Террористка - Самоваров Александр (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗

— Ты бы хотела…

— Хотела бы, чтобы все видели, — договорила за него Оля. — Вообще так славно, что есть постельные отношения — в них никто не может вмешаться. Они скрыты ото всех. Но сейчас мне жаль, что это так. Мне хочется, чтобы все знали, как я чувствовала! Я дура, конечно. Миллионы женщин испытывают то же самое, и, быть может, более сильные ощущения, но ведь это мое, мне дарованное кем-то право наслаждаться!

— Ты как Цицерон сейчас, — застенчиво сказал Старков.

— При чем здесь Цицерон?

— Говоришь красиво.

— Значит, другие женщины никогда с тобой так не говорили? В том числе и твоя жена?

— Нет. Я же тебе докладывал… после того, как она отворачивалась своим личиком к стенке и засыпала.

Оля кусала губы и думала. На лице ее было написано удовлетворение.

— Я все время хотел спросить у тебя, — начал Старков.

— Да, милый, — чутко отозвалась Оля, готовая ответить на любой его вопрос.

— Ты всегда такая свежая… не знаю, как точнее сказать, ну всегда в форме… даже там, где стреляли, ты хорошо выглядела.

— Не знаю, почему так получается, — задумчиво сказала Оля, — но мне противно видеть неряшливо одетых, вялых, запустивших себя женщин. Мне кажется, они отравляют своим существованием воздух. Пусть я не сплю и ночь и вторую, но я как-то внутренне собираюсь, и внутреннее состояние свежести передается моему лицу. К тому же я очень вынослива.

— Таким вот и должен быть настоящий офицер, — улыбнулся Старков своему сравнению, — внутренне всегда свежим. И желательно, гладко выбритым, и обувь должна быть начищена, и брюки с иголочки.

Они еще долго ходили, сидели и говорили обо всем. Неожиданно Старков вспомнил о своем нынешнем положении. Лицо его помрачнело, что не укрылось от глаз Оли. На ее вопросы он ответил своим вопросом.

— Ты встречалась с Дубцовым?

— Да, — покраснела Оля, вспомнив ту ночь и свою истерику.

— И как он тебе?

— Сильный, ироничный, уверенный в себе: даже немного наглец.

— Со мной он был учтив.

— Как! И ты с ним виделся?

И тут Старков сообразил, что более близкого человека, чем Оля, сейчас, у него нет. И всеми своими сомнениями в том, что ему предстояло сделать, поделился с этой женщиной.

Он начал осторожно, но потом стал говорить все более и более горячо. Вокруг живут люди. Плохо ли хорошо, но они не хотят воевать, они в большинстве своем не хотят ни с кем бороться. Даже в генах у молодых — усталость от стрельбы и крови. Россия вдоволь навоевалась за последние сто лет. Кругом мирная жизнь, и вот автомат Старкова должен загрохотать, прервать чью-то жизнь. Почему? По какому праву? Ведь он не палач. Он не судья грешников и преступников, он сам грешник и преступник, с точки зрения закона. Имеет ли он на это право? Как он будет жить после всего этого?

— Боже! Сколько эмоций по пустякам, — сказала Оля.

— По пустякам! — удивленно воскликнул Старков. — Ты считаешь, это пустяки? — он остановился. Замолчал. На него насмешливо смотрели ставшие вдруг ледяными глаза женщины.

— Помнишь, как у Льва Толстого в «Войне и мире»? Пьер Безухов говорит об ужасах дуэли, что вот он мог убить человека, а князь Болконский ему отвечает: убить бешеную собаку — это не плохо. А ведь он говорил всего-навсего о мужчине, который обольстил девушку, желавшую быть обольщенной.

— Подожди, — поморщился Старков, — при чем тут Лев Толстой?

— Сколько в России людей, которые и рады бы мстить гадам, но не могут, а комбату Старкову дана такая возможность, но он сомневается.

— А ты не сомневаешься?

— Нет! — твердо покачала головой Оля. — Они издевались над всем, что мне было свято, в течение пяти лет. Пять лет, Старков, они расстреливали меня! Они унижали и оплевывали Россию. Они развалили страну и довели ее до нищеты, они со своим радио и телевидением превратили людей в идиотов. Они всегда были на стороне тех, кто против России. В Молдавии они были на стороне молдаван, в Прибалтике на стороне прибалтов. Они даже были против нерусских, но желавших быть частью России — как случилось с абхазами. Они издевались надо мной и такими, как я, зная, что мы есть. Они продолжают издеваться над нами. И ты думаешь, их что-то остановит, кроме страха за свою шкуру? Они же прямо писали, что в России демократической все замечательно, но только не хватает оккупационных войск, как это было в послевоенной Японии и Германии.

— Подожди, прекрати эту политинформацию. Ведь не тебе спускать курок…

— Почему же, я готова, — почти спокойно сказала Оля, — назови первого. Их же так много, Старков, не бойся, мы не промахнемся и не попадем в честного человека, — в словах Оли зазвучала ирония.

Она и сама не ожидала от себя такого взрыва эмоций. Но образ бесстрашного офицера спецназа стал распадаться у нее на глазах. Она увидела перед собой слабого и рефлексирующего человека.

Старков глубоко вздохнул, поднял глаза вверх — между деревьями виднелся клочок высокого и светлого осеннего неба. Он поднял воротник своего плаща, сунул руки в карманы. Его знобило. Вместо тепла от женщины, стоявшей рядом, шел холод.

— Они! — сказал он устало. — Кто это ОНИ. Мне предлагают забирать деньги у совершенно конкретных людей. Боюсь, что это обыкновенные торгаши.

— Подожди, — наморщила лоб Оля, — я вспомнила. В тот вечер, когда я встретилась с Дубцовым… там вспыхнул спор. Кричали, что народ грабят. И Дубцов так хладнокровно сказал… Понимаешь, он не опровергал того, что и он грабит народ и государство, он просто… издеваясь, сказал, что храбрости не хватает отобрать награбленное. Вся храбрость на слова и крики уходит.

— Забавно! — заметил Старков и стал раскачиваться на месте, поднимаясь то на носки, то на пятки.

— Гимнастика, — спросила Оля, — тренируешь ноги?

— Вот так я балансирую между жизнью и смертью целый год, я устал.

— Они не устают. Не упускай свой шанс, Слава. У тебя два пути: стать обывателем или остаться бойцом.

— Я уже выбрал, — вяло сказал Старков, — это так, минутная слабость. А раз ты такая храбрая, постарайся устроиться на работу к Дубцову. Через отца же можно это сделать.

— Думаю, проблем не будет, — ответила Оля.

— Информация, которая ко мне попадает, скорее всего, верная, но я хочу получать кое-какие сведения из первых рук.

Изрядно замерзнув, они пошли в кино. В фойе попили кофе с булочками. Оба молчали. Зрителей было мало. Одинокие мужчины самых разных возрастов. Группка мальчиков-подростков. И ни одной женщины, кроме Оли. Одиночество гнало мужчин в кинотеатры. Одиночество заставляло женщин сидеть дома.

Напротив Старкова и Оли пил кофе старик — бомж. Возраст его установить было нельзя. Давно не бритый, в рваной куртке и грязной шапочке с помпоном, он пропах всеми отвратительными запахами города. Для него был сегодня удачный день. Расплачиваясь за кофе, он достал из кармана пачку сторублевых бумажек.

Видя, что парочка разглядывает его, бомж объявил:

— Я свободный гражданин России, где хочу там и стою, — добавил более миролюбиво: — за вашим столиком уютно. Боюсь пустоты, боюсь пустых столиков.

Когда он отошел, Старков сказал вполголоса:

— Оля, а ты уверена, что людям стало хуже жить, чем раньше?

— Ты думаешь, что я, как народоволка, стремлюсь страдать за народ, — усмехнулась Оля, — вовсе нет. Народ — это быдло.

— Не новая, однако, мысль, — заметил Старков.

— Но верная, — перебила его Оля, — понимаешь, я не хочу жить в том мире, в котором мне, — она усмехнулась, — как выражаются эти козлы-политологи, мне безальтернативно предлагают жить. Я не хочу. Или я, или они!

Старков промолчал.

…В середине боевика, после сцены со страшной дракой и стрельбой, он нагнулся к Оле и прошептал: «За эти полчаса, что этот парень здесь воюет, я бы убил его раз пятнадцать. Посмотри: он автомат как поливальный шланг держит».

15

Следующий день был выпускным. Группа под руководством Инструктора подошла к финишу. Оля, явившись в Психологическую лабораторию, застала всех четверых членов группы за дружеской беседой. Мафиози уже давно нашел общий язык с Цивилизацией, а Босс ходил кругами вокруг Путаны.