Прощай, детка, прощай - Лихэйн Деннис (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗

Мэтт время от времени показывал нам, как продвигается работа над рисунком, в котором уже появились небоскребы с неровными рядами окон, облака и собаки.

Я стал жалеть, что мы сюда пришли. В этом доме я чувствовал себя соглядатаем, предателем, который надеется найти улики, чтобы усадить в тюрьму мужа Беатрис и отца Мэтта.

Уже незадолго до нашего ухода Мэтт спросил Энджи, нельзя ли ему расписаться у нее на гипсе.

— Конечно, — сказала она.

Глаза у Мэтта загорелись. Он еще с полминуты искал подходящую ручку, потом стал на колени и очень старательно стал выводить свое имя полностью. У меня заболело в глазах и на душе стало тяжело при мысли о том, во что мы превратим жизнь Мэтта, если наши подозрения о Лайонеле оправдаются, вмешается закон и парень будет расти без отца.

Но оставались соображения более важные, чем мой стыд.

Где она?

Где она, черт возьми?

Выйдя из дома, мы остановились возле «сабербана» Раерсона. Он достал сигару, снял с нее целлофановую оболочку, серебряными щипчиками откусил кончик и, собираясь раскурить, оглянулся на дом.

— Славная женщина.

— Да.

— Отличный парнишка.

— Да, отличный парнишка, верно, — согласился я.

— Жаль, — сказал он, поднес пламя к сигаре и несколько раз втянул в себя воздух, раскуривая ее.

— Да, жаль.

— Я намерен последить за магазином Теда Кеннилли. Это что, примерно в миле отсюда?

— Скорее в трех, — сказала Энджи.

— Черт, адрес забыл спросить.

— В Саути всего несколько антикварных лавок, — сказал я. — Магазин Кеннилли на Бродвее, напротив ресторана «Амрейнс».

Раерсон кивнул.

— Не хотите присоединиться? Теперь Бруссард с цепи сорвался, со мной вы оба будете в наибольшей безопасности.

— Конечно, — сказала Энджи.

Раерсон взглянул на меня:

— А вы, мистер Кензи, что скажете?

Я оглянулся на дом Беатрис, на освещенные желтым светом прямоугольники окон гостиной, подумал о тех, кто живет в этом доме, о набирающем силу уже закрутившимся над ними торнадо, о существовании которого они и не подозревают.

— Пока, ребята.

— Что стряслось? — Энджи настороженно посмотрела на меня.

— Пока, — сказал я. — Надо кое-что сделать.

— Что?

— Да ничего особенного. — Я положил руки на плечи Энджи. — Увидимся. Договорились? Пожалуйста. Дай мне сейчас свободу маневра.

Энджи внимательно посмотрела мне в глаза и кивнула. Конечно, ей это не понравилось, но она считалась с моим упрямством, как со своим собственным. Понимала, насколько бесполезно спорить со мной в определенных ситуациях. Точно так же я знал, что иногда не следует перечить ей.

— Глупостей не натворите, — сказал Раерсон.

— О нет, — сказал я. — Глупостей я не натворю.

Путь оказался неблизкий, но проделать его стоило.

В два часа ночи Бруссард, Паскуале и еще несколько игроков «защиты прав» вышли из «Бойна». По тому, как они обнимались на автостоянке, я заключил, что им стало известно о смерти Пула. Их душевная боль была неподдельной. Полицейские, как правило, обнимаются, только когда один из них погибает при исполнении служебных обязанностей. Потом, уже когда почти все разъехались, Паскуале и Бруссард поговорили еще на автостоянке, Паскуале напоследок крепко обнял Бруссарда, постучал кулаками по его широкой спине, и они расстались.

Паскуале уехал на «бронко», Бруссард же пошел осторожным шагом пьяного человека к своему «вольво» с универсальным кузовом, выехал задним ходом на Вестерн-авеню и повернул на восток. Машин на шоссе было мало, я старался держаться от него подальше и однажды чуть не потерял из виду, когда задние огни его машины вдруг пропали у Чарльз-ривер.

Я прибавил газу, потому что он мог свернуть на Сторроу-драйв и поехать короткой дорогой к Норф-бикон или свернуть на восток или запад по платной автостраде «Мэсс» на этой развилке.

Вытянув голову, я увидел «вольво», он как раз проскользнул освещенное фонарями место, направляясь к пунктам взимания платы с автомобилей, движущихся в западном направлении.

Я заставил себя сбавить скорость и проехал через контрольный пост примерно минуту спустя после Бруссарда. Примерно через две мили я снова заметил «вольво». Бруссард ехал по левой полосе со скоростью примерно сто километров в час. Я старался держаться метрах в ста позади него, двигаясь с той же скоростью.

По правилам бостонские полицейские должны жить в самом городе, но я знаю нескольких человек, которые обходят это требование, сдавая свои бостонские квартиры друзьям или родственникам, а сами живут на окраинах или за городом.

Бруссард, как выяснилось, жил довольно далеко. В дороге прошло больше часа, мы съехали с платной автострады на неосвещенную узкую проселочную дорогу и в конце концов оказались в городке Саттон, примостившемся в тени заповедника «Ущелье Чистилище» гораздо ближе к Род-Айленду и границе Коннектикута, чем к Бостону.

Бруссард свернул на крутой спуск к небольшому коричневому домику, типичному сельскому жилищу в Новой Англии, окна которого загораживали кусты и невысокие деревья. Я поехал дальше. Вскоре дорога уперлась в сосновый лес, и здесь я развернул машину. Лучи фар, освещая что-то вдали, пронизывали темноту, гораздо более густую, чем городская. Свет каждой, казалось, обещал выхватить из тьмы ночных животных, вышедших на поиски корма, и у меня всякий раз сердце замирало при виде их горящих зеленым глаз.

Я поехал обратно, нашел домик, и еще метров через сто после него в свете фар показался дом с окнами, закрытыми ставнями. Я поехал по дороге, усыпанной прошлогодней листвой, остановил «краун-викторию» за перелеском и посидел в ней немного. Слышно было только стрекотание цикад и шум ветра в голых кронах деревьев.

На следующее утро, едва проснувшись, я увидел два коричневых глаза, которые меня внимательно рассматривали. Взгляд их был мягким, печальным и глубоким, как шахты в медном руднике. Глаза не моргали.

Я слегка пошевелился. В это время белокоричневое рыло стало было склоняться к окну, но мое движение напугало любопытное животное. Я даже не успел понять, кого вижу, а олень пронесся по полянке к деревьям, его белый хвостик мелькнул между стволов и исчез.

— Господи, — сказал я вслух.

Тут мое внимание привлекло движение другого цветного пятна, на этот раз за деревьями прямо против ветрового стекла быстро двигалось что-то коричневое. В просвете между деревьями справа от меня мелькнул «вольво» Бруссарда. Я понятия не имел, поехал ли он за молоком или уже обратно в Бостон, но в любом случае открывшимися возможностями пренебречь было нельзя.

Я достал из бардачка набор отмычек, перекинул через плечо ремешок камеры, вышел из машины и пошел по мягкой земле обочины. Это был первый теплый день в году, солнце светило с неба, такого голубого и свободного от смога, что мне с трудом удалось убедить себя, что я все еще в Массачусетсе.

Я подходил к дороге, по которой проехала машина Бруссарда. В это время из молодого сосняка на обочину дороги вышла, держа за руку ребенка, высокая худая женщина в красно-белой ковбойке, синих джинсах и с длинными темными волосами. Оба они наклонились, ребенок подобрал газету, оставленную на краю шоссе, и отдал женщине.

Я оказался слишком близко и просто так уйти уже не мог. Прикрыв глаза ладонью от солнца, женщина посмотрела в мою сторону и неопределенно мне улыбнулась. Ребенку, державшему ее за руку, было года три, светлые волосы и бледная кожа были совсем не такие, как у нее или Бруссарда.

— Здрасте, — сказала она, подняла ребенка и пристроила себе на талии.

Малыш стал сосать палец.

— Здрасте.

Такая внешность легко запоминается. Крупный рот располагался у нее на лице не совсем правильно, на одной стороне лица он был несколько выше, чем на другой, и в этой асимметрии угадывалась усмешка, которая сразу рассеивала все иллюзии. На первый взгляд, по форме губ и скул, по рдеющему, как заря, румянцу, ее можно было бы принять за бывшую модель, за трофейную жену какого-нибудь финансиста. Я посмотрел ей в глаза. Их жесткий нагой интеллект меня встревожил. Такая женщина не позволит водить себя под руку напоказ, более того, вообще не позволит собой распоряжаться.