Частный детектив Выпуск 3 - Квентин Патрик (серия книг TXT, FB2) 📗

Здесь появилась барышня с молодым человеком. Они были похожи друг на друга и оживленно разговаривали. Парню было лет двадцать. Он был из тех молодых людей, которые немножко бунтуют и слегка протестуют против существующего устройства мира, но не настолько, чтобы порвать с роскошной жизнью в родительском доме. Девушке было лет пятнадцать, мысль о каком–либо бунте не умещалась в ее голове.

— Ой, простите! — воскликнула она. — Мы не знали, что у нас гости!

На ней были джинсы и светло–желтая рубашка. Ее брат был одет точно так же.

— Мой сын Джонатан, — представил его ван Хурен. — А это моя дочь Салли…

Я встал и протянул девушке руку.

— Вам когда–нибудь говорили, что вы вылитый Эдвард Линкольн? — улыбнулась она.

— А как же, — ответил я. — Ведь, собственно, это я и есть.

— Вы? Ну конечно, конечно! Господи, это и правда вы! — И добавила осторожно, как будто боясь, что ее разыгрывают: — В самом деле, мистер Линкольн?

— Мистер Линкольн, — успокоил ее отец, — друг миссис Кейсвел.

— Тети Нериссы? Да, я помню! Она говорила, что хорошо вас знает. Она ужасно милая, правда?

— Правда, — согласился я и сел.

Джонатан смотрел на меня бесстрастным взглядом.

— Я не смотрю фильмы подобного рода, — заявил он.

Я улыбнулся. Я привык к заявлениям подобного рода.

Я слышу их минимум раз в неделю. И знаю, что лучший ответ на них — молчание.

— А я наоборот! — воскликнула Салли. — Я видела почти все. Скажите, в «Шпионе, который прошел страну» вы сами ездили на лошади? Так писали в афишах.

Я утвердительно кивнул.

— Вы ездили без мундштука. Разве с мундштуком было бы не лучше?

Я невольно засмеялся.

— Нет, не лучше. По сценарию у лошади были мягкие губы, но у той, которую мне дали, они были очень твердые.

— Салли прекрасно ездит верхом, — заметила ее мать, — она получила первый приз на пасхальных скачках для юниоров.

— Кубок Резедовой Скалы, — уточнила Салли.

Это название ничего мне не говорило, но присутствующие явно рассчитывали на то, что это произведет на меня впечатление. Они выжидающе молчали, пока Джонатан не произнес:

— Так называется наш золотой рудник.

— Я понятия не имел, что у вас есть золотой рудник. — Я сказал это почти тем же тоном, каким отец, а потом сын заявили, что не смотрели ни одного моего фильма. Квентин ван Хурен въехал в это сразу.

— Понимаю, — сказал он, — не хотели бы посмотреть, как такой рудник выглядит?

По изумленным глазам остальных членов семьи я понял, что предложенное было таким же невероятным, как то, что я по собственной воле, без принуждения, согласился на пресс–конференцию.

— Я был бы очень рад, — сказал я, — действительно, рад.

— В понедельник утром я лечу в Уэлком, — сказал он. — Там он находится… Я пробуду в поселке неделю, а вы вернетесь вечером.

Я повторил, что с удовольствием съезжу.

После ужина наши отношения потеплели настолько, что супруги ван Хурены и Салли решили ехать в воскресенье в Гермистон, чтобы посмотреть на лошадей Нериссы. Джонатан сослался на неотложные дела.

— Интересно, какие? — ехидно спросила Салли.

Джонатан не ответил на этот вопрос.

Глава 7

Пятница была бедна на интересные политические события, и поэтому газеты уделили происшествию с Катей чрезвычайно много места. Редко случается, чтобы в таком спектакле участвовал журналист, так что приключения репортерши оказались на первых страницах.

Одна из газет даже высказала подозрение, что вся эта история была подстроена для рекламы, и только в последний момент что–то не получилось. Однако в этой же статье подозрение и опровергалось.

Читая ее, я подумал, сколько народу поверит этой версии. В конце концов, я и сам сомневался, особенно, когда вспоминал лукавую улыбку репортерши. У меня не было уверенности, что она сама не подстроила все это. При участии Родерика, разумеется.

Вряд ли она стала бы рисковать своей жизнью. Но она могла и не понимать, насколько это опасно.

Я взялся за «Рэнд Дейли Стар», чтобы узнать, как все это выглядит в изложении Ходжа. Оказалось, он написал целый очерк. Назывался он: «Наш корреспондент Родерик Ходж рассказывает». Если не считать довольно эмоционального начала, статья была довольно сдержанная, однако и Родерик, даже резче чем остальные, подчеркнул, что если бы в последний момент Катя не взяла микрофон, жертвой стал бы я.

Наверное, он подчеркнул это, чтобы материал казался сенсационнее, а, впрочем, кто знает?

Кисло улыбаясь, я дочитал статью до конца. Катя, как сообщал ее поклонник, провела ночь в больнице, но чувствовала себя нормально.

Я отложил газеты, принял душ и побрился. Пока я занимался всем этим, я пришел к двум выводам: во–первых, что я до сих пор ничего не знаю, во–вторых, что мне трудно что–либо сообщить Нериссе, потому что вместо фактов у меня одни домыслы.

Внизу, у администратора, я попросил, чтобы мне устроили прогулку верхом по какой–нибудь приятной местности и приготовили пакет с провиантом.

— С удовольствием, — сказал портье, и через два часа я уже находился в сорока километрах к северу от Иоганнесбурга верхом на скакуне, который, наверное, помнил лучшие времена; глубоко вдыхая чудесный мягкий воздух, я ехал по дороге. Хозяева коня настояли, чтобы меня сопровождал их конюх, но английского он не знал, а я не знал банту, поэтому его присутствие не мешало мне. Звали его Джордж, он был неплохим наездником, а с его губ, похожих на два банана, не сходила улыбка.

Мы доехали до перекрестка, у которого стоял лоток с отличными апельсинами, ананасами и очень симпатичной продавщицей.

— Наартйес, — сообщил Джордж.

Я пожал плечами, показывая, что не понял. Актер, по крайней мере, должен уметь выражать свои чувства без слов. Это иногда может пригодиться.

— Наартйес, — повторил Джордж, спешился и, держа лошадь под уздцы, пошел к киоску. Я дал ему бумажку в пять рэндов. Он ответил улыбкой, быстро все уладил и вернулся с сеткой, наполненной наартйес, двумя зрелыми ананасами и большей частью суммы, которую я ему дал.

Мы остановились на отдых, поделили холодного цыпленка из моего пакета, съели по ананасу и запили все это яблочным соком. Наартйес были просто великолепны. Они напоминали большие мандарины с толстой кожей в зеленую крапушку.

Негр уселся на расстоянии добрых пятнадцати шагов от меня. Я пригласил его жестом поближе, но он отказался.

То рысью, то коротким галопом по степи, покрытой жесткой бурой травой, подъехали мы к дому и пустили лошадей шагом, чтобы дать им остыть. Оказалось, что мы вернулись с другой стороны, описав круг.

За почти целый день я заплатил десять рэндов, получив удовольствие на тысячу. Я дал Джорджу пять рэндов на чай, а хозяин конюшни шепнул мне, что это слишком много. Джордж, улыбаясь до ушей, вручил мне сетку с апельсинами; он и хозяин конюшни долго махали мне вслед. Ах, была бы жизнь всегда такой бесхитростной, естественной и простой!

* * *

Конрад ждал меня в «Игуане». Он сидел в холле, и когда я появился, внимательно оглядел меня с головы до ног. Я был потным, пыльным и держал в руке сетку с фруктами.

— Господи, дорогуша, ты откуда? — спросил он.

— С прогулки верхом.

— Жаль, что камеры нет! — воскликнул он. — Выглядишь ты, как бродяга… Хорошо стоишь… свет сзади… ну и эти апельсины… Это надо будет как–то использовать в следующей картине. Жалко терять такой кадр.

— Ты рановато пришел, — сказал я.

— Я подожду здесь… Мне все равно где.

— Лучше пойдем наверх. Мне надо переодеться.

Мы поднялись в номер, и он безошибочно выбрал самое удобное кресло.

— Хочешь наартйес? — предложил я.

— Предпочел бы мартини, дорогуша.

— Так закажи.

Он позвонил в бар, а когда ему принесли выпить, я был уже под душем. Потом я вытерся жестким полотенцем, надел трусы и увидел, что он курит чудовищную сигару. Атмосфера в комнате напоминала лондонский клуб. Конрад просматривал утренние газеты.