Спарринг- партнеры - Гришем (Гришэм) Джон (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt, .fb2) 📗
– Их у вас было немало.
– Что верно, то верно. Буду с тобой честна, Коди, Фрэнк мне поднадоел. На сегодня я, пожалуй, сказала бы, что у Чарльза гораздо выше потенциал. Ты же знаешь, как говорят: хочешь в ком-то разобраться, отправься с ним в путешествие. Так вот, мы проделали половину пути, и пока все в порядке.
– Спасибо вам, мисс Айрис. Не могу поверить, что вы сюда приехали. Это же тысяча миль, да?
– Девятьсот двадцать семь, по словам Чарльза, у него странная привычка все подсчитывать. Это слегка раздражает, но я пока помалкиваю.
– Когда вы выехали из Небраски?
– Вчера, примерно в полдень. Переночевали в мотеле, в отдельных номерах, конечно, и сегодня ехали весь день. Я уже так ездила, помнишь?
– Как забыть? Лет восемь-десять назад. Вы приехали, но вас ко мне не пустили.
– Это было ужасно. Тогда меня привез сюда мой сын Бобби – обещаю, больше никогда с ним никуда не поеду. Нас держали в зловонной комнатушке без кондиционера, а дело было в августе, если не ошибаюсь. Потом нам грубо велели уезжать. Якобы ты что-то нарушил, тебя наказали и тебе нельзя принимать посетителей. Да, это был какой-то ужас.
– Вас обманули, меня никогда не наказывали. Просто меня не жаловали, ведь я вечно судился с тюрьмой в федеральном суде, и они из-за меня получали пинки. Тогда у нас был зверь, а не начальник тюрьмы, ненавидевший всех нас, смертников. Ему удавалось сделать наши условия еще хуже, чем они были.
Она тяжело вздыхает и озирается, словно пытаясь осознать, где находится.
– Это и есть отсек для смертников?
– Он самый. Двадцать камер в этом крыле, двадцать в другом, и все заняты. Свободных мест нет. Дальше, за углом, за Восточным флигелем, который надзиратели называют флигелем со зверьем, поскольку там держат тех, кто не дает им покоя, есть квадратная пристроечка, или душегубка. Там и выполняют грязную работу – убивают нас вдали от любопытных глаз, чтобы добрые христиане, сторонники смертной казни, не видели всего процесса. Меня отведут туда меньше чем через два часа.
Она слушает, продолжая озираться.
– Должна сказать, мои первые впечатления не очень хорошие.
Коди, сделав шаг назад, отпускает прутья решетки и от души хохочет.
– Это особое ужасное место, как же иначе, мисс Айрис!
– И долго ты просидел здесь, в этой камере?
– Четырнадцать лет. Мне было пятнадцать, когда вынесли приговор, четырнадцать, когда арестовали. Умру в двадцать девять и стану самым молодым казненным в этой стране со времен Дикого Запада, когда всех вздергивали с пол-оборота.
– Депрессивное место! Ты не мог попросить, чтобы тебя переселили?
– Зачем? И куда? Все камеры одинаковые, восемь на десять футов. Те же правила, та же кормежка, те же надзиратели, та же невыносимая жара летом и пронизывающий холод зимой. Мы просто стая крыс, пытающихся выжить в этой канаве и медленно, день за днем, издыхающих.
– Ты был совсем ребенком…
– Нет, я не был ребенком, я был крепким пареньком, четыре года прожившим в лесу. Мне было некуда оттуда податься, разве что в сиротский дом или в приемную семью. Брайан нашел меня, мы сбежали и несколько лет жили, как хотели. Я не был ребенком, мисс Айрис, но для того, что произошло, я был слишком мал.
– Здесь вообще безопасно?
– Конечно. Отсек для смертников – очень безопасное место, пусть и полное убийц. Все мы рассованы по одиночкам, так что тут не с кем драться, никому ничего не грозит.
– Ты писал об этом в одном из писем.
– Разве осталось что-нибудь, о чем я не писал, мисс Айрис? Я все вам выкладывал. Вы тоже были со мной очень честной.
– Да, это так.
– Если считать, что мы уже все обсудили в переписке, то о чем нам сейчас говорить? У нас остаются считаные минуты.
– Ты сохранил мои письма?
– Конечно. – Коди быстро опускается на колени и достает из-под койки длинную плоскую картонную коробку с цветными конвертами. – Все до одного, мисс Айрис, и каждое я перечитал с десяток раз. По письму в неделю двенадцать последних лет, не считая открыток на мой день рождения, на Рождество, Пасху и День благодарения. В общей сложности шестьсот семьдесят четыре письма и открытки. Вы потрясающая женщина, мисс Айрис! Вам кто-нибудь когда-нибудь об этом говорил?
– То и дело говорят.
Коди бережно вынимает письмо из одного из конвертов.
– Вот самое первое, от двадцать второго апреля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. «Дорогой Коди, меня зовут Айрис Вандеркамп, я живу в городке Норт-Платт, Небраска. Я прихожанка лютеранской церкви Святого Тимофея, наш женский библейский класс запускает новый проект. Мы протягиваем руку помощи молодым мужчинам, приговоренным к казни. Мы – противницы смертной казни и выступаем за ее отмену. Может, это прозвучит немного странно – но что я могла бы для вас сделать? Прошу ответить на это письмо. Искренне ваша, Айрис».
– Я помню все, будто это было вчера. Как-то вечером мы изучали у меня дома Библию, и Джеральдин Фишер рассказала, что прочла об одной женщине в Омахе, больше двадцати лет переписывающейся с приговоренным к казни заключенным, беднягой с Юга. Его собирались отправить в газовую камеру. Так все это начиналось. Мы стали искать имена. Твое выплыло потому, что тебе тогда было семнадцать лет, совсем молоденький. Я написала тебе и стала ждать.
– Прочитав ваше письмо, я не поверил, что кто-то на воле знает про меня, знает, что меня ждет казнь, и хочет сделать для меня что-то хорошее. Понимаете, мисс Айрис, – помню, я сто раз вам об этом писал, – у меня нет ни родни, ни друзей. И внезапно появились вы. Наверное, Джек мне друг, но он не в счет, он же мой адвокат.
– Ты ответил на мое письмо.
– Я был ужасно напуган. Раньше я не писал и не получал писем, не считая переписки с судами. Но я решился. Взял в библиотеке словарь и изучил каждое словечко. Написал печатными буквами – думаю, научился кое-как этому в первом классе.
– Получилось чудесное письмо, без единой описки. Такое впечатление, что у тебя ушло на него много времени.
– Да, долгие часы, но времени у меня было полно. Так у меня появилось занятие, цель. Хотелось произвести на вас впечатление.
– А я из-за тебя расплакалась. И потом плакала снова и снова.
– Знаете, мисс Айрис, когда меня привезли сюда мальчишкой, я был неважным читателем. Я бросил школу в десять лет. А еще раньше поменял столько школ и учителей, что мне разонравилось учиться. Брайан сбежал из колонии для несовершеннолетних, нашел меня в очередной приемной семье, и мы пустились в бега вместе. Больше я в школе не был. Немного умел читать, но не очень хорошо. Получив ваше письмо, я понял, что должен на него ответить. Одолжил бумагу и карандаш, взял словарь. Мне хотелось, чтобы не подкачало ни одно словечко.
– Было удивительно следить за тем, как с годами у тебя улучшался почерк, Коди. Сначала ты по-детски выписывал печатные буквы.
– Я и был ребенком.
– Но ты быстро перешел на рукописный шрифт.
– Вы сами меня об этом попросили, помните? Вернее, настоятельно предложили, чтобы я освоил рукописный шрифт и стал писать по-взрослому.
– Так и было. Еще я прислала тебе книжку по чистописанию.
Коди кладет письмо на койку, бросает взгляд на свою стену из книг и берет одну с полки.
– Вот она, «Искусство беглого чистописания». Я проводил с этой книгой долгие часы, мисс Айрис. На присланные вами деньги я купил бумагу и карандаши и часами тренировался.
Коди ставит книгу на место и берет другую. Показывая ее ей, он говорит:
– Мой первый словарь Уэбстера для студентов колледжей, издательство «Рэндом-хаус», мисс Айрис. Ясное дело, в бумажной обложке, чтобы мы не поубивали друг дружку словарями. Я прочел его целиком, мисс Айрис, от корки до корки, и не один раз.
– Знаю, знаю. Если помнишь, я предостерегала тебя от чрезмерного использования слишком умных слов. Иногда тебе хотелось ими блеснуть.
Коди со смехом бросает словарь на койку.
– Ясное дело, я важничал, но только перед вами, больше не перед кем было. Какое словечко вас сильнее всего покоробило?
