется в маленькой прибрежной деревушке неподалеку от городка Стонхейвен. Правда, в самом названии "деревушка" присутствуют намеки на безмятежность и уют, а к этому месту ни то ни другое не подходит. Приезжайте сюда в любое время, кроме быстротечного периода летней неги, и вы поймете, что имеется в виду. Дома теснятся на вершинах утесов и сторонятся отвесных склонов. Все окна и двери выходят на внутреннюю сторону, чтобы защитить не только от штормов, но и от дьявола, который шныряет по утесам и норовит прокрасться в заднюю дверь. Ветер никогда не стихает, он лишь меняет направление, мечется то туда, то сюда, и то стенает, преследуя пересекающего гавань на своем суденышке рыбака, то залихватски свистит, сотрясая окна и со стуком хлопая садовыми калитками.
Побережье – это целый архипелаг испещренных рубцами бурых и черных скал. Он готов смотреть на эти камни часами, и в их очертаниях ему видятся образы живых существ. Вот те, продолговатые, смахивают на пару крокодилов, подстерегающих на отмели добычу, а тот валун похож на голову всматривающегося в море старца. Пожухлая трава на его вершине усугубляет сходство поскольку напоминает поредевшие старческие волосы. За домами, гаванью и скалами раскинулось родственное ветру море. Море тоже живое, живое и злобное. Оно убивает. Его ярость никогда не иссякает, никогда не утихает. Оно бьется в прибрежные камни с безжалостной целеустремленностью, вкладывая в это безжалостную энергию и после каждого удара рассыпаясь взрывами белых брызг. Когда он осмеливается ночами смотреть поверх вершин утесов, то видит лишь пенные ореолы гребней волн да отражение луны, раздробленное на миллионы осколков.
Его первое сознательное воспоминание – о море. Он бродит по прибрежному мелководью, скользя на коварной поверхности камней, покрытых гладкой зеленой кожей морских водорослей. Ему трудно, он еще слишком мал, чтобы с легкостью перебираться с камня на камень. Под подошвами лопаются пузырьки пены, над головой громкие, пугающие крики чаек. Вода холодит его лодыжки, волны с плеском взбираются к голеням, к коленям. Море как будто приглашает его к себе.
Потом позади него, совсем близко, звучит резкий, сердитый голос. Жилистые руки обхватывают его и поднимают из воды, за чем следует увесистый, болезненный подзатыльник.
– Вздумал по морю прогуляться, безмозглый щенок? Ну так иди, утопии, сделай всем одолжение. Мне самой следовало утопить тебя, едва ты родился. На сей раз тебе повезло, тебя углядел твой папаша. Вот посмотришь, кто придет тебе на выручку, когда его не окажется поблизости.
Он начинает плакать. Еще один звонкий шлепок.
– Кончай сопли распускать, ублюдок.
Она бесцеремонно ставит его на землю. Они пересекают каменистое побережье и идут дальше, на петляющую дорогу, ведущую от гавани в глубь суши. На ее лице привычная раздраженная гримаса. Ее поредевшие темно-русые волосы взбиты ветром, а руки на фоне красного фартука кажутся алебастрово-белыми. Домишко, в котором живет их семья, выглядит серо и уныло снаружи и вдвойне угрюмо внутри. Но там есть тесная гостиная, в которой все они жмутся поближе к огню. С одной стороны Айвен, в своем продавленном коричневом кресле, с другой – Айлиш, прямая и напряженная, как аршин проглотила, на стуле с жесткой, прямой спинкой, а между ними, на маленькой кушетке, дети. Он, Кэтрин и Конни. Герой, помесь шотландской овчарки с борзой, лежит на полу, его голова на передних лапах или вытянута вперед. Бока поднимаются и опадают, как кузнечные мехи.
