Джокер в колоде - Пратер Ричард Скотт (электронная книга .TXT) 📗

— Случается.

— Я оказался как бы зажатым в тисках. Довольно странно, ведь выход-то из затруднительного положения был, а я его не видел. За год или два до этого я приобрел Бри-Айленд, намеревался использовать его как место для летнего отдыха. Обстоятельства заставили повернуться лицом к острову, хотя я смутно представлял себе, как перенесу туда свое производство. Да и выглядела затея странной — понимаете, фабрика детского питания в открытом океане…

— Признаюсь, я тоже был удивлен выбором места для строительства фабрики.

— Ах, но идея уже укоренилась в сознании и постепенно эта затея все больше приходилась мне по душе, мистер Скотт. Видите ли, я купил Бри-Айленд почти за бесценок. Остров уже принадлежал мне, когда я задумался над проблемой расширения производства, и, таким образом, вообще не нужно было тратить средства на приобретение земли. Имелась у меня и небольшая яхта, и достаточно было провести незначительную реконструкцию, чтобы она стала идеальным средством транспортировки готовой продукции на материк. Мне даже не пришлось бы платить кому-то за доставку «Па Па».

Я вздрогнул. Каждый раз, когда я слышал это проклятое название, меня почему-то корежило.

— Первоклассный план, мистер Лоример. Вы сказали, что купили остров за бесценок. И сколько же тянет подобный бесценок?

— А?

— Не могли бы вы сказать, сколько реально заплатили за остров?

— Всего двадцать тысяч.

— Паттерсон назвал иную сумму.

— Паттерсон? Это тот человек, что продал мне Бри-Айленд?

— Правильно. И он говорит, что вы заплатили ему сто тысяч зеленью.

— Зеленью? Наверное, вы имеете в виду доллары? Ладно, — раздраженно ответил он, — зеленью, или долларами, я заплатил ему двадцать тысяч.

— Вы в этом уверены?

— Уверен ли? Разве я не знаю, сколько заплатил? И зачем было Паттерсону сочинять, что я заплатил больше? Если он действительно так говорил, — многозначительно добавил Лоример, метнув в меня гневный взгляд.

— По-моему, он отвечал за свои слова. О'кей, не будем сейчас таскать эту дохлую кошку за хвост. Может, вы мне скажете, почему у вас на острове собран столь колоритный сброд?

— Сброд?

— Хулиганье, воры и жулики. Например, Луи Грек.

— Луи Грек?

— Луис Н. Греческий. Ваш генеральный менеджер. Скажите еще, что вы с ним не знакомы.

— Ах, мистер Греческий. Как же, я действительно знаю его. Он ужасный, отталкивающий тип.

— Вполне с вами согласен. И если он такой ужасный, отталкивающий, то почему вы приняли его на ключевую должность управляющего?

— Я… вообще-то я его не принимал.

Интересная раскручивалась история. Дела на фабрике действительно шли хорошо, сбыт расширялся, поскольку и протертая морковь, и богатый витаминами горошек, и прочее пользовалось устойчивым спросом, и так продолжалось до середины 1959 года. Потом у Лоримера возникли проблемы. Трудившиеся у него не состояли ни в каком союзе, он был счастлив, процветал, к тому же выплачивал рабочим приличное жалованье, превышающее среднюю заработную плату. Потом на остров пришли «страшные» на вид типы и взялись за объединение рабочих его завода в профсоюз. Вскоре они потребовали нового повышения заработной платы, и Лоример пошел им навстречу. Далее посыпались требования дополнительных льгот, пенсий, надбавок за сверхурочный, подсобный труд — он согласился выполнить и эти требования. Обычная ситуация — его попросту брали за горло. Оказалось, что один человек властвует и полностью руководит рабочими — они сделали все, что он им говорил; он мог сказать: «Вытаскивайте свои карты», — и тогда они вообще прекращали работу. Кто этот человек — догадайтесь сами. Да, Луис Н. Греческий.

Короче говоря, эта длинная, вполне обычная для наших дней и еще полностью не закончившаяся история обернулась тем, что в декабре 1959 года Греческий вынудил Лоримера взять его к себе на работу на должность генерального менеджера, а вместе с ним — и нескольких его приспешников. Все это, разумеется, делалось во имя труда, мира и благополучия «трудящихся».

Лицо Лоримера исказила болезненная гримаса.

— Это было самое ужасное проявление злой силы. Я чувствовал себя совершенно беспомощным, поскольку не мог получить поддержку от национального союза и уж тем более обратиться за помощью в суд. Несмотря на уступки с моей стороны, я выглядел каким-то чудовищем, ущемляющим условия жизни и права трудящихся. У меня опустились руки. Я заболел. Вам это может показаться глупым, мистер Скотт, но моя мечта пошла прахом.

— Мне это не кажется глупым, мистер Лоример, — ответил я.

Ситуация в «Хэнди-фуд» складывалась весьма парадоксальная, поскольку человек, нагло захвативший под свой контроль местный союз, сам ни в каком союзе, понятное дело, не состоял. И таким образом Луи Грек, недавний уголовник, фактически взял под контроль и производство, и союз рабочих, который плясал под его дудку. Я вздохнул, выражая свое сожаление, и в то же время нельзя было не отдать должное Греку — ловко подчинил себе ситуацию закоренелый преступник!

— Вот почему мне пришлось продать часть острова, — изливал свою горечь Лоример. — У меня были заманчивые планы насчет того, как расширить масштабы производства, выращивать на всей территории острова экологически чистые фрукты и овощи, нежные и вкусные, производить поистине превосходную, здоровую пищу для малышей. К тому же на острове богатая, целинная земля, ни разу не обработанная, не отравленная химическими удобрениями и прочей токсической дрянью.

Знакомые мотивы — ах, вот откуда Греческий черпает агрономическую эрудицию.

— Полагаю, вы делились своими замыслами с Луисом?

— Да, поначалу мы говорили об этом часами. Пока я не понял, что он просто шантажист и демагог.

— Вы пытались выкупить остров обратно, верно?

Он удивленно моргнул.

— Что вы, конечно нет.

— О? Вы уверены в этом?

— Разумеется, уверен.

Услышанное несколько расходилось с рассказом Джима Парадиза. Один из них наверняка врал. И я был уверен, что водил меня за нос не Джим. Ладно, пока отпустим вожжи; я закурил и как бы невзначай спросил:

— Кстати, у вас были неприятности с ребятами из налоговой, не так ли?

Он опять пугливо моргнул ярко-голубыми глазами.

— Черт возьми, откуда вам это известно?

— Моя профессия — добывать сведения. Хотя вы славно отделались, верно?

— О да. Это правда. — Он горько засмеялся. — Я прекрасно перенес суровое испытание — разве что пришлось принести в жертву триста шестьдесят тысяч. У меня было только два выхода: либо отдать деньги, либо отправиться в тюрьму. На вашем профессиональном языке, мистер Скотт, капкан, в который меня загнали, называется вымогательством, не так ли?

— Не спорю, мистер Лоример. Утешьтесь, однако, вы же не в «банке» — не в тюрьме. Он брезгливо выпятил губы.

— Закон можно обойти, а все, что угодно, представить преступлением. Вы в курсе, мистер Скотт, что одним из кардинальных пунктов Коммунистического манифеста является прогрессивный, или градуированный, подоходный налог?

— Конечно. Пункт второй, между «отменой собственности на землю» и «отменой прав на наследство». Но раз мы коснулись этого вопроса, скажите, какое обвинение выдвинули против вас?

Он бросил на меня испепеляющий взгляд.

— А вот это уже не ваше дело, мистер. Впрочем, вам я расскажу. Я уменьшил налоговые платежи по некоторым пунктам моего общего дохода, чего нельзя было делать, — во всяком случае, так утверждали чиновники. Сюда входили издержки на реконструкцию яхты, которую, как они заявляли, я использовал в большинстве случаев ради собственного удовольствия, и так далее. Они доказывали мне, что я якобы объегорил налоговые ведомства, и в результате мне пришлось расстаться с кучей денег.

Собственно говоря, мне не было никакого дела до этой трепотни, поэтому я задумался: а почему он столь подробно обо всем рассказывает? Он болтал еще что-то о том, что вымогательство со стороны отдельного человека карается по закону, а государственный грабеж называют «налогообложением» или «распределением ценностей»; давят постепенно прогрессивным налогом на прибыль, которым облагается большинство самых преуспевающих бизнесменов, а в итоге стремятся вывести всех людей на один уровень зависимости от сборщиков налогов. Я не мешал ему изливать душу: во-первых, хотел, чтобы он выговорился, а во-вторых, потому, что он говорил правду, и я был с ним согласен.