Глоток перед битвой - Лихэйн Деннис (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Я улыбнулся и процитировал ему его же слова:
– То, что было вчера, сенатор, интересно тогда, когда о нем узнаешь сегодня. – И толкнул Джима локтем: – Так было и так будет. Верно ведь?
Глава 32
Мы попытались было поговорить с Ричи, но толку не добились – с тем же успехом можно было обращаться к пролетающему мимо самолету. Он покачивался и на каждую мою реплику отвечал: «Погоди, погоди», – после чего начинал бормотать что-то в портативный диктофон. Вероятно, уже сочинял свою колонку прямо на автостоянке у «Хайатт-Редженси».
Махнув нам рукой на прощание, он со всех ног побежал к своей машине. Разумеется, Сосию убили мы, но закопать Полсона Ричи считал своей святой обязанностью.
Мы взяли такси и поехали ко мне. На улицах было тихо, кое-где догорали огни фейерверка и потягивало горьковатым запахом пороха. В такси я немного успокоился.
Не успел я и двери открыть, как Энджи тут же устремилась к холодильнику, достала бутылку и налила себе полный стакан. Я с изумлением посмотрел на нее. Вино было марочное, с тонким букетом, но выдула она его залпом. Можно было бы и через шприц, прямо в вену – подействовало бы еще скорее. Я достал две банки пива и выпил, не отрываясь, одну за другой. Мы прошли в гостиную, я открыл окно и выбросил пустые банки на улицу. По проспекту гулял ветер, и было слышно, как они гремят по асфальту, но ветер все-таки загнал их в угол, и дребезжание прекратилось.
Я-то знал, что пройдет неделя-другая и вся картина предстанет передо мной в совершенно другом свете. Я с удовольствием вспомню, как покрылось капельками пота лицо Малкерна, как завоняло от него, когда он понял, что если он мне не заплатит весьма приличную сумму, то ходить ему по жизни с голой задницей. Вот и на моей улице праздник. Как это получилось – сам не знаю, но в кои-то веки раз и в сенате кто-то за что-то ответит. Пройдет неделя-другая – и я буду на коне.
Но пока мне не до того. Сейчас меня и Энджи повело совсем не туда. Атмосфера сгустилась, дышать нечем. Совесть мучает.
Энджи, почти докончив бутылку, спросила:
– Так что же мы натворили?
Поднявшись с кресла, она сжала горлышко бутылки указательным и средним пальцами и постукивала ею себя по бедру.
Я не был уверен, что готов к ответу, а потому тоже поднялся, вышел на кухню, достал из холодильника еще две банки пива, вернулся в гостиную и сказал равнодушно:
– Да убили кое-кого.
– Так просто – взяли и убили.
– Ага, взяли и убили, – сказал я. Одну банку я высадил разом, другую поставил под стол.
Энджи долила в стакан все, что оставалось в бутылке.
– Он же был уже не опасен нам?
– Нет, на тот момент – нет.
– Но мы все равно его убили.
– Все равно убили, – повторил я как попугай. Разговор мог показаться бессмысленным, но я понимал, что нам с Энджи надо выговориться. Без всякого там дерьма, без вранья, чтобы жить потом было легче.
– А за что? – спросила она.
– А за то, что он просто сволочь.
Я достал из-под стола последнюю банку пива. Хлебнул. Вкуса не почувствовал – что пиво, что вода.
– Много на свете сволочей, – сказала Энджи. – Так что, всех и стрелять?
– Нет, не получится.
– Почему же?
– А пуль на всех не хватит.
– Потом будешь острить. Мне сейчас не до шуток.
Что верно, то верно. Веселиться нам было не с чего.
– Извини. Не хотел, само собой вылетело.
– Да я это так. Не обижайся. Я тоже подкалывать люблю, ты ведь знаешь.
Мне вспомнилось, как Сосия, держа фотографию, водил пальцем между ног своего сына.
– А что нам оставалось делать?
– Сволочь он был, каких мир не видел, – сказала она.
Я кивнул.
– Он за деньги отдал сына на растление, вот мы его и убили, – сказала она, отхлебнув из стакана, но уже не так жадно. Она прошла в кухню и стояла там, покачиваясь на левой ноге и не выпуская из руки бутылку, которая равномерно ходила взад-вперед, как маятник. – Но и Полсон занимался подобными делами. Он изнасиловал того мальчика, что на фотографии, и, кто его знает, может быть, сотни других. Нам это известно, но его мы почему-то не убили, – сказала она.
– Сосию мы убили, можно сказать, в безотчетном порыве, – стал оправдываться я. – Когда мы шли на встречу с ним, в наши планы убийство не входило. Мы не знали, как все обернется.
– Не знали? – раздался ее хрипловатый отрывистый смешок. – А зачем тогда пистолет с глушителем взяли?
Вопрос повис в воздухе. Отвечать не хотелось, но все же пришлось.
– Убивать его никто не собирался, но ожидать от него можно было всего чего угодно. Так что мы были готовы пристрелить его. А иного он и не заслуживал.
– А чем Полсон лучше его? Так ведь он живехонек?
– Прикончим Полсона – тут же и сядем. Кому какое дело до Сосии? Обычные разборки. Одним бандитом меньше – и все довольны.
– И нас это не касается... – сказала она.
Мне все это надоело, я встал, обнял ее за плечи и прекратил этот медленный вальс.
– Сосию мы убили в состоянии аффекта. – Может быть, если повторять это почаще, это станет правдой? – А Полсон нам не по зубам – уж слишком много вокруг него охраны. Но мы возьмем его иначе. К любому найдутся подходы.
– Цивилизованными методами? – С такой интонацией некоторые люди произносят слово «налоги».
– Вроде того. Все будет по закону.
– Отлично. Закон есть закон. Сосию мы замочили по закону джунглей, а Полсона отправим на скамью подсудимых в соответствии с законами гражданского общества?
– Именно так.
Она посмотрела на меня. В ее затуманенных алкоголем и смертельной усталостью глазах застыли призраки мертвецов.
– А к гражданскому обществу, – сказала она заплетающимся языком, – мы с тобой взываем, когда иных средств борьбы у нас не остается.
Что тут было возразить? Черный сутенер валяется где-то под мостом без всяких признаков жизни, а белая сволочь, воспользовавшаяся его услугами, сидит у себя в кабинете за бутылочкой виски двенадцатилетней выдержки и готовит текст пресс-релиза. И черный сутенер, и белый растлитель виноваты в равной степени.
Людей типа Полсона власти всегда покрывают. Совести у таких людей нет, что такое «позор» – им не понятно. Ну, дадут им шесть месяцев отсидки, ну, придется вытерпеть бурю общественного негодования. Скорее всего, он выйдет сухим из воды. Несколько лет назад, когда шла предвыборная кампания, разгорелся жуткий скандал: конгрессмен развратил пятнадцатилетнего подростка. И что же? Его переизбрали на второй срок. Я полагаю, что для иных насилие, за которое закон предусматривает кару, – грех простительный.
Да, люди типа Сосии могут выпутаться из жутких передряг, могут даже довольно долго процветать и преуспевать, убивая, калеча, превращая жизнь окружающих в кромешный ад. Но рано или поздно будет Полсон, как Сосия, валяться где-то под мостом, мозги наружу. Кончится все тринадцатой страницей полицейской сводки по городу: неопознанный труп. И не станет полиция, высунув язык, разыскивать его убийц.
Один скомпрометирован, другой – убит. Один живой, другой – мертвый. Один белый, другой – черный.
Я провел рукой по волосам, – казалось, и волосы, и пальцы мои пропитались смрадом минувшего дня. В тот момент я ненавидел весь мир и все в нем сущее.
Пылает огнем Лос-Анджелес, тлеют угольки бандитской войны в других городах, и стоит только плеснуть туда горючего, как они вспыхнут ярким пламенем. А мы сидим и видим, что политики, вместо того чтобы заливать разгорающийся пожар, стремятся погасить кипящую в нас ненависть, залить елеем наши глаза, дальше своего носа и не видящие, и убеждают нас, что необходимо вернуться к традиционным ценностям, что они и помогут нам это сделать. А сами сидят в шезлонгах на пляже у своих вилл, вслушиваясь в шум прибоя, в котором не слышно криков утопающих.
Они говорят, что это расовая проблема, и мы им верим. То, что творится в этой стране, они называют «демократией», и мы радостно киваем: вот ведь повезло! Не каждому дано жить в стране, где власть принадлежит народу. Сосия – мерзавец, Полсон – шут гороховой, а вот голосовать надо за Стерлинга Малкерна. И в редкие минуты прояснения ума вдруг замечаем, что Малкерну и ему подобным на нас наплевать, и это нас изумляет.
