След «Семи Звезд» - Лещенко Владимир (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗

И враз оплыло недоумением суровое лицо прапорщика. Охнули соученики. Нахмурился и схватился за сердце профессор Крашенинников, а потом с безнадежной тоской посмотрел на неразумного: авось одумается. Однако тот уже закусил удила.

– Слово и дело!!

Ничего не поделаешь. Под караулом отправили крикуна в Тайную канцелярию розыскных дел.

На пороге страшного здания его с рук на руки сдали кряжистому великану с хмурой физиономией, на которой самой примечательной деталью был косой шрам во всю левую щеку.

Отчего-то Иван сразу же прозвал его про себя Хароном – лодочником, перевозившим души умерших греков в край вечного забвения и бравшим за это монету, специально оставленную родными во рту покойного.

Сей грозный муж платы требовать не стал. Без лишних разговоров он схватил студента за шкирку, хорошенечко встряхнул и поволок куда-то вниз. Не иначе как сразу в самый Аид.

Юноша глаза зажмурил от страха, а когда отворил да глянул вокруг, так едва разума не лишился: приведен он был в темный с высокими сводами подвал, освещаемый пламенем небольшой кузнецкой жаровни да неровным светом трех восковых свечей в тяжелом бронзовом канделябре. Над угольями жаровни некто полуголый, облаченный в кожаный передник и с таким же кожаным, с прорезями для глаз колпаком на голове, раскалял докрасна щипцы на длинных ручках. Поблизости, на огромном дубовом столе были разложены всевозможные щипцы да щипчики, ножи да ножички, иглы с иголочками, шипастые нарукавники да ошейники и прочий инструмент для пыточного дела.

В двух шагах от сей мерзости, в большом высоком кресле с готической резной спинкой восседал мужчина лет сорока, с великоватой для тощего туловища головой в парике, из-под которого струился пот.

Заслышав скрип дверей, он обернулся и остро зыркнул на Ивана с его сопровождающим. Погрозил Харону кулаком и жестом показал: выметайтесь отсюда до времени. Не до вас, мол, сейчас. И вернулся к своему занятию.

Проводник снова обошелся со студентом тем же способом. За шкирку – да с глаз «головастого» долой. Оттащил он Ивана в соседний покой, где имелось небольшое зарешеченное окошечко в предыдущий, и вернулся назад. К хозяину.

А Ваня прилепился к решетке, как он умел, по-особому…

Батюшки светы! Что ж это делается? Куда он попал?

В кресле вместо давешнего мужика в парике восседал, развалясь, сам античный бог Приап – в тоге и в маске – как на гравюрах, италийских да немецких. Перед ним, подвешенный за руки на дыбе, извивался жалкий плешивый старик, вся голова которого была покрыта уродливыми шрамами, и причитал со знакомым акцентом…

– Ты что же это озоруешь? – устало вопрошало старика божество.

Пытуемый только тряс головою.

– Снать не снаю, ведать не ведаю!

– А кто на прошлой неделе занимался черной ворожбой? Вот, доносят, будто ты хвастался, что спускался в подземное царство. Виделся с Прозерпиною, вопрошал у Плутона…

Приап поднес к глазам какую-то бумагу. Прислуживающий ему Харон расторопно присветил ему канделябром.

– Вопрошал о здоровье ея величества…

Старик дико взвыл.

– Клевета есмь!

– Да? Положим, что и напраслина, – как-то уж больно скоро согласился бог и почесал затылок. – А может, ты просто запамятовал? Стар ведь. В обед сто лет стукнет. Я моложе, а и то порой забываю, что делал вчера. Освежим память кавалеру-то, а, Кутак?

Некто в кожаном колпаке и фартуке сунул под нос старцу раскаленные докрасна щипцы. Тот дернулся всем своим тщедушным телом.

Не обращая внимания на его рев и стоны, Приап достал из кармана изящную золотую табакерку. Открыв ее, подцепил изрядную порцию табака и отправил себе в нос. Громко чихнул, затем еще и еще раз. А затем вроде как вспомнил о своих не очень приятных и утомительных обязанностях.

– Ну, что вы там противу здравия государыни замыслили? Каким таким колдовством лютым удумали извести самодержицу? Отвечай!!

Отчетливый запах жареного. И вопль:

– Владык-ка-а! К тебе всываю-у-у-у!!!

Алое пламя до небес…

– Эй, отрок, очнись! – донеслось до студента сквозь небытие.

В лицо брызнули холодной водой.

– Сомлел, ваш сиясьство!

– Тащи его сюда, – отвечал усталый мужской голос.

Харон взял Ивана под мышки и поволок куда-то, потом усадил на табурет и надавал по щекам.

– Давай, давай, очухивайся! Некогда тут с тобой возиться.

Сознание постепенно возвращалось к Ивану. Он вновь обрел способность соображать и опасливо глянул по сторонам. Зажмурился. Снова открыл очи.

– Чего зенками-то хлопаешь? – глумливо вопросил человек в кресле.

Никакого старика с израненной головой в каземате не было. Равно как и «колпака» со щипцами. Помстились они ему, что ли? Вот и жаровни след простыл, а на столе накрыта скатерть и стоит кувшин с вином, стаканы да закуска.

Он принюхался. Колбаса. Жареная… От запаха чуть не стошнило.

– Ведаешь ли, кто перед тобой? – поинтересовался головастый.

– Приап… – ляпнул, не подумавши, Иван и тут же прикусил язык.

– Ты чего, дурень?! – Харон отвесил ему тяжелый подзатыльник, от которого студент мало не сверзился с табурета. – Это ж его сиятельство граф Ляксандра Иваныч Шувалов! Уразумел?

Глава Тайной канцелярии! Вот угораздило!

Античное прозвище показалось графу забавным. Возможно, даже лестным. Потому что он растянул бледные губы в милостивой усмешке и жестом осадил излишнюю ретивость помощника.

– Я так чаю, ничего полезного ты следствию сообщить не можешь? Верно? – пытливо уставился он на Ваню.

Юноша склонил буйну голову и кивнул.

– Зачем «слово и дело» кричал? Высечь хотели?

И опять студиозус кивнул. Все знает Александр Иванович. На то и поставлен государыней: ведать, что на Руси каждым делается.

– Эх, Ваня, Ваня! Видел бы тебя покойный батюшка…

При воспоминании о скончавшемся прошлой зимой родителе провинившийся горестно всхлипнул, а затем и разрыдался, словно маленький, оплакивая свою долю, минувшую и грядущую. Шувалов не мешал. Лишь приказал Харону «поднести гостю вина».

Гостю? Он не ослышался?

– Нет, Ваня, не ослышался, – прочитал его мысли граф. – После всего, что ты в университете натворил, показываться прямо сейчас там тебе не с руки. Да и для заведения, кое я возглавлять поставлен, будет порухой, коли ты быстро на круги своя возвернешься. Оттого и приглашаю тебя недельку-другую у нас погостить…

Барков скукожился на табурете испуганным мышонком.

– Не дрожи, не дрожи, вьюнош. Разве ж мы такие страшные?

С притворным удивлением взглянул «Приап» на помощника. Тот угодливо загоготал.

– А чтоб не так скучно тебе гостевалось… – Шувалов сделал паузу, – изложишь на бумаге все, что до нравов, в заведении вашем царящих, касаемо. Подробненько так, не скупясь на слова. О профессорах, о ректоре, о господах студиозусах. Ты ведь способный к сочинительству. Я ведаю…

И ведь-таки написал, что было велено. Подробно, красочно, чуть не в лицах. Чисто тебе трагедия господина Сумарокова.

Строчил пером по бумаге, а перед глазами стояла иная картинка: Бог в окружении залитых чужою кровью подручных и пытаемый старец со шрамами на голове. В уме сами собой складывались строки:

Про пытки. Про картины Плутонова царства, куда спускался чернокнижник. Про зловещее пророчество о судьбе некоей старухи, которая, «пленясь Приапа чудесами, трясется, с костылем бредет», чтобы выпросить у всемогущего Бога вернуть ей молодость и способность, как и прежде, предаваться разврату. Разумеется, государыня-императрица Елизавета Петровна поименована вслух не была. Но, как говорили древние латиняне, «sapienti sat»: умному достаточно.