Пасьянс на красной масти - Шелестов Кирилл (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
Ильич бросил на него предупреждающий взгляд, но ничего не сказал. Про себя я отметил, что Плохиша на разговор не взяли.
5
Первый бой Ильич выиграл нокаутом. Второй предстоял технический. По напряженной походке Бабая было ясно, что он не одобряет всего происходящего. К тому же то, как грубо Ильич вторгался на его территорию, ставило под сомнение репутацию Бабая.
Ильич остановился. Мы все последовали его примеру. Он в упор посмотрел на Бабая своим тяжелым взглядом и коротко бросил:
— Ну?
Я оценил то, что он не стал говорить первым, предпочитая роли адвоката роль судьи, всегда более выигрышную.
— Плохиш, он чей? — хмуро осведомился Бабай. Было заметно, что властность Ильича его задевает.
— Мой, — столь же лаконично ответил Ильич. Он не собирался уступать.
Бабай помолчал, посмотрел, как люди Чижиков бережно уносили на руках младшего из братьев, потом перевел взгляд на Плохиша, который, оставшись в стороне, не находил себе места. И усмехнулся.
— Он не может быть твой, — возразил он. — Он раньше халдеем был. Коммерсантам водку подносил. А сейчас — барыга.
— А сколько среди них барыг? — Ильич кивнул на толпу. — Ты считал? Небось, и легавые есть. Каждой твари по паре. Ломовой вообще замусорился. С ОМОНом ездит. — Он подождал, пока Бабай переварит сказанное, и продолжил. — Не всем же правильными быть, как мы с тобой. Зоны они не топтали, какой с них спрос? — Он намекал на свое и Бабая уголовное прошлое, словно это было знаком особого отличия. — Молодняк вон и наколки не по масти рисует. — Он сложил свои синие от татуировок пальцы в кулак и осмотрел его с удовлетворением. — Главное, чтобы человек по понятиям жил. Так? Ты же умный. А умный на дураков не сердится.
— Но он же беспредельничает! — ворчливо возразил Бабай. Со стороны было заметно, что он несколько смягчился.
— И ты потому сюда такую толпу нагнал? — насмешливо спросил Ильич. — Сам не мог разобраться?
— Это не я нагнал. — Незаметно для себя Бабай начал оправдываться. — Чижики его порвать хотели.
— А Чижики, они чьи? — поинтересовался Ильич. — Твои, что ли?
— Да нет, — смутился Бабай. — Они сами по себе.
— А че ты тогда за них впрягаешься? — дожимал Ильич. — Или они тебе долю предложили? — Он проницательно и недобро посмотрел на Бабая. — Из плохишовской, а?
— Нормально получается! — возмущенно вмешался Бык. — Плохиш — наш. А его доли уже без нас дербанят! Сереж, можно я пойду, второго Чижика грохну?
— Стой здесь, — негромко скомандовал Ильич. Бык подчинился с явной неохотой. Я увидел, что его готовность к радикальным действиям угнетающе подействовала на Филипка, который молчал, словно забыв о своих претензиях. Думаю, что и про поездки Ломового с ОМОНом Ильич упомянул с умыслом. Тень Ваниного позора падала и на Филипка.
Впрочем, и Бабаю было не по себе. Он чувствовал, что уступает, но не знал, за что зацепиться.
— Мне чужого не надо, — проговорил он как-то вяло. — Мне за пацанов обидно.
— Пусть они между собой разбираются, — примирительно заметил Ильич. — С обиженными на зоне, сам знаешь, как поступают. Тебе-то зачем по каждой мелочи свой авторитет менять.
Бабай не нашелся, что ответить.
— Ну все, что ли? — небрежно спросил Ильич. — А то мне ехать надо. Ты заглядывай ко мне, если что.
Он сунул оторопевшему Бабаю свою огромную широкую руку, и тот машинально ее пожал. Ильич повернулся и двинулся к своей машине.
— Слышь, Сереж, — крикнул вслед Бабай. — А это кто? — Он ткнул в меня пальцем.
— С нами, — ответил Бык коротко.
Филипок за все это время так и не сказал ни слова.
6
Мы с Ильичом разместились на заднем сиденье, а Бык устроился впереди, рядом с водителем. За нами двигалась целая кавалькада машин: Плохиш со своей братвой и моя охрана. Ильич насупленно молчал.
— Сереж, а ты фраеров не шугаешься? — Бык повернул к нам свое дурашливое лицо в веснушках.
— А чего их бояться? — спросил Ильич. — Фраера, они и есть фраера.
— Фраера хуже урок стали, — посетовал Бык. — Чуть не доглядишь, порежут.
— Ты о чем? — озадаченно осведомился Ильич. В отличие от меня он не догадывался, куда клонит Бык. С чувством юмора у него обстояло неважно.
— Да вот с тобой фармазон сидит, — продолжал жаловаться Бык. — Злобный такой. У него аж на роже написано, что базар у него короткий. Перо в бок, и труп в речку. Я, в натуре, весь на измене.
— Отвяжись, — попросил я. Сейчас, когда я начал немного отходить от всего увиденного, мой поступок мне самому показался не очень умным.
— Ой, — всполошился Бык. — Гляди, он сердится! Озверел совсем. Остановите машину, пацаны, я выйду! У меня папа — инвалид! Мне в больничку надо!
— Не ездий больше на «стрелки», — вдруг сказал Ильич. — Нельзя это. Неправильно.
Лицо его было очень серьезно. Я кивнул.
— Ты, братан, лучше сегодня ко мне приезжай! — опять вмешался Бык. — Мы ночной клуб открывать будем. Шикарный! — Он с удовольствием закатил глаза. — Вы такого в вашем зачуханном Уральске даже не видели. Шуфутинского привезем. В натуре. Приезжай к десяти. Я тебе столик оставлю. Хоть оторвемся маленько. И этого черта возьми. — Он показал на машину, в которой ехал Плохиш.
— Мне, кстати, с ним поговорить надо, — произнес Ильич. И обращаясь к водителю, добавил:
— Притормози где-нибудь у обочины.
Когда машина остановилась, я простился с Ильичом, пообещал Быку приехать и вышел.
Разумеется, Ильич был прав. Я сознавал, что глупо рисковать головой без всякой на то видимой причины. Но для того, чтобы дорожить ею, я должен был понять, зачем она мне вообще нужна. До сих пор вышеназванный орган осмысления использовался мною для разработки сложных комбинаций по добыванию денег для Храповицкого и изобретению нехитрых способов, как потратить свою часть на женщин. Возможно, именно в этом и был смысл моей жизни. Но смириться с этим я пока не был готов.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Стол, за которым сидели Хенрих, Плохиш и я, стоял неподалеку от сцены. Это означало, что мы пребывали в ночном клубе Быка в ранге чрезвычайно важных персон и все было сделано для того, чтобы мы могли беспрепятственно насладиться концертом. Стоило мне назвать свое имя на входе, как взмыленный администратор в черном смокинге опрометью бросился за нами ухаживать.
В российской провинции в рестораны ходят не для того, чтобы есть и разговаривать, а для того, чтобы пить и танцевать. Поэтому кухне здесь не придается никакого значения: на всю русскую глубинку не найти и одного приличного шеф-повара. Шик заведения определяется интерьером и громкостью звучания музыки.
Клуб, который, кстати, назывался «Фантом», был декорирован в лучших московских традициях: помпезно и с роскошью. Пол в зале, где мы находились, был из черного мрамора с разноцветной подсветкой. Вдоль стен были сделаны ниши, образуя для сидящих там людей уголки интима. Высокие потолки были из матового стекла, почти зеркальные, тоже с подсветкой. Короче, архитекторы и дизайнеры могли гордиться своей работой.
Порученный моим заботам голландец оказался розовощеким добродушным малым лет тридцати пяти, светлоглазым, с редкими белесыми волосами и носом картошкой. По-русски он говорил почти без акцента, но на вопросы отвечал как-то слишком серьезно и надолго задумывался. Видимо, к природной неспешности, свойственной северным европейцам, добавлялось еще и тяжелое похмелье.
Мы появились, когда концерт уже начался. В двух шагах от нас Шуфутинский хриплым голосом исполнял столь любимый в России блатной репертуар, а позади него раскачивался в медленном танце полураздетый кордебалет из трех эффектных девушек. Резких движений девушки не совершали, чтобы не поскользнуться на пестрой стеклянной сцене.
