Коп ушел - Спиллейн Микки (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
— И я не могу допустить этого. — Он достал из кармана сигареты, но пачка оказалась пустой. Джил злобно выбросил ее в окно. — Этот слюнтяй слишком резв и хитер.
— Джил... Он ведь не сказал мне, что я должна использовать эти билеты.
— Да? — Он обернулся к Элен и внимательно посмотрел ей в лицо. Считай, что сказал. По всей вероятности, он достаточно хорошо знает своих служащих, и ты была единственной непосвященной в его план. Обычно женщины не меняют своих намерений в последний момент даже ради дивно удачных мест на лучшем спектакле. А ты просто ребенок.
— Но почему он хотел убить тебя? — удивилась она.
— Я ему мешаю.
— Так же, как и другие полицейские?
— Не совсем. От меня гораздо больше неприятностей.
— И они решили использовать меня, чтобы убить тебя?
— Таковы их правила. Один раз они смогли избавиться от меня, но я вернулся, поэтому они должны избавиться от меня во второй раз. Вот так-то, детка.
— Капитан Лонг думает, что я замешана в этом.
— Вовсе нет. Он решил ухватиться за соломинку, но он знает всю историю.
Элен еще крепче сжала его руку и прикусила губу.
— Я ничего не понимаю, Джил. Мне кажется, я начинаю бояться.
— Забудь обо всем.
— Джил, — она наклонила голову и с тревогой взглянула на него, — это ведь может повториться... То, что произошло после театра.
Он пожал плечами. Его лицо не выражало никаких эмоций.
— Возможно, но и окончится точно так же.
— О, Джил, неужели нет никакого выхода, хотя бы временного, — в ее голосе послышались странные нотки мольбы. — Все происходит так быстро. Я... я должна уйти прочь от этого.
Джил провел ладонью по ее руке и обнял за плечи.
— Мне очень жаль, что ты оказалась замешанной в этом, Элен. Я знаю, что Билл сегодня был груб, но он должен был взять у тебя показания. Ничего особенного. Видишь, ты уже порвала с проклятой работой и со всеми этими подонками. Так что забудь обо всем.
— Все это хорошо, но что я теперь буду делать?
— Ты будешь сидеть и отдыхать, и позволишь мне заботиться о тебе, крошка.
Несколько секунд Элен не шевелилась и молчала, затем снова взглянула на него и нежно протянула:
— Джи-ил...
Почти минуту он боролся с собой, перечисляя все преграды, вспоминая о том, какие могут быть последствия. Он уже не мальчик, а она достаточно пожила с полицейским — своим отцом. Перед ним стоит серьезная задача, выполняя которую, он рискует жизнью. Все это грозило ей неприятностями, причем такими, каких она никогда не знала. Но другое чувство, пробудившееся в нем, в которое он даже не верил, оказалось сильнее сомнений. Он взглянул на нее и улыбнулся.
— Это тяжкий путь, моя сладкая, но что делать?
Элен положила голову ему на плечо и прошептала:
— Я люблю тебя.
Джил молча поцеловал ее, произнося про себя те же слова, обращенные к ней.
— Джил.
— Да?
— Сегодня суббота.
— Знаю.
— Мы не могли бы куда-нибудь отправиться на уикэнд?
Он посмотрел на часы и нахмурился.
— Уже девять сорок.
— Есть одно ужасно хорошее местечко в Нью-Джерси. Там тихо и отлично кормят. У всех комнат балконы выходят на холмы.
— Но, моя сладкая...
— Ну, пожалуйста.
Он нежно пожал ее руку.
— Ладно. — Он снова взглянул на часы. — Сейчас я тебя высажу, поеду захвачу кое-какие свои вещи и через полчаса буду тебя ждать.
Элен убрала голову с его плеча и недовольно нахмурилась.
— Любимый... если ты хочешь быть любимым, то должен немножко лучше понимать женщин. Я только что получила такой страшный урок и должна собраться, как следует. Поэтому, прошу, дай мне часа полтора.
Берк рассмеялся. Она права — он просто отупел. Они были почти у ее дома. Он наклонился и поцеловал ее в губы.
— Я научусь, ягненочек.
Элен потрепала его по щеке.
— Я тоже так думаю.
— Но я хочу, чтобы ты знала кое-что еще.
— Что?
— Я решился на это не просто так. Мое предложение позаботиться о тебе мотивировано более постоянными и важными соображениями и намерениями.
Элен почувствовала, что заливается румянцем, и подумала, что никогда не была такой счастливой, как сейчас...
— Никогда! — сказала она сама себе и пошла вверх по ступенькам, ощущая радостную дрожь.
Папа Менес даже не знал, хорошо это или плохо. Но правлению известно, что он находился и находится сейчас во Флориде, где началось наступление, и теперь они обсуждают, что ему делать.
Майами, центр восстания, был от него лишь в часе езды на машине, и если не он вдохновитель и организатор восстания, то ему можно поручить его ликвидацию. Являясь членом правления, он не присутствовал на заседании, где были вынесены последующие решения. У него был нюх на кровь, а свою кровь он проливать не любил. И потом, когда он получил председательское кресло и власть в организации, единственными словами, употреблявшимися постоянно, были «пытать» и «убивать».
Совсем случайно он оказался сейчас рядом с мятежниками и должен позаботиться о резвом Германе, который задумал освободиться от власти организации. Они полагают, что он отлично знает здешнюю обстановку, и потому просили его выполнить эту работу для дураков. У него достаточно козырей и он сможет позаботиться о Германце в любое время, когда захочет. Его солдаты уже прибыли и были готовы действовать. Хотя майамская полиция оцепила весь район, его люди были единственными, кто мог проникнуть к мятежникам и нанести удар. Они были хорошо вооружены, отлично натренированы и абсолютно преданы ему...
Почему правление поручило это дело именно ему, он не знал. Эта работенка вполне подошла бы для какого-нибудь местного капо, но не для босса. Но уж если ему дали работу, что ж, отлично. Он сделает.
В Нью-Йорке сукин сын Берк устроил французу множество неприятностей, и это тоже хорошо. Всякий раз, когда правление вводит в действие тварь, вроде француза, неприятности неизбежны. Дерьмо! Дали бы ему возможность использовать своих людей, он бы все сделал сам. Так нет, они подключили к делу Фрэнка Бердуна, и тот сумел усугубить положение.
Ладно, он-то не оплошает. Два дня работы и через неделю этот жук Германец будет мертв и с его выступлением будет покончено.
Фрэнк Бердун обладал интуицией зверя. Он знал, когда его преследуют. Он чуял это нутром и, шагая по улицам, сжимал в кармане пистолет. Обычно ощущение оружия в руке успокаивало, но в этот раз он продолжал волноваться и нервничать. Металл холодил ладонь, глаза выискивали опасность, все чувства были напряжены, но он не видел охотника.
Француз вспомнил Вика Петрочини и других, и неожиданно понял, что они ощущали в свое время. Его снова затошнило.
Когда, войдя в свою квартиру, он оказался в относительной безопасности, его еще раз вырвало. Он торопливо встал на коврике на колени перед унитазом и старался, чтобы брызги не попали на него. Вылилось из него не так уж и много, потому что он ничего не ел, но мутило ужасно, и он дергался в спазмах. Когда рвота прекратилась, он разделся и влез под душ. Француз вышел из ванны уже более похожим на себя. После душа он, как всегда, почувствовал себя лучше. Он не увидел ножа, который полоснул его, а только вытаращил глаза и попытался закричать.
Увидев знакомое лицо, он не успел произнести имени палача: следующий взмах ножа полностью перерезал ему глотку у подбородка.
Он узнал, что такое растянувшийся миг. Француз думал об этой невероятности, думал о причинах всего происходящего и удивлялся, как один поганый маленький червяк может подточить каменные стены, которые рушатся теперь, будто сложенные из песка.
Француз был еще жив, когда нож снова со зверской силой распорол его тело. Все его страхи окрасились сознанием того, что он делал другим, и он попытался застонать. Но тщетно... Из перерезанного горла слышалось лишь тихое шипение выходящего из легких воздуха. Он умирал, понимая, что умирает, но был не в силах даже сказать об этом...
Шатси долго смотрел на лужу крови, омывающую тело. Лицо его застыло в глубокой задумчивости. При жизни Фрэнк Бердун был страшным человеком, которому подчинялись и которого избегали. После всего того, что француз сделал ему за все годы, Шатси был полностью предан ему, исполнял любой приказ, каприз, любое требование своего шефа. Но не из-за уважения или личной привязанности, а из-за обыкновенного неослабевающего и, казалось бы, беспричинного страха. Открывшееся зрелище обрадовало его и он издал сухой, кашляющий звук, заменявший ему смех.