Пляска на бойне - Блок Лоуренс (книги полностью TXT) 📗

— Как вы думаете, у многих людей может быть целых тридцать фильмов?

— Нет, — ответил он. — Точно не скажу, но думаю, что редко у кого найдется больше десятка. Это не считая учебных и спортивных. Или порнографии, но я этим не торгую.

— Я вот к чему клоню — не был ли тот жилец, владелец тридцати кассет, большим любителем кино?

— Конечно, никакого сомнения, — сказал он. — У этого типа были все три версии «Мальтийского сокола». Самая первая, с Рикардо Кортесом…

— Вы мне говорили.

— Да? Ничего удивительного, случай довольно редкий. Не знаю, где он все это добыл, — я никогда не видел их в каталогах. Да, конечно, он был большой любитель.

— Значит, он, наверное, брал фильмы и напрокат, кроме тех, которые у него были?

— А, понимаю, куда вы гнете. Да, пожалуй, так оно и есть. Покупают фильмы многие, но напрокат берут все.

— И жил он где-то по соседству.

— Откуда вы знаете?

— Если его квартирная хозяйка живет по соседству…

— А, ну да.

— Значит, он мог быть вашим постоянным клиентом.

Он задумался.

— Конечно. Очень возможно. Может быть, мы даже когда-нибудь болтали с ним о чернухе, только я ничего такого не помню.

— Но ведь все постоянные клиенты занесены у вас в компьютер, верно?

— Да, это очень облегчает жизнь.

— Вы сказали, что она принесла свою сумку с кассетами в начале июня. Значит, если он был постоянный клиент, он не должен был ничего у вас брать последние семь-восемь месяцев.

— Ну, таких окажется довольно много, — сказал он. — Люди переезжают, умирают, какие-нибудь накурившиеся юнцы крадут у них видики. Или они начинают ходить в другой пункт по соседству, а ко мне больше не заходят. У меня есть клиенты, которых я не вижу по нескольку месяцев, а потом они вдруг появляются снова.

— Как я по-вашему, сколько у вас клиентов, которые ничего не брали с июня?

— Представления не имею, — сказал он. — Но, конечно, могу выяснить. Вы не присядете? Или пошарьте по полкам, глядишь, и найдете что-нибудь такое, что вам захочется посмотреть.

Когда он вышел ко мне снова, был уже одиннадцатый час, но в дверь так никто и не постучал.

— Я же говорил, что по утрам здесь никого не бывает, — сказал он. — Нашел двадцать шесть человек. Это те, кто ничего не брал с четвертого июня, но брал по меньшей мере одну кассету за первые пять месяцев этого года. Конечно, если он долго болел или лежал в больнице…

— Давайте начнем с того, что у вас есть.

— Хорошо. Я переписал фамилии и адреса, и еще телефоны, если они указаны. Многие не говорят номера своих телефонов, особенно женщины, и я их понимаю. У меня есть еще номера кредитных карточек, но их я не стал переписывать: считается, что это конфиденциальная информация. Хотя, думаю, на это можно бы посмотреть сквозь пальцы, если вам не удастся разыскать кого-то из них никаким другим способом.

— Не думаю, чтобы до этого дошло.

Он переписал фамилии на двух листках из блокнота. Я просмотрел их и спросил, не говорят ли они ему что-нибудь.

— Пожалуй, нет, — ответил он. — Я каждый день вижу столько людей, что запоминаю только постоянных посетителей, да и тех не всегда узнаю и не всегда помню фамилии. А что до этих двадцати шести, то я посмотрел, что они брали в прошлом году, — вот почему столько времени возился. Я думал, а вдруг хоть про кого-то можно будет определенно сказать, что он интересуется кино, и по тому, что он у меня брал, понять, что есть у него дома, но я ничего такого не нашел.

— И все-таки попробовать стоило.

— Я так и подумал. Почти уверен, что это был мужчина: та квартирная хозяйка говорила про своего жильца «он». Среди этих двадцати шести есть женщины, но на всякий случай я записал и их.

— Хорошо. — Я сложил листки и сунул в карман пиджака. — Простите, что побеспокоил вас. Я вам очень благодарен.

— Ну, если подумать, с каким удовольствием я смотрю на ваших парней в кино, то как я мог вам не помочь? — усмехнулся он, потом его лицо стало серьезным. — Вы хотите разоблачить банду, которая занимается порнографией? В этом все дело, да?

Видя мои колебания, он заверил, что поймет, если я ничего не скажу, но попросил хотя бы, когда дело будет раскрыто, заглянуть к нему и рассказать, чем оно кончилось.

Я пообещал.

У меня было двадцать шесть фамилий, и только одиннадцать из них — с номерами телефонов. Я начал с телефонов, потому что это намного легче, чем таскаться по всему городу. Но у меня ничего не получилось: я никуда не мог дозвониться, а если дозванивался натыкался на автоответчик. Таких случаев было три — один раз я услышал целое шуточное обращение, а два раза автомат просто повторял последние четыре цифры номера и предлагал мне записать свое сообщение. По поводу четырех телефонов компьютер телефонной сети сообщил мне, что номера отключены. Один раз он сообщил новый номер, я записал его и позвонил, но никто не ответил.

Когда я наконец услышал человеческий голос, то сначала даже растерялся. Быстро заглянув в список, я сказал:

— Это мистер Аккардо? Джозеф Аккардо?

— Я слушаю.

— Вы постоянный клиент нашего пункта видеопроката… — Как же он называется? — …На углу Бродвея и Шестьдесят Первой.

— Угол Бродвея и Шестьдесят Первой? — переспросил он. — Это который?

— Рядом с баром «Мартин».

— А, да, конечно. В чем дело — я что-то не вернул?

— Нет-нет, — ответил я. — Я просто обратил внимание на то, что вы уже несколько месяцев ничего не брали, мистер Аккардо, и хотел пригласить вас зайти и посмотреть наши новые поступления.

— Ах, вот как? — удивленно сказал он. — Что ж, очень любезно с вашей стороны. Обязательно это сделаю. Я теперь хожу в другой пункт, около моей работы, но как-нибудь вечером постараюсь к вам заглянуть.

Я повесил трубку и вычеркнул Аккардо из списка. Оставалось двадцать пять человек, и похоже было, что за ними придется побегать.

Около половины пятого я решил, что на сегодня хватит. К этому времени мне удалось вычеркнуть еще десять фамилий. Дело шло медленно — медленнее, чем я ожидал. Все адреса находились более или менее поблизости, пешком можно дойти, так что с этим затруднений не было, но выяснить, живут ли еще по этим адресам те, кто меня интересует, или нет, оказалось не так легко.

В пять я вернулся к себе в отель, принял душ, побрился и уселся перед телевизором. В семь встретился с Элейн в марокканском ресторанчике на Корнелия-стрит в Гринич-Виллидж. Мы заказали себе кускус. Она сказала:

— Если еда будет такая же вкусная, как здесь пахнет, то нам повезло. А знаешь, где в мире лучше всего готовят кускус?

— Не знаю. В Касабланке?

— В Уолла-Уолла.

— А-а.

— Не сообразил? Кускус. Уолла-Уолла. А если хочешь поесть кускус в Германии, надо ехать в Баден-Баден.

— Теперь, кажется, понял.

— Я знала, что поймешь, ты же у нас умник. А где можно поесть кускус на острове Самоа?

— В Паго-Паго. Извини, пожалуйста, я на минуту выйду, мне надо пи-пи.

Кускус был потрясающий, порции — просто огромные. За едой я рассказал ей, как провел день.

— Сплошное огорчение, — сказал я. — Не мог же я по табличкам на дверях установить, живут ли там люди, которых я ищу, или нет.

— Да уж только не в Нью-Йорке.

— Еще бы. Очень многие не указывают свою фамилию на табличке из принципа. Наверное, меня это не должно удивлять, ведь я член общества, где особо ценится анонимность, но кое-кто счел бы это странным. А у Других указаны фамилии, но это не их фамилии, потому что им сдают квартиру незаконно и они не хотят, чтобы это стало известно. Так что если я разыскиваю, скажем, Билла Уильямса…

— Это будет Уильям Уильямс, — сказала она. — Король кускуса в Уолла-Уолла.

— Он самый. Если его фамилия не указана на табличке, это не значит, что он там не живет. А если указана, то это тоже ничего не значит.

— Бедный мальчик. Так что ты делаешь — разыскиваешь управляющего домом?

— Если он живет в этом же доме. Только чаще всего, когда дом небольшой, он там не живет. И его, кстати, тоже может не оказаться на месте. А уж если на то пошло, то и управляющий необязательно знает фамилии своих жильцов. В общем, остается звонить в двери, стучаться и расспрашивать людей, которые большей частью мало что знают о своих соседях и ничуть не рвутся поделиться своими знаниями.