Умереть в любой день после вторника - Браун Картер (книги хорошего качества .txt) 📗
Барри тщательно выбил табак из трубки, а затем зажег спичку, позволив ей гореть между его большим и указательным пальцами.
— Я не припоминаю никакого такого отчета, мистер Холман. Но я, конечно, проверю. Прошу меня извинить.
Он вышел из кабинета, а я, оставшись один, закурил, скрестив пальцы. Это была всего лишь интуитивная догадка, но я считал ее вполне логичной. Сама идея о преступном сговоре всех трех жен после того, как каждая из них позвонила Сэму, умышленно снабдив его подробностями своей интимной жизни — просто, чтобы довести его до бешенства, — была слишком фантастичной. Я склонялся к версии Сэма: кто-то, должно быть, воспроизвел голоса и интонацию его бывших жен. Но чтобы проделать это, требовалась подробная информация об их личной жизни, а дать ее запросто могут в Детективном агентстве Трашмена.
Барри вернулся в кабинет и, усевшись за стол, улыбкой выразил сожаление.
— Никакого отчета. Возможно, кто-то ошибочно сослался на нас. Или намеренно направил вас по ложному следу. Я знаю, как часто это случается в нашем деле!
— А как поживает мистер Хагилл? — участливо осведомился я.
— Мистер Хагилл? — переспросил он. — Боюсь, что я не совсем понимаю…
— Ваш компаньон, — подсказал я. — Он является также другом моего клиента и его личного менеджера — Сони Майер.
— Неужели? — Он зажег еще одну спичку, но позабыл раскурить трубку.
— Лейтенант Сантана ведет расследование этого убийства, — объяснил я. — Если я сообщу ему, что, возможно, вы составили конфиденциальный отчет о бывших женах Сорела, он прижмет вас как следует, чтобы выбить из вас нужные ему сведения. — Я печально покачал головой. — Этот Сантана! Это тот еще тип — человек из Миссури, короче, он не удовлетворится вашим словом, мистер Барри. — Я сочувственно пожал плечами. — Вы ведь не захотите осложнений с полицией? Не так ли?
Он выбил свежий, нетронутый табак из своей трубки в медную пепельницу и принялся набивать ее снова. Может, ему и надоели наши словопрения, но он не показывал этого. Затем он мягко откашлялся.
— Роджер сказал, что если вы объявитесь здесь, в кабинете, — это будет служить доказательством, что вы не совсем… э… хм… не такой уж идиот, как он подумал о вас вчера. Он сказал также, что увидится с вами сегодня вечером в одиннадцать часов в своем доме.
— Это большая жертва с его стороны — уделить время такому идиоту, как я, — проворчал я. — Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном и сейчас же позвоню лейтенанту?
— Дайте мне сперва несколько минут. — Он открыл верхний ящик письменного стола, вытащил оттуда папку и осторожно положил перед собой. — Здесь лежит отчет одного из наших лучших оперативников — вы могли бы сказать, что он гений наружного наблюдения. Некоторые из наших других оперативников считают его вообще человеком-невидимкой. Я думаю, что они, конечно, преувеличивают, но не слишком.
Он открыл папку и перелистал первые страницы.
— Вот он. Я выделю только самое существенное. Объект покинул ресторан в 8.10 вечера, поехал в Западный Голливуд и так далее. Вошел в многоквартирный дом через черный вход в 8.28 вечера. Объект вышел из дома тем же путем в 8.42 вечера. — Мистер Барри закрыл папку и одарил меня быстрой сочувственной улыбкой. — Здесь все подробности, мистер Холман. Вы все еще хотите позвонить лейтенанту Сантане?
— Один из ваших оперативников висел у меня на хвосте вчера вечером… — Я едва не подавился, когда меня внезапно осенило. — И я его не заметил!
— Как я уже говорил вам, — Барри старался не слишком пыжиться, — по наружной слежке он почти гений. Естественно, он знал о вашей репутации, когда взялся за это задание. Он воспринял это как вызов — так я понял. Не было смысла отряхиваться, потому что я увяз по уши.
— Так что же выходит? — с раздражением бросил я. — Если я расскажу Сантане об этом отчете относительно бывших жен Сорела, вы, конечно, покажете ему отчеты вашего оперативника о моих передвижениях вчера вечером?
— Что-то вроде этого, я полагаю.
— Я считаю, вы должны представить меня вашему гениальному оперативнику, — сказал я с горечью. — Теперь, когда я знаю, что он все время был рядом со мной, мы сможем ездить в одной машине и сбережем его расходы.
— Вы узнаете, что он в машине, если, конечно, увидите его. — Барри хмыкнул. — Но боюсь, что Роджеру больше не понадобятся его услуги.
— Вы хотите сказать, что он получил то, что хотел?
Он кивнул с самым безмятежным видом.
— С другой стороны, — заметил он, — будьте осторожны. Я уверен, что за вами числится не один грешок, который можно раскопать.
— Заплатите мне десять центов за каждый, и я перечислю их вам, — проворчал я.
— Что ж, не очень-то приятно было беседовать с вами, мистер Барри.
— А я, должен признать, получил большое удовольствие от того, что немного поболтал с вами, мистер Холман. — На этот раз он действительно набил трубку и удовлетворенно запыхтел ею. — Не так уж часто Роджер позволяет мне участвовать в своих играх.
Выйдя из конторы Детективного агентства, я поплелся в ближайший бар. Чтобы справиться с потрясением, я нуждался в изрядном глотке спиртного. Если и в дальнейшем меня ждут подобные сюрпризы, то самое время подыскать какую-нибудь другую работенку, например, подбрасывать реплики какому-нибудь комику в ревю. Наступило время ленча, но этот гений оперативник из агентства Трашмена отбил у меня аппетит, поэтому я решил вместо этого навестить блондинку, к которой не питал никаких симпатий.
На мой звонок в дверь никто не ответил. Я жал на кнопку минуты три, пока не вспомнил, что ее брат живет напротив. Когда я позвонил в третий раз, дверь, удерживаемая цепочкой, приоткрылась на целых пять дюймов. Фрэнк Марко бросил на меня подозрительный взгляд.
— Холман! — выпалил я.
— Тот, что был в кабинете вместе с лейтенантом вчера вечером.
— Ах да! — Он снял цепочку и распахнул дверь пошире. — Входите, мистер Холман. — Он быстро закрыл дверь, вернув цепочку на место. — Я подумал, что это очередной надоедливый репортер. Они буквально отравляют нам жизнь с самого раннего утра.
— Я хочу поговорить с вашей сестрой, — сказал я. Быстрым нервным движением он дотронулся до своей рассеченной и распухшей нижней губы.
— Бедная Андреа все еще страшно переживает из-за этого кошмарного убийства. Вряд ли бедняжке удалось хоть на миг сомкнуть глаза прошлой ночью. Конечно, я решительно настоял, чтобы она осталась здесь, со мной. — Драматическая дрожь сотрясла этого откормленного юнца. — Можете себе представить — находиться в той же квартире, где только что убили вашу самую близкую подругу? Это невыносимо!
— Где ваша сестра? — нетерпеливо перебил я.
— В гостиной, мистер Холман. Прошу вас, будьте с ней помягче. — Он быстро заморгал своими водянистыми голубыми глазками. — Она не… вполне… не совсем пришла в себя, если вы меня понимаете.
— Конечно, — отозвался я. — Я человек мягкий. А теперь мы можем повидать ее?
Гостиная, куда мы вошли, удивляла своей старомодной экстравагантностью — в духе Фрэнка Марко, и свисающее с потолка сооружение из маленьких цветных стеклянных шариков выглядело унылой рухлядью эпохи поколения «детей-цветов». [4] Андреа Марко сидела на кушетке, покрытой изрядно поизносившимся тайским шелком жуткого лилового цвета. На ней был черный шелковый халат, доходивший до лодыжек. В таком виде она вполне могла бы сойти за участницу похоронной процессии, но по виду у нее явно не хватило бы на это сил. Ее длинные белокурые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, весь ее лоск улетучился. На ее изможденном лице жили только горящие глаза, обведенные темными кругами.
— Убирайтесь! — злобно прошипела она. — Только один вопрос, — сказал я.
— Это вы вчера навели Сорела на Линду, и я никогда не прощу вам этого, Холман.
Но тут вступил ее братец со своим дрожащим, пронзительным голоском:
— Андреа, дорогая, ты ведь не знаешь, так ли это!
4
«Дети — цветы» — группа западной молодежи — битники, хипстеры, нудисты, рокеры, представители богемного стиля, отстаивавшие так называемые «новые гуманные ценности» (свободное волеизъявление, естественное развитие, культ искусства и наслаждения) в противовес гонке вооружений, культу богатства, карьеризма и рационализма. Пик движения «детей-цветов» приходится на начало и середину 60-х годов, в то время как события в романе разворачиваются в конце 60-х.