Дело Уичерли - Макдональд Росс (книги онлайн полностью TXT) 📗

Больная исчезла в темноте, шаркая шлепанцами, а я заглянул в ее квартиру. Из гостиной — для гостей, впрочем, малопригодной — пахло духами, лекарствами и шоколадными конфетами. Сквозь опущенные жалюзи с трудом пробивался солнечный свет. Косые лучи падали на пыльный пол и на расставленное кресло-кровать со смятыми простынями. Тумбочка у кровати была заставлена склянками с лекарствами.

Еле передвигая ноги, в комнату вернулась жена управляющего с ключом в руке:

— Квартира номер четырнадцать, наверху, последняя дверь справа.

Я поднялся по лестнице и прошел в конец коридора. Пока я вставлял ключ в замочную скважину, за дверью соседней комнаты лихорадочно застучала и тут же смолкла пишущая машинка. Я отпер дверь и попал в темную комнату. Нащупав на стене выключатель, я повернул его, но свет не зажегся. Тогда я подошел к окну и раздвинул шторы.

Внизу, прямо под балконом, за рулем сидел Галлорини. Стоило мне выглянуть, как он, вскинув голову, с опаской покосился на дом, словно боялся, что сверху в него целится снайпер. Увидев в окне меня, он успокоился, и его голова скрылась в машине. А у меня за спиной в соседней комнате опять застучала машинка.

Комната была обставлена дорогой и безвкусной мебелью стиля модерн, которая была в моде года два-три назад, а теперь безнадежно устарела. Вокруг массивного чайного стола стояли громоздкие стулья с прямыми спинками, а поодаль — софа, обтянутая букле. Все это напоминало мне трехстенные макеты, выставленные в витринах мебельных магазинов.

Большую часть спальни занимала необъятная двуспальная кровать с голым, видавшим виды матрасом. Все тут было розовое: и сам матрас, и стены, и занавески с оборками, и абажуры, и ковер, в котором ноги утопали, точно в зыбучих песках. В обстановке комнаты было столько женского, что я боялся забеременеть.

Я раздвинул занавески, в комнате стало светлее, и в глаза мне сразу бросилась висевшая над кроватью абстрактная картина, очень похожая на ту, что я видел в Медоу-Фармс, над камином. Я снял ее со стены и стал разглядывать: какие-то зигзаги, линии, пятна масляной краски, выкрашенная в белый цвет деревянная рамка, внизу инициалы: К. У.

Вешая картину обратно, я обнаружил в двух-трех дюймах ниже крюка дырку, наспех замазанную белой штукатуркой. Толщиной эта дырка была в мой мизинец или в пулю сорок пятого калибра. Я уже было вытащил перочинный нож, чтобы соскоблить с розовой стены белую штукатурку, но передумал: за стеной со скоростью обезумевшего дятла снова застучала машинка.

Мне вдруг ужасно захотелось узнать, не пуля ли это, а если пуля, то не пробила ли она стену насквозь. Прикинув, что дырка в стене находилась примерно на высоте шести футов от пола, я перевесил картину Кэтрин Уичерли пониже, чтобы дырки видно не было, после чего вышел в коридор и постучал в дверь квартиры номер 12.

Дверь мне открыла молодая женщина довольно экзотической наружности: босая, в ворсистом оранжевом свитере поверх черного гимнастического трико; густые рыжие волосы собраны в узел и стянуты резинкой, а в узел продет карандаш. Глаза цвета слегка разбавленного цветочного меда.

— А я решила, что это Стэнли, — шепнула она, но разочарования в ее голосе я не почувствовал. Зато почувствовал на себе пронзительный взгляд ее медовых глаз.

— Меня зовут Лью, — представился я. — Собираюсь поселиться по соседству с вами.

— Я не против.

— Я услышал за стеной пишущую машинку. Это вы печатали?

— Я, — прошептала она. — Пишу историю своей жизни. Хочу назвать эту книгу «В кромешной тьме». Вам название нравится?

— Очень даже.

— Я рада. Кроме Стэнли, я никому еще про свою книгу не говорила. Вам первому. А я подумала, что это Стэнли пришел, хотя обычно он раньше шести из магазина не возвращается.

— Стэнли — ваш муж?

— Не совсем, — вполголоса сказала рыжая, переступая с ноги на ногу. — Он разрешил мне пожить у себя, пока я не кончу эту свою... как ее... автобиографию. — Она была из тех женщин, которые тихим голосом говорят громкие слова.

— По-моему, вам еще рано автобиографию писать.

— Не скажите, я просто молодо выгляжу. Мне уже двадцать четыре. Жизнь у меня богата событиями, и все мне советуют автобиографию написать. Действительно, чем я хуже Джека Керуака и Аллена Гинсберга [8]? У меня тоже немалый жизненный опыт.

— Охотно верю.

— Может, вы про меня слышали? Я — Джезбел Дрейк.

— Имя знакомое.

— Вообще-то меня зовут Джесси. Но Джесси ведь имя неинтересное, вот я и придумала себе прозвище Джезбел Дрейк, имя взяла из песни, а в отеле «Дрейк» я как-то сама жила, когда еще деньги водились. Ничего, опять появятся, внешностью и талантом меня бог не обидел.

Говорила рыжая скорее сама с собой, чем со мной. Таких девиц я хорошо изучил: они живут мечтой и верят в то, что она рано или поздно сбудется.

—Что вы хотели? — спросила наконец девица, вспомнив про меня.

— В данный момент меня интересует прочность этого здания.

— Прочность здания?

— Именно. Дело в том, что я работаю по ночам, а днем сплю, а потому хочу убедиться, достаточно ли толстые здесь стены.

— А где вы работаете?

— Тайна.

Девица еще раз испытующе посмотрела на меня, словно прикидывала, гожусь ли я для ее автобиографии.

— Военная?

— Так вам все и расскажи. Вы не будете возражать, если я осмотрю нашу с вами общую стену? У себя в комнате я ее уже обследовал.

— У вас есть для этого специальное оборудование?

— Да нет, просто стену выстукиваю. Рукой. Можно войти?

— Входите, мы ведь теперь с вами соседи.

Комната была обставлена дешевой металлической мебелью. В глаза бросались многочисленные детали стереосистемы и прочая музыкальная аппаратура, в том числе магнитофон. У той стены, что меня интересовала, стоял низкий столик с портативной пишущей машинкой, зажженной настольной лампой и ворохом дешевой желтой бумаги.

Я постучал по стене. Судя по звуку, с этой стороны дыры не было. Впрочем, это еще ни о чем не говорило, ведь пуля могла застрять в штукатурке.

— Ну как, толстая стена?

— Вроде бы ничего.

— Не волнуйтесь, днем вы сможете отсыпаться. Я сама люблю днем поспать: дом в это время вымирает, все на работе, я одна. — И, словно бы комментируя сказанное, девица качнула бедром, а затем, упершись рукой в бок, вернула бедро на место. — Ведь вечером Стэнли не дает мне заснуть.

Я побоялся спросить, каким образом, но она пояснила:

— Пускает магнитофон на полную мощность. Видно, днем никак не наслушается, а потом полночи пластинки крутит. Он ведь раньше на радио работал.

— Кем?

— Ведущим музыкальных программ. А теперь открыл магазин музыкальной аппаратуры.

Тут мое внимание привлек к себе плинтус. Я сел на корточки и увидел отверстие в дереве. Сначала я решил, что это дырка от пули, но потом, присмотревшись, понял, что отверстие просверлено дрелью, а затем заклеено фанерой, отличавшейся от плинтуса по цвету.

— Что там? — полюбопытствовала она. — Термиты?

Как бы не так. Дырка под картиной, отверстие в плинтусе, магнитофон, принадлежавший специалисту по радиоаппаратуре, — все это вместе навело меня на мысль: провод пропущен через стену, чтобы подслушивать разговоры в соседней спальне.

— Очень может быть, — отозвался я. — Вы давно здесь живете, мисс Дрейк?

— С начала года. До зимы я работала, но на Рождество полиция устроила у нас облаву. Термиты опасны?

— Они проникают в здание и заполоняют его.

— И дом может рухнуть? — Девица повела плечами, взмахнула руками и присела, изобразив, как будет рушиться дом.

— Не исключено, хотя, конечно, маловероятно. Об этом, впрочем, лучше будет поговорить с вашим приятелем. — «Приятелем-термитом», — пошутил я про себя, а вслух добавил: — Где он работает?

— В магазине грампластинок, если это можно назвать работой. Это ведь его собственный магазин. Находится он в Сан-Карлосе, в недавно открывшемся торговом центре.