Расставание в голубом - Макдональд Джон Данн (читать книги TXT) 📗

Мы выпили. Юные дружки Аллена звали его Папашей и относились к нему снисходительно. Ди приставала к нему, Корри высмеивала, Пит не обращал на него внимания. А Джуниор Аллен ухмылялся, ухмылялся и ухмылялся. Но, очевидно, инстинктивно он почувствовал во мне скрытую угрозу. Когда бы я ни посмотрел на него, все время видел широченную улыбку и внимательно изучающие меня небольшие голубые глаза. Он походил на большого старого кота, милостиво наблюдающего, как резвятся мышки. Ему не нужен был другой кот на этом празднике. Поживы на двоих здесь не хватит. Но я уже узнал все, что хотел. Отвечая на вопросы Пэтти, Пит объяснил, что они отправятся, как только Джуниор Аллен приведет в порядок яхту. Они захватят новый генератор, спустятся до Майами, где закончат ремонт, и оттуда двинутся к Бимини. Путешествие займет дней семь – десять. Папаша оплатит все расходы. Папаша – главный! А Пэтти должна сказать знакомым, что едет к подружке, которая живет в Джэксонвилле. К словам Пита Папаша добавил, что они, вероятно, отчалят во вторник или в среду. Не надо набирать с собой много барахла. Мы его выбросим, ребятки.

Перекусив бутербродами с рыбой от Барни, мы переключились на пиво. Часам к четырем наша компания распалась. Пит повел Пэтти домой. Папаша и Ди остались, а я отправился с Корри к ней на квартиру. Это были маленькие темные комнатушки с высокими потолками. Слишком много слоев краски на стенах, грязные коврики, дешевая мебель, вся в пятнах и трещинах, максимально упрощенные удобства.

Весь последний час Корри пролежала, подставив спину солнцу, и сейчас была пьяна от жары и пива. Дома она дала мне полистать альбом – толстенный фолиант, полный ее прелестных романтических фотографий. Я разглядывал снимки полуобнаженной и совершенно обнаженной девочки, сделанные с помощью сложных световых эффектов. Здесь ей года на два меньше, решил я. Одни карточки были очень симпатичными, другие удивительно безвкусными, но на всех повторялось одно и то же: рыжевато-коричневая, подсвеченная сзади выпуклость грудей и бедер и штампованная ослепительно-призывная улыбка влажного рта. Корри пояснила, что приятель-фотограф продал кучу этих снимков в магазин. Что ж, вполне возможно. Фигура соответствовала стандартам, техника исполнения – тоже. После того как я просмотрел альбом и сообразил, что в ванной давно стих шум льющейся воды, Корри негромко позвала меня. Я шагнул в спальню. Корри опустила желтые шторы, устроив в обшарпанной комнатенке золотистый полумрак. Теперь девушка лежала на кровати обнаженной с черным полотенцем поперек бедер.

– Привет, дорогой, – выдохнула она и улыбнулась так же, как на фотографиях, только более вяло.

– Привет.

Нижняя челюсть как у борца, сонные зеленые глаза, тяжелые загорелые мягкие бедра. Она зевнула и пробормотала:

– Давай немножко позанимаемся любовью, а потом я чуток вздремну, милый.

– Но сначала я приму душ.

– Конечно, конечно, иди. Но поторопись. У меня такое чудесное настроение, дорогой.

Я прошел в ванную. Там было полным-полно несвежего белья и прокисших купальников. Вонь, затхлость, сырость, и кругом мыло. Я удивился, не обнаружив плесени на стенах, грибов по углам и папоротника в сортире. Напор воды был слабым, а сама вода – тепловатой.

Я вытерся единственным влажным полотенцем, которое смог отыскать. Потом осторожно приоткрыл дверь ванной. Как я и ожидал, Корри задремала, издавая тихий ритмичный храп, который сопровождался звуком «пых» на каждом выдохе.

Я тихонько оделся, подкрался к кровати, взял черное полотенце и забросил его в ванную, потом поставил свою пустую пивную банку на пол рядом с кроватью. Уже уходя, заметил открытку и огрызок карандаша. Быстро написал: «Милая Корри. Ты восхитительна, даже когда спишь. Я позвоню тебе, дорогая». Положив открытку на свободную подушку, я поспешно убрался из квартирки, ухмыляясь, как идиот. Или как Папаша. Но усмешка получилась горьковатая. Это – малышки, проигравшие в кроличьих бегах, но они потеряли совсем не то, что бесконечные Марианны, которых видишь вечерами в магазинах, у касс, в стареньких машинах или в освещенных проходах метро, где они устало и раздраженно покрикивают на противных сонных детей. Дилин и Корри сохранили тоску по лучшему выступлению в Лучшем Клубе. Их фотокарточки могут стать гвоздем чьего-то эротического альбома. Глянул – и пребываешь в приятном возбуждении. Возраст – 20 и 21. От мужиков нет отбоя. Постоянно звонит телефон. У друзей есть друзья. Это тело не изнашивается, парень! И не похоже на то, что разговоры о тебе прекратятся. А ты уж чувствуешь себя немного усталой или немного разбитой. Или просто заскучала и потому бросила эту полную фальшивого блеска круговерть. И все, о карьере не мечтать. Закончили ничем. И ты принялась изучать способы получать то тут, то там небольшие подарки. Такие, как этот круиз. Просто дружеские сувениры. Ведь не деньги же! Те, кто берет за свои услуги деньги, то и дело нарываются на неприятности с полицией и все такое прочее. А ты иногда работаешь официанткой. В остальное же время, конечно, поклонники, свидания, смех и веселье, а если ты поиздержалась, приятель с удовольствием одолжит тебе. И есть другие телефонные номера, куда можно позвонить, если нужно немного занять.

Такова темная тошнотворная жизнь этих куколок, которые даже никогда по-настоящему не работали, потому что не научились этому. Они скоро становятся замызганными и неопрятными, а когда юность уходит, то почти ничего не остается. Только потухшие глаза и маленькие складочки жира. Да чувство, что удача отвернулась, когда в какой-то миг они не уследили за ней.

Они в седле с 15 до 25, а потом стареют быстро и безобразно. Это не зайчики, которые так и не нашли себе дома.

Я вернулся к Лоис в душном голубом мареве. Она встретила меня, словно благонравная школьница, в коротком матросском костюмчике, голубом с широким бельм отложным воротником. Темные волосы собраны в тугой пучок. Похоже, решила посвятить остаток жизни добродетели, потрясая всех умеренностью и благоразумием.

Я простил ей все дурацкие выходки, и ее темные глаза вспыхнули. После обеда рассказал ей о круизе и поведал о том, что я собираюсь предпринять. Мы прошлись по нашим планам, внося коррективы и проверяя мои задумки на прочность. О завершении операции не говорили, хотя конец был предопределен.

Она быстро чмокнула меня на ночь холодными губами, скромно опустив свои темные бездонные глаза.

В постели я вспоминал грубые жесткие руки Джуниора Аллена. За приятной улыбкой этой гадины скрывался волчий оскал. Зверь в маске, на которой намалеван ухмыляющийся рот. Умная хитрая сволочь, любитель растлевать невинность и опошлять доброту в надежде на то, что это как-то заполнит его собственную пустую душу. И я подумал о том мягком и нежном, что находилось рядом со мной. Я скрупулезно поддерживал дистанцию между нами. Примерно шесть с половиной метров от угла одной до угла другой кровати. Не будет ли это хуже для ее морального состояния – ощутить себя объектом вожделения? И, оставшись одна, не будет ли она с агрессивным подозрением относиться ко всем мужчинам? А с другой стороны, не приобретет ли ее утонченная податливость тяжелый привкус мясистой девки из «Цитрус инн»? Вероломный Макги. Рационалист. Потребитель женщин. Спи!

Интересно, лежит ли она сейчас на правом боку? Или на левом? Тоже ворочается без сна? И ее открытые глаза устремлены в ту же темноту? Прислушивается ли она к шороху вентилятора? Удивляется ли, что я к ней не иду? Ради Бога, Макги, спи! Хочешь потерять свою независимость?

Я сел. Сердце бухало в груди, было трудно дышать. Я пошел к ней, проскользнул в каюту неслышно, словно сигаретный дым.

Если она спит, я тут же повернусь и так же тихо уберусь отсюда. Я осторожно приблизился к кровати, едва различая темные завитки волос Лоис на подушке. Затаив дыхание, пытался уловить ее сонное посапывание. Но Лоис издала еле слышный горловой звук, в котором слились удовлетворение и искренняя радость, подскочила и, нащупав мою руку, подтащила к себе, откинула простыню и одеяло и открыла себя всю, командуя мной с коварной простотой. Ее страстная готовность и долгая ликующая дрожь лучше всяких слов говорили о том, о чем она думала в ночной тьме. Однако через несколько секунд прервала наши сладкие объятия, сказав: