Что немцу хорошо, то русскому смерть (СИ) - Стрельникова Александра (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
Перебивая друг друга, пересказываем вчерашние события, но по-моему эти двое так до конца нам и не верят.
Переглядываются подозрительно и все время косят по сторонам — ищут, видимо, сломанную мебель и разбитую посуду. Но ничего подозрительного, кроме наручников на кровати нет, а их из кухни, где мы сидим, не видно.
Свадьбу решаем сыграть, как только у меня подживут отметины на лице. Мама неожиданно для меня этим решением совсем не шокирована.
— Ничего. Он парень толковый, хоть и спецназовец. Да и в наше неспокойное время иметь в семье представителя силовых ведомств — полезно… Этого самого Павла ведь так и не поймали.
Права. Не поймали. И, думаю, не поймают. Я его по-прежнему очень боюсь. Хоть и выяснилось, что стрелял в меня не он, но как вспомню тот его жест, которым он меня испугал до колик в Шереметьево, так в животе аж леденеет. Тем более, что он, как выясняется, меня тоже не забыл. По телевизору пересказывают очередной эпизод из боевой и трудовой жизни героического Федора Кондратьева — дескать, вновь отличился бравый майор, уже награжденный в этом году за другой свой подвиг орденом. На этот раз спас от убийцы свою любимую девушку. Сюжет проходит вечером, а утром следующего дня Павел звонит мне.
— Привет, узнала?
Молчу. Решаю — прямо сейчас трубку бросить или…
— Я ведь опять перезвоню или подъеду. Проще поговорить и отделаться.
Зараза! Неужели я со всеми своими эмоциями настолько предсказуема?
— Говори.
— Молодец. Собственно, я только хотел тебя поздравить. Все-таки ты поразительно везучая девка. Мне бы твою везучесть, я бы горы свернул.
— Каждому воздается по делам его.
— Ты что в религию на почве всего этого ударилась? Как этот твой…
— Нет, не ударилась. Просто, всякий раз общаясь с тобой, невольно начинаю думать о вечном. Ведь ты тогда меня на верную смерть отправил. Своими руками. Чего теперь-то любезничать тянет? Совесть нечистая мучит?
— Может и так. Может и мучит. Только очень уж мне тогда деньги были нужны.
— Ну да. Сейчас еще расскажешь мне душещипательную историю про любимую бабушку, которой срочно требовалась операция…
— Не расскажу. Все равно ведь не поверишь.
— Не поверю. Я тогда твои глаза видела, Паш. Люди с таким взглядом редко знают о том, что такое угрызения совести.
— Не боишься так со мной говорить?
— Боюсь. Но я как-нибудь с этим справлюсь.
— Да. Наверно, справишься… Если бы все у нас с тобой иначе сложилось, я бы — ух!
Отключаюсь решительно. Ух. Аж передергиваюсь от этого «ух». Так, что тут же начинает болеть и рука, и ребро. Интересно у меня эти мои боевые ранения теперь всегда о себе давать знать будут? «Ноют на погоду старые раны…» У моего злосчастного предка, барона Унгерна на голове был шрам от сабельного удара, который он по молодости и неопытности схлопотал на дуэли. Потом остаток жизни у него временами дико болела голова. Многие исследователи указывают на то, что эти боли не могли не повлиять на его психику. Интересно, а мои раны повлияли на мою психику?..
Сижу смотрю на молчащий телефон. Γосподи! Ну сделай так, чтобы Павел навсегда исчез из моей жизни. Когда-то в том доме в Акше я клялась, что отомщу ему (именно ему!) любой ценой. Но теперь хочу лишь одного — больше не слышать его голос, не вспоминать лицо, не думать о том, что пережила во многом из-за него. Просто потому, что Павлу тогда нужны были деньги…
Я разрываюсь между мамой, Федькой, работой, ателье, где мне срочно шьют свадебное платье и допросами в полиции.
Следователь рад до невозможности, что еще одно глухое дело раскрылось само собой и при этом все даже обошлось без трупов. Неприятно, конечно, что арестованная за тройную попытку совершить убийство Маринка — своя, тоже работает в полиции. Но тут внезапно выясняется, что еще за два дня до того, как она решила меня пристрелить в третий раз (про первые два, видно, не придумали как отмазаться!), ее уволили из рядов по состоянию здоровья.
Впрочем, здоровье у нее и правда не очень. Из СИЗО ее уже перевезли в психиатрическую клинику. Врачи обследуют ее и вынесут свой вердикт, но следователь уже сейчас убежден, что в тюрьму она не сядет.
— Психушка по ней плачет натуральным образом. Крышак так капитально снесло, что родных не узнает. Да ещё все время кусаться и драться норовит. Вот ведь как с людьми-то бывает…
Мне Маринку отчасти жаль. Все-таки, как ни крути, не из каких-то низменных чувств она на убийство решилась. Любила ведь. Правда как-то по-своему, но все же любила. Неприятно думать, что в ее судьбе я сыграла не самую благовидную роль. Роль той самой «прицесски»… Но теперь я старше и понимаю, что никакая даже самая распрекрасная «прицесска» не сможет увести у тебя мужчину, если он сам этого не хочет…
Ладно. Не будем о грустном. В конце концов скоро моя свадьба! Сначала загс. Потом венчание. Виктория Прокопьевна, прикладывает к глазам кружевной платочек и в поисках моральной поддержки сжимает руку Шарля.
— Детки, а вы знаете, что это теперь навсегда? Теперь ваш союз закреплен на небесах и только бог может развести вас, забрав к себе одного или другого.
— Мы, Виктория Прокопьевна, пока к богу в гости не собираемся. Так что пусть потерпит немного с разводом.
— Дурачина здоровенный. Я ему о высоком, о душе, а он…
Федор смеется и целует Ксениной бабушке ухоженную ручку.
— Где будете жить? — деловито интересуется полковник Приходченко во время торжественного ужина. — Я вас, конечно, поставлю на очередь, как молодую семью, да еще семью военного, но вы, боюсь, состаритесь, пока эта самая очередь подойдет.
— У меня, наверно, если Аня согласна, — басит Федор и посматривает вопросительно то на меня, то на мою маму.
Мама возражает:
— Нет, лучше я к Феде съеду. У нас с Аней все-таки двухкомнатная, просторнее для двоих-то. Тем более, что у вас может скоро и ребятишки заведутся. Уж и не чаяла, что внуков понянчу.
— Мама! — целую ее, и она молодеет и хорошеет на глазах.
Свадебное застолье устраиваем в доме Ванцетти. В их совмещенной с кухней гостиной можно принять огромную толпу гостей. А народу набралось изрядно. Одних только Федькиных сослуживцев — человек двадцать. А некоторые из них ведь еще и с женами!
Ноги гудят от танцев, губы от поцелуев. «Горько» кричали столько раз, что мама была вынуждена вмешаться, сказав:
— Ироды. Дайте им хоть немного поесть!
— Да! — поддерживает ее Виктория Прокопьевна. — Вы-то сейчас домой вернетесь и спать завалитесь, а им ещё всю ночь тр… Как бы это по-русски?.. Трудиться. Вот.
Разъезжаются все далеко за полночь. Основную толпу увозит специально нанятый автобус. Остальные решают проблему транспортировки своих подвыпивших тел с помощью услуги «трезвый водитель». Их жены, которые и осуществляют развоз, этим крепко недовольны, но деваться им некуда. Наконец остаемся только мы с Федькой, моя мама, Виктория Прокопьевна с Шарлем, Стрельцовы и, естественно, Ванцетти.
Хотим с Федькой уже идти в кроватку. Просто-таки очень хотим. Но нас не пускают. Стрельцов и Серджо, переглядываясь и возбужденно смеясь, заявляют, что еще не подарили нам главный подарок.
— Что это вы затеяли? — подозрительно спрашивает Федор. На что Серджо встает и с неким полупоклоном вручает Федору конверт. Еще деньги? Нам и так надарили какое-то нереальное количество. Никто толком не знал, что нам дарить из вещей, вот и отделались конвертиками. Но в конверте, который передает моему мужу (как приятно это звучит!) Серджо, не деньги, а бумаги. Много.
— Эт-то что ещё такое?
Федор недоуменно просматривает документы. Все они очень официального вида, но на иностранном языке. Вернее, на языках.
— Дай-ка.
Виктория Прокопьевна забирает у Федора бумаги и быстро просматривает их. В какой-то момент руки ее опускаются, бумаги с шелестом падают на пол. Стрельцов и Серджо, чуть не стукаясь лбами, кидаются их подбирать.
