След «Семи Звезд» - Лещенко Владимир (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt, .fb2) 📗

– Не успел, – слабо улыбнулся Барков. – Но, однако ж, вы не ответили на мой вопрос: как здесь оказались?

– Да вот их молитвами, – кивнул куда-то в сторону офицер.

Господин копиист глянул и обомлел. Со стороны ледяного озера легкой рысью скакали два всадника, одетые во все черное.

Подъехав к месту недавнего боя, они остановились, осмотрели, озабоченно насупив брови, поляну и также спешились. Один юноша подошел к приставу и, потупив взор, молвил:

– Велите собрать всех… этих… в кучу. Их надобно сжечь.

– Вот еще! – фыркнул, подбоченившись, барон. – Я в живодеры не нанимался!

Подступил и второй монашек.

– Мы сами все сделаем! Только помогите снести… в одно место.

– Хм, – снова повел длинным острым носом немчин. – Извольте, святой отче.

– Брат, – поправил молодой человек. – Брат Дамиан. А это Козьма.

– Да помню я! Что повторять по сто раз?!

И отошел, бубня себе под нос:

– Вот же навязались на моя голова!

Тем не менее живо начал командовать своими людьми, разъясняя солдатам, что да как им надлежит сделать.

– И бдите! – предупредительно крикнул Дамиан. – Они живучие. Как бы не покусали.

– Надеть рукавицы! – рявкнул барон. – Примкнуть штыки! Глядеть в оба!

Монахи, словно не замечая Ивана, обходили его стороной. Поэт попытался было с ними заговорить, но безрезультатно. Все так же потупившись, Козьма и Дамиан, казалось, погрузились в священный транс. Они ничего не видели и не слышали, кроме того, что их занимало больше всего.

А владела ими забота как можно скорее покончить с уничтоженным противником. Господин копиист заключил это потому, как люди в черном наблюдали за процессом сотворения кучи из мертвых собачьих туш. Они чуть ли не каждую провожали до самой могилы, пристально вглядываясь в околевшую тварь. Молча указывали солдатам, в каком именно порядке класть.

В конце концов, получилось некое подобие избяного сруба. На самом верху возлежал пес, снятый бароном с Ивана. Самый крупный из всей стаи. Наверняка вожак.

Потом иноки отправились в лес за хворостом.

Пристав отрядил следом за ними свою команду, а сам вернулся к Баркову. Извлек из кармана фарфоровую трубочку на вишневом мундштуке, кисет и стал неторопливо набивать трубку табаком. Поэт поморщился. Не выносил самого запаха адского зелья. К его многочисленным дурным привычкам курение не относилось.

– Что ж, давно вы занялись псовой охотой? – едко поинтересовался столичный гость, к которому уже вернулось самообладание.

– Пошитай шетвертый день, – раскуривая трубку, прошепелявил барон. – Как только его преосвященство распорядился.

– Варсонофий?

– Ну да. Специально пригласил меня и сказал, что я непременно должен уничтожить стаю диких собак, появившуюся в окрестностях города. Я еще удивился – солдатам гоняться за собаками…

– Бешеными, – уточнил Барков. – У нас всегда городская стража об этом печется.

– Да? Возможно, возможно. И дал мне в подручные вот этих… юнкеров. На мои возражения никак не прореагировал. «Так надо», – сказал, будто отрезал. Ну, раз надо… Я солдат. Что мне начальство прикажет, то и выполняю.

Выпустил клуб дыма. Кивнул в сторону братьев.

– Надо признать, в мальчиках этих что-то есть. Нюх у них отменный. Прямо собачий! – Немец рассмеялся удачному каламбуру, показавшемуся, однако, Ивану не совсем уместным в данной ситуации.

– А где вы так хорошо научились говорить по-русски? – полюбопытствовал поэт, сам зная немецкую речь намного хуже.

– О-о! – самодовольно надулся довольно-таки тщедушный на вид пристав. – Я ведь уже давно в России. И не все время сидел в провинции.

Тут он многозначительно посмотрел на Баркова.

– Домой не тянет?

– Как же. Конечно, тоскую. Но уже недолго осталось. Чаю в скорости получить полный абшид [13]. И – в родной Боденвердер! Там у меня имение на реке Везер. Молодая жена… – в глазах пристава появились слезы.

Ох уж эта немецкая сентиментальность!

– Ну, что там?! – крикнул пристав без перехода.

Поэт обернулся.

Солдаты приволокли изрядную кучу хвороста и, сообразуясь с указками Козьмы и Дамиана, начали сооружать костер. Часть прутьев уложили в центр «сруба», остальными закидали собак снаружи.

– Теперь отойдите прочь! – велел Козьма служивым. – И подальше. Нельзя вдыхать этот нечистый дым!

Команда отошла саженей на десять. Этого инокам показалось мало. Распорядились отодвинуться еще на такое же расстояние.

Из своих заплечных мешков монахи извлекли что-то вроде масленичных личин и надели себе на головы.

Дамиан зажег факел, потом еще один, сразу отданный Козьме. Затянув какую-то молитву, слов которой Иван не смог разобрать, юноши стали обходить кучу посолонь [14], тыкая пылающими палками в хворост.

Огонь сначала никак не хотел заниматься. Но, повинуясь налетевшему порыву ветра, он наконец вспыхнул с яростной силой, охватив сразу все «подношение».

Иноки и себе отошли от жара. Но недалеко – всего на пару саженей. Бросив в снег факелы, они взяли в руки кресты и выставили их перед собой.

Поэту сделалось жутко. Инквизиция! Чисто тебе гишпанское аутодафе!

Наверное, сходные мысли возникли и у барона. Он недоуменно посмотрел на Ивана, потом пожал плечами и пробормотал себе под нос: «Barbarei!».

Ишь ты, «варварство». На своих соплеменников бы посмотрел, немчура безбожный! Христопродавцы. Подобных дикарей еще поискать надобно. Чего на войне творят!

Со стороны костра до слуха долетело знакомое имя: «Христофор». Монахи призывали на помощь Псоглавого святого. Точь-в-точь как в Ивановом сне!

Но зачем кликать его, когда всего-навсего нужно сжечь пару десятков собачьих останков?… Копиист не удержался от соблазна да и глянул на огнище по-особому.

Лучше б он этого не делал. Ибо постичь человеческим разумом увиденное было никак невозможно.

Три фигуры застыли у костра. Две юношеские, тонкие – в алых мантиях и митрах. И третья коренастая, высокая – с дивным звериным ликом. Руки всех троих простерты к бушующему огню, и с дланей лиется к оранжевому цветку лазоревый свет.

Тот костер, в отличие от явного, неспокоен. То тут, то там из пламени выскакивают конечности, отнюдь не звериные. Это… человеческие руки и ноги. Единожды даже высунулась голова. Волосы на ней уже обгорели. Рот раскрылся в болезненном крике.

А глаза… Ивану показалось, что он узнал эти желтые, горящие ненавистью и мукой глаза. Зеницы пса-вожака. И еще померещилось, что страшный лик чем-то напоминает рожу душегуба Клопа, сраженного поэтом в лесном притоне.

Один из юношей, заметив наблюдателя, повернул к Ване лицо и сердито погрозил пальцем. Видать, этого ему показалось мало, поелику он вытянул вперед десницу и пустил в сторону праздного зеваки тот же небесно-голубой луч.

Тьма ударила по глазам.

– Что с вами? – озаботился барон, наблюдая, как Иван яростно трет очи.

– Дым попал, – ответил поэт, не в силах унять обильные слезы.

– Похоже, наше жертвоприношение подошло к концу. – В голосе пристава слышалась явная издевка.

К ним нетвердой походкой подступил Дамиан, уже успевший снять свою нелепую машкару.

– Надобно подождать, пока все прогорит, а затем засыпать пепелище землей. Вон мы и лопаты припасли.

– Gut! – коротко молвил офицер.

– Мы с братом отдохнем маленько. Отойдем в лес подышать чистым воздухом да помолиться. Вы же, сударь, проследите, чтоб никто не подходил к кострищу, допрежь не погаснет…

– Gut! – охочий до болтовни барон стал вдруг немногословен.

– Где рыть-то, ваш бродь? – осведомился у начальства один из солдат. – Земля наскрозь промерзла.