Тайный агент Господа - Гомес-Хурадо Хуан (книги полностью .txt, .fb2) 📗
— Вы же не думаете всерьез, что я поделюсь с вами, за кого буду голосовать, не так ли, святой отец?
Паола вновь перехватила инициативу в разговоре:
— Ваше Высокопреосвященство, вы заявили, что редко виделись с Портини. А что вам известно о Робайре?
— Выдающийся человек. Полностью отдавал себя делу защиты прав неимущих. Конечно, у него были свои недостатки. Ему очень нравилось представлять себя в белом облачении на балконе над площадью Святого Петра. Естественно, он не рассказывал о своей мечте всем и каждому. Мы близко дружили. И регулярно переписывались. Его единственным грехом можно назвать гордыню. Он всегда выставлял напоказ свою бедность. И подписывался в письмах «beati pauperes». А я, чтобы позлить его, всегда заканчивал свои послания «beati pauperes spirito»[49], хотя он никогда не принимал намек на свой счет. Все же, несмотря на недостатки, он был человеком государственного склада, всецело преданный церкви. За свою жизнь он совершил великое множество благих дел. Правда, я никогда не мог представить его в сандалиях Рыбака[50], вероятно, из-за нашей с ним тесной дружбы.
Рассказывая о погибшем друге, почтенный кардинал как будто потух и сделался меньше ростом, в голосе его зазвучали скорбные ноты, а на лицо легла тень усталости, накопившейся в теле за семьдесят восемь лет. И хотя Паола во многом не соглашалась с ним, она почувствовала к нему жалость. Она поняла, что за завесой слов, достойных торжественной эпитафии, старый испанец скрывал печаль и сожаление, что лишен возможности оплакать друга, как ему того хотелось. Высокий пост и сан обязывают к сдержанности, будь они прокляты. Размышляя таким образом, Паола осознала, что кардинальская шапочка и пурпурная сутана больше не затмевают ей зрение. Она увидела вдруг обычного живого человека, которому просто полагалось носить в повседневной жизни необычную одежду. Пожалуй, все-таки не стоит мерить клириков одним аршином, иначе предвзятое отношение к сутане приведет к ошибкам в работе.
— В конце концов, не зря говорится, что нет пророка в своем отечестве. Как я уже сообщил, мы много раз встречались. Очень мило было со стороны Эмилио заглянуть сюда семь месяцев назад, не проехав мимо. Мой ассистент сфотографировал нас в кабинете. Карточка хранится где-то тут.
«Пурпуроносец» подошел к письменному столу и достал из ящика конверт с фотографиями. Перебрав содержимое, он вытащил из него моментальный снимок и протянул гостям.
Паола взяла фотографию довольно равнодушно. Внезапно она впилась в снимок глазами, округлившимися, как чайные блюдца. Инспектор с силой стиснула руку Данте:
— О черт! Черт!
Церковь Санта-Мария ин Траспонтина
Виа делла Кончилиазионе, 14
Среда, 6 апреля 2005 г., 10.41
Понтьеро настойчиво звонил в дверь черного хода церкви — ту, что вела в ризницу. На парадной, подчиняясь указаниям полиции, брат Франческо повесил объявление, написанное нетвердой рукой, оповещавшее, что церковь закрыта на реставрацию. Но брат кармелит был не только законопослушен, но и глуховат, поскольку младший инспектор терзал звонок уже минут пять. У него за спиной многотысячная толпа заполняла виа деи Корридори, толпа более многочисленная и неорганизованная, чем на виа делла Кончилиазионе.
Наконец полицейский услышал шум за дверью. После стука отодвигаемой щеколды в щелке показалось лицо брата Франческо. От бившего в глаза яркого солнца он щурился и мигал.
— Да?
— Брат, я младший инспектор Понтьеро. Вспомните, я был здесь вчера.
Священник согласно закивал.
— Что вам нужно? Вы пришли сказать, что я могу открыть церковь, хвала Господу. При том, что в городе так много паломников… Да вы сами посмотрите, посмотрите… — указал священник на людскую массу на улице.
— Нет, брат. Я должен задать вам несколько вопросов. Вы разрешите войти?
— Обязательно сейчас? Я как раз молюсь…
— Я не отниму у вас много времени. Отвлеку вас всего на одну минуту, честное слово.
Брат Франческо покачал головой:
— Какие настали времена, какие времена! Повсюду лишь смерть, смерть и спешка. Даже помолиться спокойно не дадут.
Дверь широко распахнулась и через мгновение закрылась за Понтьеро с громким стуком.
— Святой отец, а дверь-то, похоже, тяжелая.
— Да, сын мой. Иногда я с трудом ее открываю, особенно когда возвращаюсь с покупками из супермаркета. И никто не предлагает старикам донести сумки. Что за времена, Боже, что за времена!
— Вы могли бы пользоваться тележкой, брат.
Младший инспектор потрогал дверь изнутри, внимательно осмотрел задвижку и массивные петли, на которых полотно крепилось к коробке.
— Я имею в виду, что нет никаких следов взлома на замке и вообще никаких повреждений.
— Нет, сын мой, слава Богу, нет. Замок надежный, а дверь красили в прошлом году. Красил ее прихожанин, мой друг, славный старина Джузеппе. У него, знаете ли, астма. И дышать краской ему вредно…
— Брат, уверен, что Джузеппе — добрый христианин.
— Верно, сын мой, верно.
— Но я пришел к вам по другому поводу. Я должен понять, как убийце удалось проникнуть в церковь, если иного входа нет. Ispettora Диканти считает это обстоятельство очень важным.
— Он мог бы забраться через окно, если бы, допустим, приставил к стене лестницу. Но вряд ли, тогда бы стекла были разбиты. Боже мой, просто счастье, что не пострадали витражи.
— Не возражаете, если я взгляну на окна?
— Отчего же… Идите за мной.
Кармелит проковылял из ризницы в церковь. Зал озарялся пламенем свечей, расставленных у подножия статуй святых и мучеников. Понтьеро поразило, как много свечей горело.
— Щедрое пожертвование, брат Франческо.
— Ах, сын мой, это я зажег все свечи, какие были в церкви, моля святых, чтобы они представили душу Его Святейшества Иоанна Павла Второго пред очи Господа.
Понтьеро улыбнулся простодушию священника. Они остановились в центральном проходе, откуда хорошо просматривались двери в ризницу, центральный вход и витражи на фасаде (других окон в церкви не было). Понтьеро машинально провел пальцем по спинке ближайшей скамьи, сделав движение, которое он непроизвольно повторял сотни раз на воскресных службах. Церковь — храм Божий, и она подверглась осквернению и поруганию. В тот день, в мерцающем сиянии свечей, церковь выглядела совсем иначе, чем накануне. Младший инспектор не сумел подавить дрожь. Несмотря на жаркую погоду, в помещении храма было сыро и холодно. Понтьеро посмотрел на окна. Самое нижнее находилось на высоте пяти метров над уровнем пола. Оконный проем закрывал изысканный цветной витраж без единой трещины.
— Невозможно, чтобы убийца забрался в окно с грузом в девяносто два килограмма на плечах. Ему потребовалась бы лебедка. И его заметили бы паломники, их там тысячи. Нет, невозможно.
С улицы доносилось пение студентов, выстроившихся в очередь, чтобы проститься с Папой Войтылой. Они распевали о любви и мире.
— О молодость! На молодых все наши надежды, правда, инспектор?
— Вы целиком и полностью правы, брат.
Понтьеро задумчиво почесал в затылке. Как еще можно попасть в церковь, минуя двери и окна? Он прошел чуть вперед. Шаги его гулким эхом отдавались в пустом помещении.
— Послушайте, брат, а больше ни у кого нет ключей от храма? Может, у того, кто здесь убирает?
— О, нет-нет, исключено. Ревностные прихожанки любезно помогают мне с уборкой по субботам рано утром и по вечерам в среду, но они никогда не появляются здесь без меня. Фактически у меня только один комплект ключей, и я всегда их ношу с собой, видите? — Он опустил руку во внутренний карман рясы и позвенел ключами.
— Тогда, святой отец, я сдаюсь… Не понимаю, как он мог войти незамеченным.
— Ничего, сын мой. Сожалею, что не смог ничем помочь…
— Спасибо, святой отец.
