Пляска на бойне - Блок Лоуренс (книги полностью TXT) 📗

— Оставьте, — сказал Стетнер. — Она запирается автоматически.

Я повернулся к нему. Он стоял у лестницы, пропуская меня вперед с легким поклоном, изящным и в то же время ироническим.

— После вас, — сказал он.

Я спустился по лестнице впереди него, а внизу он меня догнал и взял под руку. Мы шли по коридору мимо комнат, в которые я тогда заглядывал, к открытой двери в самом его конце. Эта комната резко отличалась своим видом от всего остального здания и, безусловно, не была местом действия их фильма. Она была несоразмерно велика — метров девять в длину и шесть в ширину, пол сплошь покрывал толстый ворсистый ковер серого цвета, а голые бетонные стены были затянуты светлой, почти белой материей.

В дальнем конце комнаты я увидел громадную кровать с водяным матрацем, покрытую чем-то вроде шкуры зебры. Над кроватью висела картина — абстрактные геометрические фигуры, сплошь прямые углы и линии, выдержанные в чистых цветах спектра.

Ближе к двери стояли мягкий диван и два кресла, а перед ними на подставке — телевизор с большим экраном и видеомагнитофон. Диван и одно из кресел были грифельно-серые, несколько темнее, чем ковер. Другое кресло было белое, и на нем лежал коричневый кейс.

На стене висели стереодинамики, а справа от них стоял сейф двухметровой высоты и почти такой же ширины. Над динамиками висела еще одна картина — написанное маслом дерево с яркими и сочными зелеными листьями, а на противоположной стене — два портрета работы какого-то старинного американского художника в одинаковых резных позолоченных рамах.

Под портретами находился бар с множеством бутылок. Ольга, стоявшая там со стаканом в руке, повернулась ко мне и спросила, что я буду пить.

— Ничего, спасибо.

— Но вы должны что-то выпить, — сказала она. —Берген, скажи Скаддеру, что он должен выпить.

— Он не хочет, — сказал Стетнер.

Ольга недовольно нахмурилась. Как она и обещала, на ней был тот же костюм, что и в фильме: длинные перчатки, высокие каблуки, кожаные брюки с разрезом в паху. Соски грудей были подкрашены. Она подошла к нам, держа в руке свой стакан — что-то прозрачное со льдом. Не дожидаясь моего вопроса, она сообщила, что это водка, — я уверен, что не хочу выпить? Я ответил, что уверен.

— А ничего у вас тут комната, — сказал я.

— Не ожидали, а? — просиял Стетнер. — Здесь, в этом ужасном здании, в самой заброшенной части глухой окраины, мы устроили себе вот это прибежище — тайный форпост цивилизации. Только одно я тут хотел бы изменить.

— Что же?

— Перенести все это на этаж ниже. — Поймав мой удивленный взгляд, он улыбнулся. — Зарыться глубже в землю, — пояснил он. — Углубиться, насколько нужно, чтобы потолок здесь был высотой метра в три с половиной. Да какого черта, четыре с половиной! И конечно, устроить потайной вход. Чтобы здание могли обыскивать, сколько душе угодно, и никогда не догадались, какой роскошный мир лежит у них под ногами.

Ольга закатила глаза к небу, и он рассмеялся.

— Она считает, что я сумасшедший. Может быть, она и права. Но я живу так, как хочу, понимаете? Я всегда жил так, как хотел. И всегда буду так жить. Снимите плащ, вам, наверное, жарко.

Я снял плащ, достал из кармана кассету. Стетнер взял у меня плащ и бросил на спинку дивана. Он ничего не сказал про кассету, а я ничего не сказал про кейс. Оба мы держались в высшей степени цивилизованно, под стать окружавшей нас обстановке.

— Вы все смотрите на эту картину, — сказал Стетнер. — Знаете, чья работа?

Это был маленький пейзаж с деревом.

— Похоже на Коро, — ответил я.

Он поднял брови — это произвело на него впечатление.

— У вас верный глаз, — заметил он.

— Подлинник?

— В музее в этом не сомневались. И вор, который ее оттуда унес, тоже не сомневался. Если принять во внимание, при каких обстоятельствах я ее приобрел, у меня не было возможности пригласить эксперта, чтобы окончательно убедиться. — Он улыбнулся. — Но вот в данном случае я хотел бы убедиться в подлинности того, что покупаю. Вы не возражаете?

— Ничуть, — ответил я.

Я протянул ему кассету, он прочитал вслух название и рассмеялся.

— Значит, Левек все-таки был не лишен чувства юмора, — сказал он. — Правда, при жизни он это хорошо скрывал. Если вы тоже хотите убедиться, что все начистоту, можете открыть кейс.

Я отпер замки и поднял крышку. Там лежали пачки двадцатидолларовых купюр, стянутые резинками.

— Надеюсь, вы не будете возражать против двадцаток, — сказал он. — Вы не уточнили, какие купюры вам нужны.

— Эти меня устраивают.

— Пятьдесят пачек, по пятьдесят купюр в пачке. Не хотите пересчитать?

— Я вам доверяю.

— Мне следовало бы проявить такое же благородство и поверить вам, что это и есть та пленка, которую записал Левек. Но я все-таки, пожалуй, прокручу ее.

— Почему бы и нет? Ведь я же открыл кейс.

— Да, это было бы проявление полного доверия, правда? Взять кейс не открывая. Ольга, ты права. Этот человек мне нравится. — Он похлопал меня по плечу. — Знаете что, Скаддер? По-моему, мы с вами станем друзьями. По-моему, нам суждено стать очень близкими друзьями.

Мне вспомнилось, что он говорил Ричарду Термену: «Мы с вами теперь так близки, что ближе не бывает. Мы братья по крови и по семени».

Он запустил кассету, выключив звук. Сначала он прокручивал ее вперед большими кусками, и в какой-то момент я подумал, не перепутал ли я пленки в банке и не увидим ли мы сейчас обычный вариант «Грязной дюжины». Вообще-то не имело никакого значения, что было на пленке, если только Мик Баллу перестанет чесать задницу и займется входной дверью, — но дело что-то затягивалось.

— Ага, — сказал Стетнер.

Я вздохнул с облегчением — начался их фильм. Стетнер стоял, упершись руками в бедра, и пристально смотрел на экран. Телевизор здесь был больше, чем у Элейн, и из-за этого фильм производил еще более сильное впечатление. Я почувствовал, что не могу отвести глаз от экрана. Ольга стояла, тесно прижавшись к мужу, и смотрела как загипнотизированная.

— До чего же ты красива, — сказал ей Стетнер и обернулся ко мне: — Вот она здесь во плоти, но я должен увидеть ее на экране, чтобы оценить ее красоту. Любопытно, правда?

Не знаю, что я собирался ответить, но все равно меня никто бы не услышал, потому что в этот самый момент где-то в здании раздались выстрелы. Сначала два, один за другим, потом целая россыпь в ответ.

— Господи Иисусе! — воскликнул Стетнер и круто повернулся к двери.

Я начал действовать сразу, как только до меня дошло, что происходит. Сделав шаг назад, я откинул левой рукой полу пиджака, а правой выхватил револьвер, держа указательный палец на спуске, а большой на курке. За спиной у меня была стена, так что я мог одновременно держать их под прицелом и наблюдать за дверью.

— Стоять, — сказал я. — Никому не двигаться.

На экране Ольга забралась на мальчика и стала насаживать себя на его член. Потом, в мертвой тишине, начала дергаться на нем, словно в бешеной скачке. Я видел это краем глаза. Но Берген и Ольга теперь уже не смотрели на экран. Они стояли рядом, глядя на меня и на револьвер у меня в руке. Никто из нас троих не произнес ни звука, как и та пара на экране.

В тишине раздался выстрел. Потом снова стало тихо, а через несколько секунд на лестнице послышались шаги.

Шаги доносились уже из коридора, было слышно, как открывают и закрывают двери. Стетнер хотел что-то сказать, но тут я услышал громкий голос Баллу, который звал меня.

— Я здесь! — крикнул я. — В конце коридора.

Он ворвался в комнату. Большой автоматический пистолет казался детской игрушкой в его громадной ручище. На нем был отцовский фартук. Лицо его было искажено яростью.

— Том ранен, — сказал он.

— Тяжело?

— Не очень, но он лежит. Эти сволочи устроили ловушку — когда мы вошли в ту сучью дверь, там в темноте караулили двое с пистолетами. Хорошо еще, стрелки они никуда не годные, но Тома все-таки успели подстрелить, пока я их не свалил. — Он тяжело дышал, хватая ртом воздух. — Одного наповал, а другого уложил с двумя пулями в животе. Потом сунул ему пистолет в рот и разнес его паскудную башку. Сука поганая, стрелять в людей из засады.